Агата Кристи - Сверкающий цианид Страница 2

А Розмари? Ирис очень мало видела ее. Та почти и дома не бывала. Портнихи, коктейли, бридж…

Она задумалась о Розмари. А что, в сущности, она знала о ней? О ее вкусах, запросах, сомнениях? Страшно подумать, как мало ты иногда знаешь о человеке, с которым столько лет прожил под одной крышей. Большой близости между сестрами не было.

И все-таки надо подумать. Надо вспомнить. Сейчас это может пригодиться.

Итак, казалось, Розмари была счастлива…

До того самого дня — за неделю до свершившегося несчастья.

Ей, Ирис, никогда этого не забыть. Все всплывает с кристальной отчетливостью — каждая подробность и каждое слово. Сверкающий полированный стол, опрокинутый стул, знакомый торопливый почерк…

Ирис, закрывает глаза, и память возвращает ушедшее…

Она входит в комнату Розмари, неожиданно останавливается. Увиденное поражает ее! Розмари сидит подле стола, уронив голову на распростертые руки, и исступленно, неудержимо рыдает. Ирис никогда не видела плачущую Розмари — и эти горькие, неистовые рыдания напугали ее. Да, Розмари только что оправилась от инфлюэнции. Всего лишь день-два, как ей разрешили вставать. А кто не знает, как расшатывает нервы эта болезнь. И все-таки…

Ирис закричала по-детски, испуганно:

— Розмари, что с тобой?

Розмари выпрямилась, откинула с искаженного лица волосы. Не без труда ей удалось с собой справиться. Быстро сказала:

— Ничего… ничего… не гляди на меня так!

Встала и, не взглянув на сестру, выбежала из комнаты.

Ошеломленная, растерянная Ирис подошла к столу. Она увидела собственное имя, написанное рукой Розмари. Ей писали письмо?

Ирис наклонилась, перед ней синел лист писчей бумаги, исписанный крупным знакомым размашистым почерком, волнение и поспешность сделали почерк еще более размашистым.

«Дорогая Ирис!

Нет нужды писать завещание, в любом случае мои деньги переходят к тебе, хотелось бы лишь распорядиться кое-какими вещами.

Джорджу отдай приобретенные им драгоценности и эмалированную шкатулку, купленную в день нашей помолвки.

Глории Кинг — мой платиновый портсигар.

Мейси — лошадку китайского фарфора, которой она всегда восхищалась…»

Письмо прерывалось какой-то немыслимой закорючкой, душившие Розмари рыдания заставили ее бросить перо.

Ирис окаменела.

Что это значит? С какой стати Розмари заговорила о смерти? Она тяжело болела инфлюэнцей, но теперь ведь она поправилась. Да люди и не умирают от инфлюэнции — по крайней мере, это не часто случается, а о Розмари и говорить нечего. Она уже совсем выздоровела, только чересчур ослабла и осунулась.

Ирис снова пробежала глазами письмо, на этот раз ее ошеломили слова: «в любом случае мои деньги переходят к тебе…»

Итак, впервые речь зашла об условиях, поставленных Паулем Бенеттом в его завещании. Еще будучи ребенком, Ирис знала, что Розмари завещаны деньги дядюшки Пауля, что Розмари будет богатой, а она сама почти бедной. Но до этой минуты Ирис никогда не задавалась вопросом, что произойдет с этими деньгами в случае смерти Розмари.

Если бы ее об этом спросили, она бы ответила, что деньги перейдут к Джорджу — мужу Розмари, и тут же бы добавила, что лишь безумец может думать, будто Розмари умрет прежде, чем Джордж.

Но вот перед ней написанное черным по белому, рукой Розмари. После смерти Розмари она, Ирис, становится наследницей. Законно ли это? Ведь муж и жена получают оставленные деньги, но не сестра. Если, конечно, Пауль Бенетт не оговорил это в своем завещании. Да, видимо, так. Дядюшка Пауль распорядился, чтобы деньги, если умрет Розмари, перешли к ней. Не так уж это несправедливо…

Несправедливо? Слово поразило ее, как мгновенная вспышка. А справедливо ли, что все деньги дядюшки Пауля достались Розмари? Эта мысль давно таилась в глубине души. Несправедливо. Они же были сестрами, она и Розмари. Дети одной матери. Так почему же дядюшка Пауль все завещал Розмари?

Всегда все доставалось Розмари!

Вечеринки и платья, любвеобильные юноши и потерявший голову муж. Единственная за всю жизнь напасть — поразившая ее инфлюэнца. Да и та продолжалась не более недели!

Ирис стояла возле стола и не знала, как поступить. Злосчастный листочек бумаги — может, Розмари специально оставила, чтобы слуги увидели его?

Поколебавшись, Ирис взяла листок, сложила пополам и засунула в один из ящиков письменного стола.

После рокового дня рождения он был там обнаружен и послужил еще одним доказательством (если нужны были какие-то доказательства) удрученности Розмари, вызванного болезнью душевного смятения, которое и натолкнуло ее на мысль о самоубийстве.

