Уолтер Саттертуэйт - Эскапада Страница 2

Гарри заявил это так, будто только что об этом догадался. Может, так оно и было. Он был одним из тех людей, кто искренне считает, что все от них в таком же восторге, как и они сами.

— Да, — признал я, по-прежнему не глядя на него.

— Почему бы вам не сесть за руль, Фил?

Я остановился, он — тоже. Я повернулся и глянул вниз, на него. С моей шляпы на туфли стекала вода. Он смотрел на меня через окно и моргал, когда дождь капал ему на лицо. Оно выражало искренность.

Гарри так и не извинился. Зачем? Ведь он не сделал ничего такого. Он всегда поступает правильно. Всегда. Но я обиделся, и он, поскольку я ему нравился, готов был меня ублажить. Это был щедрый человек.

Я невольно улыбнулся. Его самовлюбленность была настолько явной, что казалась даже наивной.

— Гарри, — сказал я, — ну вы и штучка.

Он улыбнулся своей широкой обаятельной улыбкой и кивнул. Он знал это и без меня.

Мы доехали до покрытой гравием дорожки, ведущей к Мейплуайту, около половины десятого вечера.

Дождь кончился, стемнело. Полная луна казалась серым размытым пятном на фоне темных облаков, посеребренных по краям ее светом. С обеих сторон к нам склонялись огромные темные деревья, настоящий лес — дубы, вязы и сосны. В воздухе пахло влажной землей и гниющими листьями. Дорожка петляла туда-сюда, как алиби жулика. На вершине холма деревья расступились, и мы неожиданно оказались над облаками, а не под ними. Они медленно плыли в лунном свете над нескончаемыми акрами парка.

Прямо перед нами вырос особняк, и облака вились вокруг его башен, подобно флагам.

Он был огромный и черный, как скала. Башни, по одной с каждой стороны здания, были выше, чем гигантские дубы-близнецы, растущие по бокам от входа. Освещенные окна представляли собой маленькие, узкие полоски, прорезанные в шероховатом камне.

Это было одно из тех мест, куда просто так, без приглашения, и даже с приглашением, не попадешь. Впрочем, я бы в любом случае не расстроился.

— Вот так громадина! — восхитился Великий человек.

— Ага, — согласился я.

— В тринадцатом веке построен. Норманнами. Гляньте на башни.

— Трудно не заметить.

Сбоку от здания виднелся каретный сарай: шиферная крыша, каменные стены, двойная широкая дверь. Перед ним — усыпанная гравием стоянка для машин с навесом от дождя. Там уже стояло шесть машин. Я вкатил «Лансию» и поставил ее рядом с элегантным «Роллс-ройсом».

Неохотно выключил зажигание. Вести такую громадную машину — сплошное удовольствие. Пару раз, невзирая на дождь, меня так и подбивало прибавить газу и посмотреть, на что она способна. Но Великому человеку я ничего не сказал.

Мы выбрались из машины, и я надел шляпу. Обошел машину и открыл багажник. Великий человек шел следом, потирая руки. Даже в полутьме я видел, что он улыбается. В предвкушении. Ему предстоял торжественный выход.

Он нетерпеливо махнул рукой в сторону багажника.

— Оставьте чемоданы, Фил, — сказал он. — О них позаботятся слуги.

— Зачем нам слуги?

Он был ниже меня почти на фут. Но плечи такие же широкие, как у меня, и он мог бы запросто поднять меня в воздух и держать столько, сколько заблагорассудится.

Это была даже не сила, хотя и ее хватало с избытком. А скорее упрямство — нежелание признать, что для него существует что-то невозможное.

Если он решил, что не желает сам нести чемодан, тут уж ничего не поделаешь. Оставалось только нести его самому, чтобы настоять на своем.

Он усмехнулся и хлопнул меня по плечу.

— Вы настоящий демократ, Фил. И настоящий американец. Это-то мне в вас и нравится. Да я и сам такой. — Он протянул руку и достал из багажника свой чемодан. Черная крокодиловая кожа с позолоченными бляшками. Такой, с каким ходят все настоящие американцы. Я сам ставил его чемодан в багажник, так что точно знал, что весит он фунтов пятьдесят. А он держал его так, будто он был набит воздушной кукурузой.

Я захлопнул багажник, и мы направились к массивной входной двери.

Над дверью горел электрический фонарь. Посередине двери торчала голова бронзового льва, жующего бронзовое кольцо. Великий человек взялся за него и сильно ударил о бронзовую пластину. Льву как будто было все равно.

Несколько минут мы стояли, слушая, как капли капают в лужи. Затем дверь распахнулась, и в пятне света возник дворецкий. Высокий, крупный, седой, лет за шестьдесят. Его круглое, типично английское лицо было красное, как у человека, который точно знает, где хранится вишневая наливка для хозяйских нужд. Он был весь в черном, с ног до головы. Если бы короли носили черное, они выглядели бы точно так же.

