Рекс Стаут - Праздничный пикник (сборник) Страница 2

Вульф насторожился.

– Затем, – продолжал Файф, – адвокат достал из портфеля и зачитал еще один документ – копию договора между Бертрамом Файфом и Джонни Эрроу, составленного по их просьбе год назад. В преамбуле говорилось, что они пять лет вместе искали уран и вместе же обнаружили жилу рядом с Блэк-Элбоу, а потому в случае кончины одного из компаньонов оставшемуся в живых отходит не только само месторождение, но и все имущество, приобретенное покойным на доходы от разработки жилы. Формулировка была иной, изложенной в юридических терминах, однако смысл именно таков. Как только адвокат дочитал документ, Джонни Эрроу заявил, что все имущество Берта приобретено на доходы от урана и теперь принадлежит ему, Эрроу, как и средства на счетах в канадских банках. Затем Эрроу добавил, что, собираясь в Нью-Йорк, Берт перевел в нью-йоркский банк тридцать или сорок тысяч долларов и что он, Эрроу, не претендует на оставшееся от этой суммы. Остаток и есть то состояние, на которое мы можем рассчитывать. – Дэвид сдержанно развел руками. – Что ж, я счел, что это великодушно со стороны Эрроу. Ведь он вполне мог заявить права и на эту сумму. Мы задали адвокату несколько вопросов, после чего распрощались с ним и с Эрроу и отправились в ресторан пообедать. Пол рвал и метал. У моего брата Пола, знаете ли, порывистый характер. Он хотел обратиться в полицию с заявлением, что Берт скончался при странных обстоятельствах, и потребовать расследования. По его догадкам, сближение Берта с семьей заставило Эрроу опасаться, как бы компаньон, осыпая родных щедротами, не выделил нам долю в месторождении. Подаренное имущество не перешло бы к Эрроу в случае смерти Берта. Потому-то Эрроу будто бы и решил ускорить кончину компаньона. Даже если и так, возразил мой зять Винсент Таттл, Эрроу не успел исполнить своего намерения, ведь два сведущих врача согласны в том, что Берт скончался от пневмонии. Мы с Луизой поддержали Таттла, однако Пол стоял на своем, намекая, будто ему известно побольше нашего. Впрочем, он всегда любил напустить туману. Итак, он продолжал тянуть нас в полицию, а мы упирались. Наконец я предложил компромисс: обратиться не к полицейским, а к Ниро Вульфу. Пусть он – то есть вы – расследует обстоятельства смерти брата. Если вы решите, что у нас есть причины для обращения в полицию, мы уступим настояниям Пола. В противном случае он должен выкинуть из головы завиральную идею. Пол согласился принять ваш вывод, и вот я здесь. Мы знаем, ваши услуги стоят недешево, но наше дело не потребует чересчур… гм… Я хочу сказать, что оно не выглядит слишком сложным. Ситуация достаточно простая, как на ваш взгляд?

Вульф крякнул:

– Может быть. Вскрытие проводилось?

– Нет-нет, что вы. Боже упаси.

– И зря. Это первое, что следовало бы сделать. Но теперь без полиции уже ничего не поправишь. До захоронения тела вскрытие можно было объяснить желанием медиков уточнить диагноз, но эксгумация потребует решения суда. Если я правильно понял, вы хотите, чтобы я провел расследование и решил, следует ли вам обращаться в полицию.

Файф энергично закивал:

– Именно так, все верно. Скандал нам не нужен. Мы не хотим, чтобы пошли всякие слухи…

– Этого мало кто хочет, – сухо заметил Вульф. – Но вы должны отдавать себе отчет в том, что, наняв меня, рискуете сами вызвать скандал. Вы, несомненно, понимаете, что, обнаружив свидетельства грязной игры, я не позволю вам их утаить. Я не стану прятать улики, указывающие на убийство, если таковые найдутся. Коль скоро в ходе моего расследования выяснится, что вы сами совершили преступление, я буду вправе действовать так, как сочту необходимым.

– Конечно. – Файф попытался изобразить улыбку, и у него это почти получилось. – Я ведь знаю, что никакого преступления не совершал, и сомневаюсь, что преступление вообще имело место. У моего брата Пола слишком буйное воображение. Вы захотите встретиться с ним, как я понимаю, и он тоже этого захочет.

– Я захочу встретиться со всеми вами, – угрюмо пробурчал Вульф, удрученный необходимостью браться за работу, и тут же ухватился за соломинку: – Учитывая обстоятельства, я вынужден просить об авансе в знак серьезности ваших намерений. Готовы ли вы выписать чек на тысячу долларов?

Попытка выглядела не такой уж безнадежной. Вполне может быть, что у заведующего кафедрой английского языка, имеющего на иждивении двух детей-подростков, не отыщется лишней тысячи, и тогда сделка не состоится.

Однако Файф даже не подумал сбивать цену. Он, правда, глотнул воздуха, услышав цифру, и потом еще раз, когда вынул чековую книжку с ручкой и выписал чек. Поставив свою подпись, он протянул чек мне, а я поднялся и передал его Вульфу.

– Дороговато, – произнес Файф, не жалуясь, а просто констатируя факт, – но ничего не поделаешь. Иначе Пол не утихомирится. Когда вы намерены встретиться с ним?

