Энтони Беркли - Тайна смерти мисс Вейн Страница 2

Сходя по главной лестнице дома, где в своей холостяцкой квартирке проживал Роджер Шерингэм, Энтони Уолтон улыбнулся своим мыслям. Маленькие каникулы, которые он договорился провести с Роджером, будут, по всей вероятности, еще интереснее, чем он предполагал.

Хотя между кузенами было больше десяти лет разницы (Роджеру уже исполнилось тридцать шесть, а Энтони только-только стукнуло двадцать пять), они всегда дружили, и тем более крепко, что едва ли сходились хоть в чем-то касательно вкусов и чувств. Неоднократно уже замечено, и даже людьми, от которых можно было бы ожидать более разумных суждений, что противоположности часто сходятся и заключают счастливые браки. И, как это ни смешно и неправдоподобно, между совершенно не похожими друг на друга людьми возникает иногда настоящая мужская дружба, данный случай был тому подтверждением.

Энтони, большой, широкоплечий, добродушный тугодум отличился в Оксфорде как крикетист и был награжден синей майкой чемпиона. Теперь он регулярно покидал контору отца, где отсиживал положенные часы с любезным выражением лица и ровным счетом ничего не делая, чтобы по субботам успеть сыграть за команду «Арлекинов». Втайне он был убежден, что главное в мире — это спортивные игры. По части мозгов он не мог соперничать с умным, проницательным, хотя несколько вспыльчивым Роджером, и его медлительная манера себя вести весьма контрастировала с неуемной энергией этого джентльмена. Не обладал Энтони и достаточно развитым воображением, так что известность двоюродного брата как писателя с уже международной прочной репутацией не производила на него ни малейшего впечатления, хотя он должным образом уважал его заслуги в гольфе, отмеченные в Оксфорде синей майкой почти пятнадцать лет назад.

Со свойственной ему методичной тщательностью Энтони приступил к исполнению многочисленных отданных ему приказаний. За семь минут до отправления поезда он, с билетами в руках, занял условленное для ожидания место на обширных просторах вокзала Ватерлоо.

Через две минуты пунктуально появился Роджер, и они вместе прошли через контроль, сопровождаемые носильщиком, нагруженным двойным багажом. В поезде было мало народу, и они без осложнений заняли места в вагоне первого класса для курящих.

— Ну, сын мой, Энтони, нам предстоит получить большое удовольствие от этой маленькой поездки, — заметил Роджер, когда поезд тронулся, с удобством устраиваясь в углу купе и развернув большой газетный сверток, — ты это понимаешь?

— Неужели? — осведомился Энтони любезно. — Но мне, конечно, интересно будет наблюдать, как ты идешь по следу. Чудное будет зрелище.

— Да, и теперь, когда я размышляю на этот счет, мне кажется, ты тоже будешь довольно нужным помощником, правда?

— Я? Но почему?

— Как друг-идиот, — весело ответил Роджер. — Мне как сыщику полагается несоображающий, глупый друг. У всех лучших ищеек такие есть.

Энтони что-то проворчал и начал довольно демонстративно листать журнал «Спортсмен», которым довольно предусмотрительно запасся на дорогу. Роджер занялся своим газетным свертком. Полчаса или даже больше они молчали, а затем Роджер, отбросив в сторону последнюю газету, сказал:

— Наверное, я должен изложить тебе факты дела, насколько я их себе представляю. А кроме того, это поможет закрепить их в моей собственной памяти.

Энтони посмотрел на часы:

— А знаешь, Роджер, ты молчал целых тридцать шесть минут и двенадцать секунд? — сказал он крайне удивленным тоном. — Ты, пожалуй, показал рекордное время, а?

— Фамилия мертвой женщины — Вэйн, — ответил Роджер невозмутимо. — Миссис Вэйн. По-видимому, она отправилась на прогулку с девушкой, которая приходится ей двоюродной сестрой и живет у нее в доме, некой мисс Кросс. По словам этой девицы, миссис Вэйн на обратном пути сказала девушке, чтобы дальше она шла одна, потому что она хочет завернуть к приятельнице по какому-то делу. Но она так к приятельнице и не попала. Через пару часов в полицейский участок обратился рыбак и сказал, что, когда он примерно полчаса назад проплывал мимо берега залива к местам, где обитают омары, на камнях у подножия скалы он видел что-то, однако ему, очевидно, не пришло в голову подплыть и узнать, что это такое. Послали разузнать туда констебля, и они вдвоем с рыбаком спустились по камням вниз, как раз в том месте много расщелин между скалами, и внизу нашли тело миссис Вэйн. Вот таким-то образом.

