Дженнифер Роу - Печальный урожай Страница 2

— Ну как? Уютно, правда? — Бетси с удовлетворением окинула взглядом изменившийся интерьер.

Анна вдруг почувствовала прилив нежности к матери. Старается изо всех сил, всё ради детей, а они принимают это как должное. И за каждого из них у неё душа болит: за отца, который сильно сдал, так что все дела пришли в расстройство; и за неё, Анну, после этой истории с Дамьеном; и за балбеса Родни; а теперь вот ещё за Криса с этой его курицей Сонси — даже прозвище у неё какое-то дурацкое. И всё же Бетси, как всегда, подтянута и элегантна, правда, теперь, в порыве нежности, Анна заметила тонкие морщинки у рта, в уголках глаз и впервые поняла, что мать устаёт и начинает стареть. Ещё бы, ведь она одна служит опорой шаткому семейному зданию.

— Бедная моя старушка! — Анна обняла её за плечи. — Дети у тебя не слишком удачливые, верно? Ну ладно, пойдём, напою тебя чаем, а потом приготовлю комнату для Кэт и Джереми.

Бетси благодарно взглянула на дочь.

— Чашечка чаю — восхитительно!

Они обогнули угол веранды и остановились у коридора, ведущего в гостиную.

— И кому взбрело в голову застеклить веранду? — сказала Анна. — С открытой верандой дом смотрится куда лучше.

— Да, пожалуй. Зачем тёте Алисе одной столько жилого помещения? Но во время сбора яблок веранда нас очень выручает. Иначе где бы мы все разместились? Итак, Крис и Сью будут там, Родни — с противоположной стороны веранды, а вот здесь, перед входом, поместим Ника и Джилл.

Анна бросила взгляд на раскладушки, стоящие изголовьями друг к другу вдоль стены. Для Джилл и Ника «медовый месяц» не предусмотрен, хотя живут они вместе столько же, сколько Кэт с Джереми — лет двенадцать-тринадцать. Но раз брак не официальный, значит, по понятиям Бетси, они не супруги и им полагается спать порознь. Домом владела Алиса Олкотт, но ежегодный сбор урожая организовывала и проводила Бетси Тендер, согласно своему сценарию.

В полутёмный коридор выходили двери всех комнат. Бетси с Уилфом обычно располагались в большой спальне слева. Прежде это была комната родителей Алисы. Бетси признавалась, что, когда она была девочкой, эта комната пугала её своей непомерной величиной. Анна тоже с детства не любила это помещение: говорят, после смерти отца Алисы под кроватью, за отставшей половицей, нашли тайник, где в жестяной коробке хранились его завещание и куча золотых монет. Теперь спальню заставили лишней мебелью, но от этого она не стала менее унылой. Гнетущее впечатление только усугубляли дубовая кровать во всю стену и массивный резной гардероб напротив. Комната тянулась вдоль всего коридора, если не считать маленькой бельевой перед входом в гостиную; в этой каморке стоял шкаф, забитый множеством льняных простынь, наволочек с кружевами и обтянутыми пуговицами, вышитых скатертей и салфеток, густо пересыпанных нафталином.

Справа по коридору были ещё две спальни: «розовая» — Анны и небольшая комнатка, куда на неделю должны были втиснуться Кэт, Джереми и Зоя. Эта комната всегда звалась «китайской», может быть потому, что бордюр на обоях был украшен фонариками. Раньше в «китайской» комнате спала тётя Алиса, но старухе вдруг взбрело в голову отгородить часть закрытой веранды с другой стороны дома и устроить там себе спальню.

— Мама, а почему тётя перебралась на веранду? Здесь же теплей? — заглядывая в комнату, спросила Анна.

— Бог её знает, — вздохнула Бетси. — Якобы ей хочется смотреть на свои яблони. Потому и окна там сзади велела переделать, чтоб открывались внутрь. У неё теперь полно причуд, и я очень беспокоюсь, когда она остаётся здесь одна. Хочу в этот раз уговорить её переехать в Сидней — там я хоть могла бы присматривать за ней.

Через неприбранную гостиную они прошли направо, в кухню. Анна поставила чайник и принялась разглядывать всякий хлам, собранный здесь не одним поколением. На стене, рядом со старым расписанием поездов, висел календарь времён коронации Виктории. Над печкой, на крючке, — большой чугунный котёл. Его-то действительно стоило сохранить как остаток древности, подумала Анна. Ей вдруг стало почему-то до боли жаль Алису.

— Мам, ведь здесь прошла вся её жизнь, никуда она не поедет.