— Джентльмены? — сказал он. На лице — никакого выражения.

— Гарри Гудини, — отрекомендовался Великий человек, точно Санта-Клаус, возвещающий о приходе Рождества. — И Фил Бомон, — добавил он. Про оленя тоже вспомнил.

Дворецкий кивнул — все так же бесстрастно.

— Меня зовут Хиггенз, — сказал он. — Добро пожаловать.

Он отошел в сторону. Я тоже посторонился, дабы не испортить Великому человеку выход. Он зашел торжественно и широким жестом снял шляпу. Я последовал за ним. Мы поставили чемоданы на пол. Справа от дворецкого стоял еще один слуга. Этот тоже был в черном, но не такой шикарный. Он плавно скользнул вперед, как на роликовых коньках, и начал помогать Великому человеку снимать пальто. Великий человек милостиво улыбнулся. Ему нравилось, когда ему помогают снимать пальто.

Дворецкий сказал:

— Лорд и леди Перли в гостиной с другими гостями. Желаете присоединиться к ним сразу или предпочитаете сначала пройти в свои комнаты?

— Думаю, зайти в комнаты, — объявил Великий человек. — Не возражаете, Фил?

Я пожал плечами.

Слуга заскользил ко мне, но я уже сам успел снять пальто и шляпу. Если он и огорчился, то виду не показал. А только кивнул и принял то и другое из моих рук. Взгляд у него был такой же невыразительный и пустой, как у дворецкого. Правда, он был пониже ростом, моложе и худее, с черными волосами и бледным, заостренным лицом.

— Прекрасно, — сказал дворецкий. — Ваши комнаты в восточном крыле. Бриггз вас проводит.

Бриггз уже повесил пальто и шляпы. Теперь он поднял наши чемоданы, мой — правой рукой, Великого человека — левой.

— Пожалуйте за мной, джентльмены. — Его сильно кренило влево. Мы стояли в холле, где мог бы запросто сесть самолет. В центре с потолочных брусьев свисала электрическая люстра, но потолок был таким высоким, а стены отстояли так далеко, что верхние углы холла терялись в темноте. Под люстрой футов на двадцать-тридцать тянулся деревянный стол. Стены из светло-коричневого камня задрапированы стершимися портретами усопших предков в старинных костюмах. По бокам узких окон висели вышитые занавески. Мраморный пол сероватого цвета был покрыт широкими темными персидскими коврами. Всего — штук семь или восемь.

Скользящий впереди Бриггз направился к другой широко распахнутой двери. Я заметил, что слева, на дальней стене, картин не было. Там висело оружие: пики, копья, палаши, абордажные сабли, рапиры, мушкеты всех образцов, здоровенное короткоствольное ружье с раструбом, другие ружья, винтовка «Шарпс» для охоты на буйволов, «винчестер» с оптическим прицелом, модель 1873 года, коллекция пистолетов. Пистолеты, как, впрочем, и ружья, были большей частью старинные, времен черного пороха. Там же висели «кольт-миротворец», длинноствольный Люгер «парабеллум», который выдавали офицерам-артиллеристам, автоматический армейский «кольт» 1911 года и нечто, похожее на «Смит энд Вессон» калибра 38. Если сегодня ненароком нападут апачи, они не застанут нас врасплох.

Не знаю, что заметил Великий человек. Возможно, все. Он оглядывался, спокойно все оценивал, напоминая человека, который задумывается, а не приобрести ли все это добро для своей коллекции.

Мы прошли за Бриггзом по каменным ступеням через широкий дверной проем, затем спустились в просторный коридор с паркетным полом. На стенах висели еще несколько «мертвецов». Мы поднялись по широкой вытертой деревянной лестнице и спустились в другой коридор. Этот дом был настоящим лабиринтом.

На деревянных полах лежали ковры. К каменным стенам прижимались шкафчики, сундуки и столики. На них стояли вазы, чаши, лакированные шкатулки, статуэтки из фарфора, слоновой кости и алебастра. Я бывал в музеях, но подобных безделушек там было значительно меньше. Да и во всех других музеях их, должно быть, не больше.

Мы добрались еще до одного коридора. По обеим его сторонам тянулись деревянные резные двери. На каждой — табличка. На табличках изящным курсивом выведены имена. Госпожа Ванесса Корнель значилось на одной. Сэр Дэвид Мерридейл — на другой. Госпожа Марджори Аллардайс и мисс Тернер — на противоположной двери. Сэр Артур Конан Дойл — возвещала карточка на последней двери слева. Карточка на противоположной двери гласила: господин Гарри Гудини и господин Фил Бомон.