— Мне кажется, я где-то об этом читал, — кивнул Энтони, — но разве это не несчастный случай?

— Именно так и думают все тамошние жители, и к тому же самому заключению пришли после вскрытия: «Смерть наступила в результате несчастного случая». Но дело на этом не закончилось. Местный корреспондент газеты «Дэйли курьер» сегодня утром случайно увидел, как вокруг этого места рыщет — кто бы ты подумал? — сам инспектор Морсби. А раз уж этим делом занимается Морсби, то, значит, должно произойти нечто очень существенное.

— Клянусь Юпитером! Ты хочешь сказать, что ее убили?

— Я полагаю, так думает Скотленд-Ярд, — серьезно подтвердил Роджер.

Энтони тихонько присвистнул и потом спросил:

— А есть какие-нибудь улики?

— Мне о таковых ничего не известно, хотя конечно у них должен быть какой-нибудь рабочий материал. Местный корреспондент сообщил лишь то, что миссис Вэйн была очаровательной женщиной, еще вполне молодой (всего двадцать восемь лет, так, кажется, сказал Бергойн), хорошенькой, обаятельной и пользовалась среди соседей большой популярностью. Ее муж, богатый человек, значительно старше ее и занимается наукой в качестве любителя. Она его конек. Но, в сущности, он довольно известный экспериментатор, насколько мне известно.

— Звучит как-то чудно, — раздумчиво сказал Энтони. — Кому в целом свете может прийти в голову убить подобную женщину? Может, у тебя уже есть какие-то данные? Что-нибудь прояснилось?

После минутного колебания Роджер ответил:

— Только то, что двоюродная сестрица после смерти миссис Вэйн должна получить десять тысяч футов.

— Ого! Это звучит довольно зловеще, не так ли?

— Да, действительно, — мрачно подтвердил Роджер.

Опять наступило недолгое молчание.

— И ты подрядился обо всем об этом написать в «Курьер»? — почти беспечно продолжил разговор Энтони.

— Да, и, насколько мне известно, мы в этом поле — первые охотники. И это будет маленький хорошенький сюрприз, если мы единственные сообщим завтра утром какие-нибудь новости о Морсби. И как только мы приедем на место, мне надо будет улетучиться и поболтать с ним. Хорошо, что я с ним немного уже знаком.

— Займите свои места для ленча, п'жалста, — сказала голова, внезапно вынырнувшая в купе из коридора. — Подают ленч, с вашего позволения.

— Знаешь, Роджер, — заметил Энтони, когда они покорно встали, — не понимаю, что тебя заставило заниматься криминальными делами? Я хочу сказать, еще до Уичфордского дела. И почему ты им занялся?

— Из-за одной очень запутанной и очень сложной небольшой проблемы, которую я имел удовольствие решить примерно два года назад, — скромно пояснил Роджер. — И вследствие этого я понял, на что способен, так сказать. Я не могу назвать тебе имена или другие такие же подробности, потому что это глубочайшая тайна. И лучше тебе об этом меня не расспрашивать.

— Ну, верняк, я не буду тебя об этом расспрашивать, раз это такой секрет, — пообещал Энтони.

Почему-то вид у Роджера стал немного разочарованный.

Глава 2

Девушка и убийство

Деревня Ладмут расположена в миле от станции того же названия. Прибыв на последнюю, Роджер и Энтони отметились в помещении, соединявшем в себе кассу, пристанище для носильщиков, багажное отделение и гардероб, и стали выяснять, в каких отелях можно остановиться.

— «Телях», — повторил носильщик, станционный смотритель и контролер в одном лице, почесывая макушку с глубокомысленнейшим видом. — А у нас здесь поблизости нет «телей». Уж во всяком случае того, что называется «телями».

— Ну тогда кабачок какой-нибудь, — уже несколько раздраженно спросил Роджер. Путешествие было долгим, утомительным, а после Борнмута они ехали со скоростью едва десять миль в час. Для человека, который так стремился поскорее заняться делом, как Роджер, вряд ли могло существовать что-нибудь отвратительнее, чем скорость передвижения, обычная на перегоне между Борнмутом и Ладмутом. И нельзя было сказать, что поезд двигался медленно, но, казалось, станции его совершенно сбивали с панталыку: он останавливался и прохлаждался на каждой не меньше двадцати минут, прежде чем находил в себе силы снова тронуться в путь.

— Как называется лучший паб в Ладмуте?

Многопрофессиональный собеседник хрипло хохотнул.

— Лучший паб? — повторил он, явно забавляясь. — Лучший паб, а? Хо-хо!