Закария Эрзинчлиоглу - Убийство болгарского дипломата Страница 2

— Ваши выводы, несомненно, весьма убедительны, — ответил я осторожно, — но вы, помнится, упоминали также о спартанских привычках и военной карьере.

— Хорошо известно, что турки из высших слоев общества да, собственно, и представители правящих классов других наших континентальных соседей имеют обыкновение пользоваться духами. Вы же знаете, Ватсон, что за люди эти иностранцы! Однако мой чувствительный нос не уловил ни малейшего аромата подобного рода. Если присовокупить к этому крепкое здоровье этого пожилого человека и тот факт, что он не курит, можно заключить, что он придерживается спартанского образа жизни. По крайней мере, это более чем вероятно. Что касается военной карьеры, обратите внимание: сбоку от большой эмблемы на конверте есть эмблема поменьше. Это военная версия тугры, которой султан пользуется, только когда имеет дело со своими самыми высокопоставленными военачальниками. Удовлетворяет вас такое объяснение, Ватсон?

Я уже открыл было рот, чтобы ответить, но тут с улицы послышался стук копыт. Холмс выпрямился в кресле:

— Почти восемь, Ватсон. Наш гость прибыл.

Сказав это, он встал и подошел к окну. Внизу открылась и закрылась дверь, на лестнице послышались медленные, размеренные шаги. Любопытно, что в этот момент меня охватило дурное предчувствие, какого никогда прежде не бывало у меня за все то время, что я знаком с Холмсом. Экзотический привкус этого дела, намек на дипломатические интриги и огромное расстояние, которое преодолел наш доселе безымянный гость, чтобы встретиться с моим другом, — все это вместе взятое внушало мне какое-то безотчетное чувство тревоги. Я встал и повернулся к двери, не зная, чего ожидать, несмотря на уверенные умозаключения Холмса относительно внешнего вида и характера нашего гостя из Турции.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал Шерлок Холмс.

В квартире на Бейкер-стрит побывало немало персон самого странного обличья, желающих получить совет Шерлока Холмса, и все же никто из них не мог сравниться с видением, представшим перед нами в тот момент. Я ожидал увидеть что угодно — но только не то, что увидел. Осмелюсь предположить, что даже Холмс был удивлен, хотя и не подал вида, — ибо гость, прибывший из столь дальних земель, своим обличьем более всего походил на средневекового монаха. Его «ряса» была пошита из хорошей ткани, но подпоясана не была даже веревкой. Огромный капюшон полностью скрывал лицо. В правой руке незнакомец держал совершенно не сочетавшуюся с его нарядом черную трость. Через мгновение картина преобразилась: гость поднял руки, отбросил капюшон на плечи, и мы увидели лицо старика, обрамленное пышной белой бородой без малейших следов желтизны, которая появляется после долгих лет курения. Незнакомцу было по меньшей мере лет восемьдесят, но он был еще бодр и крепок, среднего роста и телосложения. На голове у него была феска, которую, впрочем, он сразу снял.

— Мистер Шерлок Холмс? — спросил он, глядя на моего друга. — Позвольте представиться: я — Орман-паша, личный представитель его величества султана, в прошлом — главнокомандующий армией Османской империи в Европе.

С этими словами он подошел к Шерлоку Холмсу и обменялся с ним рукопожатием.

— Позвольте представить вам моего друга, доктора Ватсона, который помогал мне в раскрытии многих преступлений, — сказал Холмс.

— А, доктор Ватсон, летописец! — с улыбкой пожал мне руку Орман-паша.

— Прошу вас, снимайте плащ и располагайтесь у камина, — сказал Холмс.

Старик стянул с себя свой необычный плащ-рясу, и я с удивлением увидел, что он облачен в полный военный мундир с золотыми эполетами; грудь мундира была украшена невероятным количеством золотого шитья. Орман-паша медленно опустился в кресло, предложенное ему Холмсом, и устремил на нас свой взгляд. Глядя на этого почтенного старца с проницательными, но добрыми глазами, я чувствовал, как беспокойство покидает меня, а любопытство, напротив, растет.

— Орман-паша, — начал Холмс, — в вашем письме ничего не говорится о сути порученного вам дела. Возможно, было бы лучше, если бы вы ознакомили нас с его деталями, прежде чем сказать, чем я могу быть полезен вашему монарху.

