Колин Декстер - Убийство на канале Страница 16

– Чисто мужские вопросы! – услышал он внутренний голос. – Именно такие и приходят в голову стареющим мужчинам вроде тебя, с нехорошим мнением о женщинах!

Было и еще одно общее соображение, которое, с точки зрения судебного права, казалось ему значительно осмысленнее и гораздо бесспорнее. Там, в самом судебном зале, весы действительно, как оказалось, слишком сильно отклонились в сторону от экипажа «Барбары Брей» и «презумпция невиновности» определенно отступила на задний план перед «допущением вины». Даже справедливого полковника подвели в какой-то степени его предрассудки: он заранее решил, что любое проявление озабоченности со стороны лодочников об исчезнувшей пассажирке (которую они считали утонувшей?), было высказано с «большим самообладанием», якобы чтобы подкрепить свое не совсем убедительное алиби. Он заранее решил, что они же – «все еще, видимо, сильно пьяные» (и надо понимать, продолжавшие опрокидывать стаканы с быстротой чемпионов по скоростной выпивке), успели провести злосчастную лодку по Темзе аж до Рединга, не обладая элементарной человечностью, чтобы сообщить кому бы то ни было о мелкой подробности – убийстве, совершенном ими между делом. Интересно (спросил себя Морс), напиваются ли преступники еще больше, когда вершат подобные бесчувственные дела, или трезвеют! Очень интересно…

И еще, было и третье соображение общего характера – оно ему казалось наиболее любопытным: по какой-то причине отпали обвинения против лодочников, как в краже, так и в изнасиловании. Не потому ли, что следствие было настолько уверено, что решило оставить только самое тяжкое из трех – обвинение в убийстве… ожидая (с полным основанием), что имеется достаточно доказательств, чтобы осудить Олдфилда с его экипажем за самое страшное преступление? А не наоборот ли, потому что не были уверены в своей возможности вынести приговор за меньшие преступления? Очевидно, как Морс смутно вспоминал из дней своего ученичества, ни изнасилование, ни кража не считались такими уж зловещими преступлениями в середине прошлого века, но… А возможно ли, что эти обвинения отпали, потому что вообще не было убедительных доказательств, их подкрепляющих? И если это так, не было ли обвинение в убийстве избрано прокурором только по одной единственной простой причине, а именно – оно предоставляло единственную надежду, что лодочники понесут заслуженное наказание?

Бесспорно, что касается группового изнасилования, доказательства определенно были неубедительны, как признал и судья на первом процессе. А кража? Кражу обуславливает тот факт, что жертва обладает чем-то, что стоит украсть. Так что же имела несчастная Джоанна с собой или в своих чемоданах, ради чего стоило совершить это преступление? Данные, в конце концов, указывают на то, что у нее не было и гроша ломаного. Деньги, которыми она оплатила поездку, были посланы ей мужем из Лондона. И даже поставленная перед страшным риском путешествовать с экипажем из похотливых пьяниц – по крайней мере, с момента прибытия в Банбери – она не сменила, и не могла сменить транспорт, чтобы добраться до своего супруга, который ждал ее на Эджвер-Роуд. Тогда? Что из того, чем она обладала, могло быть украдено?

И потом, опять эти туфли! Она нарочно, что ли, оставила их на борту? Неужели ей было приятно ощущать лошадиный навоз между пальцами, идя по бечевнику, подобно босоногому хиппи, вышедшему на заре погулять вокруг Стоунхенджа по грязи? Очень странен был тот судебный процесс!

Чем больше думал об этом Морс, тем больше вопросов возникало в его голове. В своей жизни ему приходилось сталкиваться со многими случаями, когда данные судебных экспертиз и патологоанатомов оказывали ключевое значение на исход судебного дела. Но сейчас его не особенно восхищали заключения, которые (предполагается) были выведены из более-менее научных фактов, предоставленных доктором Самюэльсом. По мнению Морса (который, надо признаться, вообще не имел медицинских или научных титулов) разрывы на одежде и описанные ранения, вероятнее всего, были нанесены таким способом, как если бы нападающий стоял за спиной Джоанны и стискивал левой рукой ее левую кисть, а правая рука (ее) была с силой прижата к губам. Тогда ее пальцы почти наверняка оставили бы синяки на лице, отмеченные в описании.