Нервное истощение в результате инфлюэнции. К такому выводу пришло расследование, и установлено это было с помощью Ирис. Мотив, может быть, и недостаточно убедительный, но вполне вероятный и потому допустимый. В тот год свирепствовала какая-то особо страшная инфлюэнца.

Ни Ирис, ни Джордж и подумать не могли о существовании какой-либо другой причины.

А сейчас, при воспоминании о сделанном в мансарде открытии, Ирис не находит объяснения своей близорукости.

Все происходило у нее на глазах! А она ничего не видела, ни на что не обращала внимания!

Внезапный скачок мысли, и в глазах поразившая всех в день рождения трагедия. Не надо думать об этом. Все кончено — хватит. Забыть этот кошмар, и это расследование, и искаженное ужасом лицо Джорджа, и его налитые кровью глаза. Лучше вспомнить о том, что случилось в мансарде.

Со смерти Розмари миновало около шести месяцев.

Ирис по-прежнему жила в доме на Эльвестон Сквер. После похорон поверенный семейства Марло, слащавый старикашка со сверкающей лысиной и бегающими злобными глазками, побеседовал с Ирис. В выражениях, лишенных какой бы то ни было двусмысленности, он растолковал, что по завещанию Пауля Бенетта все его состояние наследуется Розмари, а в случае смерти последней переходит к ее детям. Если Розмари умрет бездетной, состояние полностью переходит к Ирис. Состояние, как разъяснил поверенный, очень крупное и полностью поступит в ее распоряжение, когда ей исполнится двадцать один год или после замужества.

Тем временем прежде всего ей надо было найти пристанище. Джордж и слышать не хотел об ее отъезде, и, по его предложению, миссис Дрейк — сестра ее отца, материальное положение которой было вконец подорвано собственным сыном (паршивой овцой в семейном стаде), должна была скрасить одиночество Ирис и сопровождать ее в обществе.

Ирис, довольная таким поворотом событий, охотно с этим согласилась. Она хорошо помнила тетушку Люциллу — милую, застенчивую старушку, всегда державшуюся особняком.

Итак, все было улажено. Решение Ирис остаться на Эльвестон Сквер растрогало Джорджа до глубины души, он заботился о ней, как о младшей сестренке. Миссис Дрейк не докучала Ирис своим обществом и потакала всем ее желаниям. В доме воцарилось спокойствие.

Минуло почти полгода, прежде чем Ирис обнаружила в мансарде это письмо.

В доме на Эльвестон Сквер мансарду превратили в кладовку, куда складывали отслужившую свою жизнь мебель, сундуки и различные чемоданы.

Однажды Ирис поднялась туда после бесплодных попыток отыскать милый ее душе старый красный пуловер. Она не носила траур по Розмари — так просил Джордж. Розмари всегда была против уныния. Ирис это помнила, поэтому не противилась и продолжала носить обычные платья, вызывая осуждение тетушки Люциллы. Та была старомодна и настаивала на соблюдении «благопристойности». Сама миссис Дрейк не снимала траура по мужу, скончавшемуся двадцать с чем-то лет назад.

Всякие ненужные платья, как знала Ирис, складывались в сундуке наверху Отыскивая пуловер, она начала перебирать разное барахло — юбки, ворох чулок, лыжные костюмы, пару купальных…

Вдруг ей попался старый халат Розмари, который каким-то образом уцелел и не был отдан знакомым вместе с остальными вещами покойной. Это был мужского покроя халат, отделанный шелком, с большими карманами. Ирис встряхнула его — халат был как новенький. Она аккуратно сложила его и снова положила в сундук. В этот момент в одном из карманов под рукой что-то зашуршало. Она сунула туда руку и извлекла смятый листочек бумаги. Увидела почерк Розмари, разгладила листок, прочитала.

«Леопард, дорогой, ты не сможешь понять… Не сможешь, не сможешь… Мы любим друг друга! Мы принадлежим один другому! Ты знаешь это так же, как я. Мы не можем расстаться и продолжать жить. Ты знаешь, что это невозможно, дорогой, — совсем невозможно. Ты и я принадлежим друг другу — отныне и навсегда. Я необычная женщина — что люди скажут, мне все равно. Главное — это любовь. Мы вместе уедем — и будем счастливы. Ты однажды мне сказал, что без меня жизнь покроется пылью и пеплом. Помнишь, Леопард, дорогой? А сейчас ты спокойно пишешь, что все это лучше закончить — во имя меня же. Во имя меня? Но я не могу без тебя жить! Мне жаль Джорджа — он всегда был нежен со мной, — но он поймет. Он возвратит мне свободу. Нехорошо жить вместе, если ты больше не любишь другого. Господь предназначил нас друг для друга, дорогой, — такова воля его. Мы будем удивительно счастливы — но требуется смелость. Я сама все расскажу Джорджу — я хочу быть честной, — расскажу после моего дня рождения.