Агата Кристи - Рождественское убийство Страница 2

— Так в вашей местности не было боев?

— Нет, но когда я ехала в автомобиле по стране, то видела много разрушений. Мы попали под бомбежку, одна бомба угодила прямо в нашу машину, а другая разрушила дом напротив. Это было так интересно!

— Вам это показалось интересным! — Стивен Фарр усмехнулся.

— Конечно, это было очень неудобно, — быстро добавила Пилар. — Мне же надо было ехать дальше, а шофер был убит.

— И его смерть вас не огорчила? — спросил Стивен, пристально смотря на нее.

Пилар широко раскрыла большие темные глаза.

— Но мы ведь все когда-нибудь умрем, разве не так? И не все ли равно, откуда придет смерть — с неба или откуда-нибудь еще? Человек живет какое-то время, а затем умирает. Так уж повелось в этом мире.

— Да… пацифисткой вас не назовешь! — Стивен Фарр засмеялся.

— Кем…? — Пилар была немного озадачена словом, которое явно не входило в ее словарный запас.

— Скажите, синьорита, вы прощаете своим врагам?

— У меня нет врагов, — покачала головой Пилар. — Но если бы у меня они были…

— Да?

Он внимательно смотрел на нее, как будто зачарованный этим красивым ртом с жестко загнутыми вверх уголками губ.

— Если бы у меня был враг, — повторила Пилар, и в ее голосе послышалась угроза, — если бы кто-нибудь ненавидел меня, а я его, я перерезала бы ему горло, вот так…

Она сделала характерный жест рукой.

Это произошло так внезапно и выглядело настолько жестоко, что Стивен невольно вздрогнул и отступил на шаг.

— А вы кровожадная малютка! — пробормотал он.

— А что бы вы сделали со своим врагом? — невозмутимо спросила Пилар.

Стивен снова вздрогнул, покосился на нее, затем громко рассмеялся.

— Если б я знал… — сказал он. — Если бы я знал…

Стивен резко перестал смеяться, вздохнул и тихо прошептал:

— Да, знаю…

Затем спросил, сменив тему разговора:

— Что привело вас в Англию?

— Я собираюсь погостить у родственников, — сдержанно ответила Пилар, — у своих английских родственников.

— Понятно.

Он откинулся на спинку сиденья, внимательно изучая девушку и размышляя о том, что могут представлять собой ее английские родственники, что они будут делать с этой незнакомкой. Он улыбнулся, попытавшись представить ее среди членов какой-нибудь почтенной британской семьи, собравшейся на Рождество.

— Говорят, в Южной Африке хорошо, — спросила Пилар. — Не правда ли?

Он принялся рассказывать ей о Южной Африке. Она слушала внимательно, как ребенок, которому рассказывают сказки. Его очень забавляли ее наивные и одновременно весьма разумные вопросы, и он развлекался тем, что старательно приукрашивал свои и без того достаточно фантастические истории.

Возвращение других пассажиров положило конец этому развлечению. Стивен встал, улыбнулся ей на прощанье и снова вышел в коридор.

Посторонившись в дверях, чтобы пропустить входившую пожилую даму, он невольно оглянулся, и взгляд его упал на бирку желтого чемоданчика, явно иностранного вида. Он с интересом прочел имя «мисс Пилар Эстравадос», когда же он прочитал и адрес, на его лице отразилось недоверие, удивление и другие чувства. «Горстон-холл, Лонгдейл»…

Он оглянулся на девушку с каким-то новым выражением — озадаченным, возмущенным, подозрительным… Затем он вышел в коридор, встал у окна и, нахмурившись, закурил.

III

В большой гостиной Горстон-холла, стены которой были покрыты золотисто-синим шелком, Альфред Ли и его жена Лидия обсуждали планы на Рождество. Альфред был коренастым мужчиной средних лет с мягким лицом и кроткими карими глазами. Он обладал спокойным ровным голосом, хорошей дикцией. Голова его была постоянно как бы втянута в плечи, что производило странное впечатление пришибленности и вялости. В отличие от него Лидия, его жена, отличалась энергичностью, была на удивление стройна, во всех ее движениях чувствовалась изящная грация.

Ее тонкое, осунувшееся лицо нельзя было назвать красивым, но в нем была оригинальность. Голос ее звучал очень мелодично.

— Отец настаивает! — заявил Альфред. — Он хочет, чтобы было именно так.

Лидия с трудом удержалась от раздраженного движения.

— Ты что, всегда будешь уступать ему? — спросила она.

— Дорогая, он очень старый человек.

— О да, я это знаю… знаю!

— Он хочет, чтобы было так.

— Ну, разумеется, — съязвила Лидия, — он всегда добивается своего! Но рано или поздно, Альфред, ты тоже выразишь неудовольствие.

