Джон Гришэм - Дело о пеликанах Страница 19

— Какие-либо имена?

— Всего два. Некий человек по имени Прайс из Айдахо и другой по имени Маклоуренс из Вермонта. Вот все имена, что известны мне. Я думаю, оба они — федеральные судьи. Больше ничего.

— Что насчет расследования?

— Я слышал не много, но буду держать нос по ветру, как обычно. Похоже, что тут мало что происходит.

— Что-нибудь еще?

— Нет. Когда ты поместишь это?

— В утреннем выпуске.

— Вот будет потеха!

— Спасибо, серж.

Солнце уже взошло, и в кафе прибавилось шума. Подошел Клив и сел рядом с отцом.

— Ну что, ребята, закругляетесь?

— Да, — ответил сержант.

Клив посмотрел вокруг.

— Думаю, нам надо уходить. Грантэм идет первым, я — за ним, а папка может оставаться здесь сколько захочет.

— Очень великодушно с твоей стороны, — сказал сержант.

— Благодарю, ребята, — на ходу бросил Грантэм, направляясь к выходу.

Глава 12

Вереек, как всегда, опаздывал. За все двадцать три года их дружбы он никогда не появлялся вовремя и никогда не ограничивался лишь несколькими минутами опоздания. Он не имел представления о времени и не беспокоился о нем. Он носил часы, но никогда не смотрел на них. Опоздать значило для Вереека прийти позднее по меньшей мере на час, иногда на два, особенно когда ждет друг, который знает о его привычках и простит.

Таким образом, Каллаган уже час сидел в баре, что, впрочем, вполне устраивало его. После восьми часов наукообразных дебатов он презирал конституцию и тех, кто преподавал ее. Ему необходимо было выпить, и после двух двойных порций шиваса со льдом он почувствовал себя лучше. Он видел свое отражение в зеркале за рядами спиртного и, всматриваясь в происходящее вдали за спиной, ждал появления Гэвина Вереека. Неудивительно, что его друг не смог пробиться как частный адвокат, у которого жизнь расписана по минутам.

Когда была подана третья двойная порция, через час и одиннадцать минут после назначенного времени, Вереек неспешно подошел к бару и заказал пива.

— Извини, я опоздал, — сказал он, пожимая руку Каллагану. — Я знал, что ты оценишь возможность побыть наедине со своим шивасом.

— Ты выглядишь уставшим, — сказал Каллаган, присмотревшись к нему, — старым и измотанным.

Вереек сильно постарел и прибавил в весе. Его залысины стали на дюйм больше со времени их последней встречи, а на бледном лице сильно выделялись темные круги под глазами.

— Сколько ты весишь?

— Не твое дело, — сказал он, не отрываясь от бутылки пива. — Где наш столик?

— Он заказан на восемь тридцать. Я полагал, что ты опоздаешь не меньше чем на полтора часа.

— В таком случае я пришел раньше.

— Можно сказать, да. Ты с работы?

— Я теперь живу на работе. Директор намерен выжимать из нас по сто часов в неделю, не меньше, пока что-нибудь не проклюнется. Я сказал жене, что буду дома к Рождеству.

— Как она?

— Прекрасно. Очень терпеливая леди. Мы ладим друг с другом гораздо лучше, когда я на работе.

Она была его третьей женой за семнадцать лет.

— Мне бы хотелось увидеть ее.

— Не стоит. Я женился на первых двух из-за секса, и он им нравился настолько, что они делились им с другими. На этой я женился из-за денег, и тут не на что смотреть. Она не произведет на тебя впечатления.

Он опорожнил бутылку.

— Я сомневаюсь, смогу ли я дотянуть до ее смерти.

— Сколько ей лет?

— Не спрашивай. Я действительно люблю ее, ты знаешь. Честно. Но теперь, после двух лет совместной жизни, я понимаю, что у нас нет ничего общего, кроме обостренной чувствительности к курсу акций на рынке.

Он посмотрел на бармена:

— Еще бутылку пива, пожалуйста.

Каллаган усмехнулся и сделал глоток из своего стакана.

— Сколько она стоит?

— Не совсем столько, как я думал. На самом деле я точно не знаю. Что-нибудь около пяти миллионов, мне кажется. Она рассталась с первым и вторым мужьями, а во мне ее привлекла, я думаю, неизведанная возможность побывать замужем за простым средним американцем. Это, а также секс просто великолепны, как говорит она. Они все говорят это, ты знаешь.

— Ты всегда клевал на таких, Гэвин, даже в юридической школе. Ты привлекаешь неуравновешенных и склонных к депрессии женщин.

— А они привлекают меня.

Он приложился к бутылке и наполовину опустошил ее.

— Почему мы всегда едим в этом месте?