Вульф глянул на чек и положил его под пресс-папье – кусок окаменевшего дерева, которым некий Дагган проломил череп своей дорогой супруге. Потом Вульф посмотрел на настенные часы. Оставалось двадцать минут до четырех часов, а это время его ежедневного визита в оранжерею.

– Сначала, – объявил он Файфу, – я должен поговорить с доктором Булем. Вы сможете пригласить его сюда к шести часам?

На лице Дэвида отразилось сомнение:

– Ну, я попробую. Ему придется ехать из Маунт-Киско, и он занятой человек. А нельзя ли как-нибудь обойтись без него? Он констатировал смерть, и репутация у него отменная.

– Без него ничего не получится. Я должен увидеть его, прежде чем займусь остальными. Если он сможет прибыть сюда к шести часам, договоритесь, чтобы все остальные подъезжали к половине седьмого. Я имею в виду ваших брата и сестру, а также мистера Таттла и мистера Эрроу.

Файф изумленно уставился на Вульфа.

– Ради бога, – запротестовал он, – только не Эрроу. Да он и не согласится. – Файф замотал головой. – Нет. Его я звать не буду.

Вульф пожал плечами:

– Тогда я сам его приглашу. К тому же… да, так будет лучше. Дело может затянуться, а я ужинаю в половине восьмого. Если вы сумеете устроить так, чтобы доктор Буль был здесь к девяти часам, тогда привозите остальных к половине десятого. Таким образом, если понадобится, мы сможем задержаться – в нашем распоряжении будет целый вечер. Кое-что мы с вами, мистер Файф, могли бы обсудить прямо сейчас. Например, ту сцену, которую вы застали в апартаментах по возвращении из театра, а также примирение вашего брата Бертрама с семьей. Но у меня назначена встреча. И кроме того, все это можно будет детально обговорить сегодня вечером. А пока дайте, пожалуйста, мистеру Гудвину адреса и телефоны тех, кто имеет отношение к делу.

С этими словами босс накренил свое необъятное туловище вперед, дотянулся до перочинного ножа и стал осторожно водить им по оселку. Его прервали, но он намерен был во что бы то ни стало завершить начатое.

– Я уже описал ту сцену, – проговорил Файф более резким тоном, – и даже не стал скрывать, что Пол, возможно, остался в номере, чтобы приударить за сиделкой. Его манеру ухаживания за женщинами я нахожу совершенно недопустимой. Как я уже говорил, он человек порывистый.

Подушечкой большого пальца Вульф вдумчиво проверял остроту лезвия.

– И почему вы считаете нужным обсуждать примирение Берта с семьей? – спросил Файф.

– Да потому, что вы употребили это слово. – Вульф продолжил затачивать лезвие. – Раз речь идет о примирении, значит, была ссора. Возможно, это не имеет отношения к делу, но то же самое верно в отношении большинства фактов, всплывающих в ходе расследования. Впрочем, все это вполне может подождать до вечера.

Файф хмурился.

– Это давняя история, – буркнул он. Резкий тон уступил место настороженности. – И вероятно, она-то как раз имеет отношение к делу, поскольку частично объясняет позицию Пола. Как и то, полагаю, почему мы так боимся скандала. Для нас пневмония – щекотливая тема. Двадцать лет назад от пневмонии скончался наш отец. Тогда полиция подозревала, что его убили. Да и не только полиция. Он лежал в спальне на первом этаже нашего дома в Маунт-Киско. Дело было в январе. Однажды разразилась сильная метель, а кто-то открыл в его спальне два окна и оставил их распахнутыми на всю ночь. В пять часов утра я застал отца уже мертвым. На полу намело сугробы высотой почти в фут, снег лежал даже на кровати. В ту ночь за отцом присматривала Луиза, но она крепко спала на диване в соседней комнате и ничего не слышала. Полагали, что кто-то подсыпал снотворное в горячий шоколад, который она выпила в полночь, но доказательств не нашли. Окна не были заперты на щеколду, то есть их могли открыть и снаружи. Скорее всего, так и случилось. Мой отец занимался недвижимостью и был довольно жестким дельцом, так что в округе имелись люди, которые… гм… которые недолюбливали его. – Файф опять развел руками. – Как видите, налицо определенное совпадение. К несчастью, мой брат Берт – тогда ему было всего двадцать два года – поссорился с отцом и больше не жил с нами. Он поселился в меблированных комнатах примерно в миле от нашего дома и нашел работу в автомастерской. Полиция сочла, что нашла достаточно улик, чтобы арестовать его за убийство, и дело дошло до суда. Однако улик все же не хватило, и Берта оправдали. Более того, выяснилось, что у него есть алиби. В ту ночь он до двух часов играл в карты со своим приятелем Винсентом Таттлом – тем самым, который позднее женился на нашей сестре, – в комнате Таттла в том же пансионе. Так как метель прекратилась вскоре после двух часов, окна должны были открыть задолго до этого. Во время суда нам – Полу, Луизе и мне – пришлось давать показания, и Берту кое-какие наши слова не понравились, хотя мы говорили только правду и только то, что и так было известно, в частности о его ссоре с отцом. О ней все знали. На следующий же день после оправдательного приговора Берт покинул город, и мы больше не слышали о нем. Ничего за двадцать лет. Вот почему я употребил слово «примирение».