— Что ты имеешь в виду, Лидия?

Он взглянул на нее с таким удивлением, что она прикусила губу и явно засомневалась, стоит ли продолжать.

— Что ты имеешь в виду, Лидия? — повторил Альфред Ли.

Лидия пожала своими изящными плечами и ответила, тщательно подбирая слова:

— Твой отец… склонен… к тиранству.

— Он стар.

— И будет еще старше и, следовательно, еще более деспотичным. Когда это кончится? Он диктует нам каждый шаг. Мы просто не можем строить собственные планы! Что бы мы ни задумали, он все расстроит!

— Отцу нравится быть главой семьи. Но вспомни! Он очень добр по отношению к нам.

— Ну, как же! Добр!

— Очень добр к нам, — строго повторил Альфред.

— Ты имеешь в виду, щедр? — хладнокровно осведомилась Лидия.

— Да. Его собственные запросы совсем невелики. Он никогда не жалеет для нас денег. Ты можешь тратить, сколько душе угодно, — и на платья, и на дом, — и все счета будут оплачены без единого слова. Только на прошлой неделе он подарил нам автомобиль.

— Денег твой отец для нас не жалеет, с этим я согласна. Но взамен он ждет от нас покорности рабов.

— Рабов?

— Да, да, именно так! Ты — его раб, Альфред. Если мы куда-то собираемся, а он этого не хочет, ты безропотно отказываешься от встреч и остаешься дома! Если же вдруг он пожелает нас куда-нибудь отослать, мы покорно подчиняемся… У нас нет собственной жизни — нет никакой самостоятельности.

— Не надо так говорить, Лидия, — с горечью в голосе заметил Альфред. — Ты слишком неблагодарна. Отец все для нас сделал…

Лидия хотела резко ответить, но сдержалась. Она лишь снова пожала плечами.

— Знаешь, Лидия, — сказал Альфред, — а ведь ты очень нравишься старику.

— Может быть, — отозвалась его жена. — Мне же он нисколько не нравится.

— Лидия, меня очень огорчает, когда я слышу такие слова. Это несправедливо.

— Возможно, но это правда.

— Если бы отец узнал…

— Чепуха, твой отец прекрасно знает, что я его не люблю! И весьма этим забавляется.

— Нет, Лидия, я уверен, что ты ошибаешься. Он не раз говорил мне, как ты вежлива и ласкова с ним.

— Конечно, я всегда вежлива. И всегда такой буду. Я просто хочу, чтобы ты знал, каковы мои действительные чувства. Я не люблю твоего отца, Альфред, и считаю его злобным стариком-тираном. Он запугивает тебя и злоупотребляет твоим преклонением перед ним. Тебе еще много лет назад следовало воспротивиться этому.

Хватит, Лидия, — резко прервал ее Альфред. — Пожалуйста, ни слова больше.

— Прости. — Лидия вздохнула. — Возможно, я и не права… Поговорим о наших планах на Рождество. Ты действительно думаешь, что твой брат Дэвид приедет?

— А почему бы и нет?

Лидия с сомнением покачала головой.

— Дэвид — странный человек. Вспомни, его не было в этом доме много лет. Он был так привязан к вашей матери, и теперь у него с этим местом связаны печальные воспоминания.

— Дэвид всегда очень раздражал отца, — произнес Альфред, — своей музыкой и непрактичностью. Возможно, отец иногда был чересчур суров с ним. Но все же, я думаю, Дэвид с Хильдой приедут. Рождество, сама понимаешь.

— Мир и общее согласие, — Лидия иронически улыбнулась. — Ну, что же, будем надеяться! Джордж и Магдалена тоже будут. Они сообщили, что, вероятнее всего, приедут завтра. Боюсь, Магдалена будет страшно скучать.

— Не понимаю, — с легкой досадой заметил Альфред, — зачем Джорджу понадобилось жениться на девушке двадцатью годами его моложе! Впрочем, Джордж всегда был дураком!

— Зато преуспел в карьере, — возразила Лидия. — Избиратели им довольны. Что же касается Магдалены, то она немало способствовала росту его политической популярности.

— Мне она не нравится, — медленно произнес Альфред. — Она, конечно, очень красива, но мне иногда кажется, что она напоминает недозрелую грушу — румяную и привлекательную снаружи… — Не докончив фразы, он покачал головой.

— Но твердую и холодную внутри? Как забавно это слышать от тебя, Альфред!

— Почему забавно?

— Потому что обычно ты очень мягок, Альфред. Ты вряд ли когда-нибудь сказал о ком-либо резкие слова. Мне иногда кажется, что ты совсем не знаешь жизни, что ты не от мира сего.