Старый турок немного помолчал и наконец начал рассказ:

— Вам, разумеется, известно, что с тысяча восемьсот девяносто седьмого года, то есть со времени войны между моей страной и Грецией, политическая ситуация на Балканах пребывает в состоянии хаоса. Агенты некоторых из наших балканских соседей, в особенности Болгарии, провоцируют беспорядки в наших городах. Три месяца назад болгарский эмиссар по имени Антон Симеонов прибыл в Лондон с целью заручиться поддержкой британского правительства относительно территориальных претензий Болгарии в нашей провинции Румелия — на том основании, что там проживает значительное болгарское меньшинство. Его миссия не нашла одобрения у британских властей, однако русские полностью поддерживают Симеонова и оказывают давление на правительство Великобритании, чтобы то поддержало требования Болгарии, которые мое собственное правительство решительно отвергло. Месяц назад Симеонов едва избежал смерти — неизвестный в маске выстрелил в него на улице из револьвера, когда он вечером возвращался к себе домой из болгарского консульства. Стрелявший промахнулся, Симеонов не пострадал. Однако царские министры ухватились за этот инцидент и направили Османской империи ноту, в которой обвинили мое правительство в том, что оно нанимает убийц, чтобы расправиться с Симеоновым, что является не чем иным, как враждебным действием по отношению к славянским народам, покровителем коих считает себя Российская империя.

Получив эту ноту, его величество султан приказал мне отправиться в Англию, дабы вступить в переговоры с представителями заинтересованных стран и с британским правительством, которое должно было играть роль посредника. Однако за два дня, прошедшие с моего прибытия в Лондон, дело приняло куда более мрачный оборот: вчера вечером Симеонов был найден убитым в Ройстон-мэнор, поместье министра иностранных дел лорда Эверсдена. Британскому правительству стоило величайших усилий отговорить царя от немедленного объявления войны Турции. Мое правительство отрицает какую бы то ни было причастность к произошедшему. Тем не менее, если это преступление не будет раскрыто немедленно, а настоящий убийца не изобличен, не приходится сомневаться, что война между Россией и Турцией начнется еще до конца недели, а другие европейские державы вступят в нее на той или иной стороне. Я пришел к вам, чтобы попросить о помощи в раскрытии этой загадки. Ужасную войну необходимо предотвратить!

Я присвистнул: сама идея войны, которая охватила бы весь Европейский континент, казалась немыслимой. Холмса же, казалось, рассказ нашего гостя ничуть не взволновал.

— Прошу вас, расскажите нам об обстоятельствах смерти господина Симеонова, — сказал он, и Орман-паша заговорил снова:

— Как я уже упоминал, убийство произошло в особняке лорда Эверсдена в графстве Суррей, неподалеку от Сток-Мордена. Вчера вечером лорд Эверсден, весьма интересующийся ситуацией на Балканах, пригласил на ужин нескольких дипломатов, чьи страны имеют ту или иную позицию по упомянутому мной территориальному спору, чтобы обсудить вопрос в приватной обстановке. Приглашены были следующие лица: русский посол граф Балинский, греческий консул господин Георгий Леонтиклес, господин Антон Симеонов, посол Австро-Венгерской империи барон Нопчка, турецкий военный атташе полковник Юсуфоглу и я. Все гости лорда Эверсдена предполагали остаться в его особняке на ночь, и атмосфера после ужина была вполне благодушной, насколько это возможно при таких обстоятельствах. После трапезы мы разошлись: некоторые пошли в курительную комнату, другие в библиотеку, меня же лорд Эверсден пригласил в свой кабинет, желая показать несколько редких персидских манускриптов, поскольку знал, что я разделяю этот его интерес. Примерно в половине десятого мы услышали громкий выстрел из револьвера, а следом — ужасный предсмертный крик. Эти звуки доносились из коридора на верхнем этаже, так что мы с лордом Эверсденом выбежали из кабинета и бросились вверх по лестнице. В коридоре у двери в свою комнату лежал Симеонов с простреленной грудью. Он был еще жив и отчаянно хватал ртом воздух, а над ним, опустившись на колени, склонился Юсуфоглу. В нескольких шагах позади него с белым как мел лицом стоял и смотрел на умирающего грек Леонтиклес. Мы с лордом Эверсденом опустились на колени, поскольку было ясно, что Симеонов силится что-то сказать. Я спросил: «Кто стрелял в вас?» Он сделал еще несколько судорожных вдохов и наконец, указывая на Юсуфоглу, довольно отчетливо проговорил: «Салон! Салон!» — а затем уронил голову и испустил дух. Встав, я обнаружил, что к нам присоединились граф Балинский и барон Нопчка, в ужасе глядящие на распростертое на полу тело. Тут же собралось и несколько слуг, в растерянности ожидающих приказов от хозяина. Лорд Эверсден велел одному из них позвонить в болгарское представительство, а остальным приказал разойтись.