— Не знаю. Это своего рода традиция. Она возвращает нас во времена юридической школы.

— Мы ненавидели ее, Томас. Все ненавидят ее. И все ненавидят адвокатов.

— Хорошенькое же у тебя настроение.

— Извини. Я спал всего шесть часов с тех пор, как они обнаружили трупы. Директор визжит на меня по пять раз на день. Я визжу на всех, кто стоит ниже меня. И все это — один большой свинарник.

— Допивай, старик. Наш столик готов. Давай выпьем, поедим и поговорим. И попытаемся приятно провести эти несколько часов.

— Я люблю тебя больше, чем свою жену, Томас. Ты знаешь об этом?

— Это ни о чем не говорит.

— Ты прав.

Они прошли за метрдотелем к небольшому столику в углу, который они заказывали всегда. Каллаган повторил заказ на спиртное и объяснил, что с едой они не спешат.

— Ты видел эту чертову писанину в «Пост»?

— Да, видел. От кого просочились эти сведения?

— Кто знает. Директор получил список в субботу утром лично из рук президента с совершенно недвусмысленными требованиями в отношении секретности. В последующие дни он не показывал его никому, но тем не менее сегодня утром выходит эта статья с именами Прайса и Маклоуренса. Войлз был вне себя от ярости, когда позвонил президент. Он сорвался в Белый дом, и между ними произошла небольшая драчка. Войлз пытался напасть на Флетчера Коула, но был остановлен Льюисом К.О. Сцена была отвратительная.

Каллаган внимал каждому его слову.

— Это очень хорошо.

— Я рассказываю тебе это для того, чтобы позднее, после нескольких стаканов вина, ты не ждал от меня остальных имен из этого списка. Я стараюсь быть твоим другом, Томас.

— Продолжай.

— В любом случае утечка не могла произойти у нас. Это невозможно. Она должна была произойти в Белом доме. В нем полно людей, которые ненавидят Коула, и все утекает оттуда, как из гнилой трубы.

— Возможно, утечку организовал сам Коул.

— Может быть, и так. Он скользкий ублюдок, и кое-кто считает, что он раскрыл имена Прайса и Маклоуренса для того чтобы напугать всех, а затем уже назвать двух кандидатов, которые покажутся более умеренными. Это похоже на него.

— Я никогда не слышал о Прайсе и Маклоуренсе.

— Ну слушай. Оба они очень молоды, им слегка за тридцать. Мы еще не проверяли их, но они, похоже, являются радикальными консерваторами.

— А остальные в этом списке?

— Ты торопишься. Я пропустил всего два пива, а вопрос уже сорвался у тебя с языка.

Официант принес напитки.

— Я хочу немного грибов с крабами, — сказал ему Вереек, — так, на закуску. Я умираю от голода.

Каллаган передал свой пустой стакан.

— Принесите мой заказ тоже.

— Больше не спрашивай, Томас. Ты можешь вынести меня отсюда часа через три, но я все равно не скажу. Давай договоримся, что Прайс и Маклоуренс являются типичными фигурами для всего списка.

— Все неизвестные личности?

— В основном да.

Каллаган медленно потягивал скотч и качал головой. Вереек скинул пиджак и ослабил галстук:

— Давай поговорим о женщинах.

— Нет.

— Сколько ей лет?

— Двадцать четыре, но очень зрелая.

— Ты мог быть ее отцом.

— Мог. Чем черт не шутит.

— Откуда она?

— Из Денвера. Я уже говорил тебе об этом.

— Я люблю западных девочек. Они такие независимые и нетребовательные. И к тому же склонны носить «Ливайс» и иметь длинные ноги. Я, наверное, женюсь на такой. У нее есть деньги?

— Нет. Ее отец погиб в авиационной катастрофе четыре года назад, и мать получила хорошую компенсацию.

— Тогда у нее есть деньги.

— Ей хватает.

— Надо думать, что хватает. У тебя есть фото?

— Нет. Она не внучка и не пудель.

— Ну почему ты не захватил ее фотографию?

— Я скажу ей, чтобы она прислала тебе одну. Почему это тебя так развлекает?

— Умора. Великий Томас Каллаган, у которого было полно женщин, влюбился по уши.

— Я не влюбился.

— Это, должно быть, рекорд. Сколько уже, девять или десять месяцев? Ты поддерживаешь устойчивые отношения почти год, не так ли?

— Восемь месяцев и три недели, но не говори никому, Гэвин. Это нелегко для меня.

— Твоя тайная жена. Ну, расскажи подробнее. Какой у нее рост?

— Сто семьдесят, пятьдесят четыре килограмма, длинные ноги, джинсы в обтяжку, независимая, без претензий, этакая типичная западная девочка.

— Я должен найти себе такую. Ты собираешься жениться на ней?