Ну, а этот Джарнел? Обвинение, вероятно, сильно впечатлилось при первом заслушивании его показаний. Иначе почему они готовы были отложить судебный процесс на целых шесть месяцев… ради одного заключенного? Даже полковник не сохранил комментариев! Тогда почему, когда он предстал перед судом, как и полагается, чтобы рассказать свою историю, никто не пожелал его выслушать? Существовало ли нечто, некий факт, который заставил суд отбросить, или хотя бы пренебречь откровениями, которые его сокамерник Олдфилд сделал? Потому что, какие бы обвинения не предъявлялись Олдфилду, его нельзя было упрекнуть в непоследовательности. Трижды после смерти Джоанны он утверждал, что она «невменяема», что «не в себе», что у нее «с головой не все в порядке». И так выглядело, что не было расхождений и в утверждении членов экипажа, что, по меньшей мере, один раз (что не означает ли два раза?) им приходилось спасать Джоанну при попытке утопиться. Единственный важный момент, раскрытый Джарнелом, состоял в том, что Олдфилд не только настаивал, что невиновен, но также пытался свалить всю ответственность на остальных. Бесспорно, недостойное похвалы деяние! Но если сам Олдфилд был невиновен, на кого другого он мог указать, как на виновного? Во всяком случае, в то время никто не выразил готовность обратить внимание ни на слова Джарнела, ни на слова Олдфилда. А что если они были правы? Либо один из них был прав?

Одна любопытная мысль пролезла в сознание Морса и угнездилась где-то в его мозге – о будущих действиях. И еще одна – более значимая: не стоит забывать, что он просто развлекается, просто пытается заполнить пустоту нескольких дней вынужденного безделья; играть с этой мелкой задачкой – все равно, что решать кроссворд. И только немного смущал один факт: каким образом оказалось, что гири на весах правосудия в течение всего времени были сложены на чаше против пьяниц, убивших Джоанну Франкс.

А навязчивые сомнения все не оставляли его.

А что, если они…

Глава семнадцатая

Писатели детективов склонны искать в любом убийстве сложности и загадки, отвергая очевидного подозреваемого. Они не останавливаются, пока не находят новое, удобное им объяснение.

Мысль о том, что экипаж мог быть не виновен в убийстве Джоанны Франкс, оказалась одной из тех безрассудных догадок, которые испаряются с восходом солнца на чистую голову. Потому что, если не они были исполнителями, то кто это мог быть? Все равно Морс был почти уверен, что если бы процесс проходил одним веком позже, обвинение не было бы так категорично. Естественно, в те времена приговор судебных заседателей выглядел бесспорным и удовлетворительным, особенно для враждебно настроенной толпы, заполнившей улицы и жаждавшей крови.

Но надо ли было доводить до такого приговора? Разумеется, косвенные подозрения были таковы, что можно было отправить на виселицу и святого, но не было ни одной прямой улики, не так ли? Не было свидетелей убийства, не было известно, как его совершали, не было достаточно убедительного мотива – почему? Был только интервал времени, было место и Джоанна в воде, влекомая течением по «Каналу Герцога» много лет назад.

Конечно, если не считать каких-нибудь пассажей в показаниях, которые не упоминаются в книге – на первом или втором процессе. Полковник, очевидно, много больше интересовался распущенными нравами лодочников, чем необходимостью улики подкреплять доказательствами, и, может быть, просто опустил подтверждающие показания некоторых свидетелей, которые могли бы явиться в суд.

Может, будет интересно в этой безобидной игре, которая его захватила, бросить быстрый взгляд на те судебные регистры, если они все еще существуют, или на соответствующие номера журнала «Оксфордский дневник» Джексона, которые несомненно существуют, отснятые на микрофильмы в Центральной библиотеке в Оксфорде. (А вероятнее всего и в «Бодли»!). Но, так или иначе, он еще не прочел до конца книгу полковника. Может быть, ее последние волнующие эпизоды раскроют некоторые очень интересные вещи!

И он взялся их отыскать.

Вскоре после этого он почувствовал, что у его кровати стоит Фиона, от которой исходил неопределенный запах лета и другой, гораздо более отчетливый – дезинфекции. Потом она села на его постель и он ощутил ее прикосновение, когда она наклонилась и глянула через его плечо.

– Интересна ли?