— Поедет. Другого выхода нет. Дом слишком велик для неё. Бог мой, погляди на эту кухню или на ужасную ванную — там же вонь, оттого что линолеум весь сгнил. А чулан… Должна же она понять! В Сиднее снимем ей небольшую квартирку с красивым видом из окна — чего ещё надо? Возьмёт с собой все свои любимые вещи. Здесь она не в состоянии вспомнить, где что лежит. О чём ни спроси — либо плечами пожмёт, либо заставит искать в самом невероятном месте. Ну а мы с отцом привели бы дом в порядок. Выкинули бы всю рухлядь, и превосходная получилась бы вилла. Знаешь, Родни школьные друзья часто приглашают к себе на море или в горы, а ему неловко: он не может ответить тем же… Так что переезд Алисы всех бы устроил. Поверь, это лучший выход из положения.

Бетси на мгновение задумалась: на губах неопределённая улыбка, казалось, колёсики и винтики так и ходят ходуном у неё в голове. Бетси по натуре была стратегом. И уже если у неё созрел какой-то план, то он непременно должен был осуществиться. Все были просто обязаны выполнять её указания. Как ни странно, так всегда и выходило. Анна, однако, опасалась, что в данном случае коса найдёт на камень. Что ни говори, Алиса — крепкий орешек.

Алиса Олкотт сидела на веранде, и мысли её блуждали. Сколько уж лет сидит она вот так по вечер с книгой или газетой на коленях и поглядывает, как растут её яблони. Сколько лет? Да всю жизнь. Восемьдесят лет назад она появилась на свет в этом доме. Здесь училась ходить, делая первые шаги по некрашеному полу в коридоре и гостиной, которая была центром и средоточием дома. Закалённая горным солнцем и горными ветрами, Алиса росла вместе с яблонями, и жизнь её так же подчинялась смене времён года. В зимние холода трещали и гнулись под ветром голые ветви деревьев; долгожданные вёсны приносили с собой свежесть, первые цветочки, пчелиный гул; летом под тёплыми лучами солнца всё буйно зеленело; а осенью ветки становились тяжёлыми от румяных яблок, проглядывавших сквозь утренний и вечерний туман.

Деревья теперь были старые, скрюченные, как сама Алиса. Молодых яблонь она давно не сажала. Пять лет назад, когда нечем было заплатить наёмным работникам, она продала часть земли, но оставила яблоневый сад, примыкавший к дому. С ним она не расстанется до самой смерти. А после… пусть Бетси делает, что хочет.

Из гостиной послышались голоса. Алиса инстинктивно свесила голову на грудь, и дыхание её сделалось ровным, глубоким. Приоткрылась застеклённая дверь.

— Она спит, мама! — прошептала Анна.

— Ладно, не тревожь бедняжку, — раздался в ответ голос Бетси. — Она стала совсем… — И дверь, тихонько скрипнув, закрылась.

Алиса Олкотт не подняла головы. Бетси назвала её бедняжкой? Алиса стиснула зубы. Как она выдержит эту неделю? От Бетси ничего хорошего не жди. Старуха всегда недолюбливала племянницу. С детства в этой девчонке чувствовалась манера повелевать. Она всегда твёрдо стояла на ногах, всегда была уверена в своей правоте. А уж теперь-то… господи!

Алиса поудобнее устроилась в кресле и откинула голову на спинку; глаза под тяжёлыми веками были открыты до тех пор, пока не начали расплываться деревья в золотистой дымке.

Однако, кроме противной Бет, других родственников у неё не было. Бетси — дочка Лили, покойной сестры Алисы. Конечно, очень мило с её стороны, что она заботится о старой тётке: каждый месяц навещает, всё тут приводит в порядок. Можно сказать, у племянницы врождённая потребность делать добро, даже когда её никто об этом не просит.

Алиса усмехнулась. Ладно, неделя пролетит, и яблоки будут собраны без дополнительных расходов. Нельзя же допустить, чтобы её чудесные яблоки попадали и сгнили, пускай пойдут хотя бы в переработку на соки. Старые деревья освободятся от бремени — тем и завершится ещё один год. Что же касается навязчивой идеи Бетси о переезде в Сидней, то ничего у неё не выйдет; надо дать ей понять это раз и навсегда.

Удобно откинувшись в кресле, Алиса продолжала смотреть, как растут её деревья.

Анна налила себе и матери чай в глиняные кружки.

— А вот и папа! — воскликнула она, увидев в окне появившуюся из-за угла дома знакомую фигуру, и пошла в гостиную отпереть дверь чёрного хода. — Привет, папа! Ну как ты? — заботливо спросила она, принимая у него полную корзину продуктов.

— Превосходно, моя радость, — улыбаясь, ответил Уилф. — Я чудесно прогулялся.

Неважно выглядит, отметила про себя Анна. Щёки от ходьбы разрумянились, но руки холодные как лёд.

— Пошли, будем чай пить… — Взяв отца под руку, она повела его на кухню, где их с улыбкой поджидала Бетси.

От наполненных кружек шёл пар, на столе стояло блюдо с печеньем.