Джон Карр - Огонь, гори! Страница 2

Чевиот снял шляпу, поднялся на ступеньку и заглянул в карету.

Это был не дешевый наемный экипаж. Внутри сладко пахло жасминовыми духами. Женщина сидела, утопая в пурпурно-красных подушках, откинув голову назад, полузакрыв невинные темно-синие глаза. Однако при виде Чевиота она выпрямилась.

— Милый! — произнесла она страстно и так тихо, что он с трудом расслышал ее. Потом подставила губы для поцелуя.

— Мадам, — отозвался Чевиот, — как вас зовут? Синие глаза изумленно раскрылись.

— Ведь ваше имя Флора? Не так ли?

— Как будто ты не знаешь!

— Вы леди Дрейтон. Вы вдова и живете на…

Ему вскоре предстояло узнать: даже в минуты крайнего гнева или страсти она вдруг становилась застенчивой, почти робкой.

— Я живу, — прошептала женщина, — там, где, надеюсь, будешь жить и ты… как всегда.

Внешне невозмутимый Чевиот никак не мог объяснить свое поведение. Упав на одно колено, он обвил руками прелестную талию и прижался щекой к обворожительной груди.

— Не смейся надо мной! — попросил он. — Ради бога, не смейся надо мной!

Флора не пообещала, что не станет смеяться, и не вскрикнула от боли, хотя он сжал ее довольно сильно. Просто обвила шею Чевиота руками и прижалась щекой к его голове.

— Милый! Что случилось? В чем дело?

— Я выжил из ума! Я душевнобольной! Мое место в сумасшедшем доме! Понимаешь…

Примерно полминуты он то шептал, то вскрикивал как безумный. Вряд ли Флора, запомнившая все, что он говорил, и повторявшая ему его же слова позже, поняла хотя бы одну десятую часть его речи.

Однако по мере того, как Чевиот говорил, окутавший его мрак понемногу рассеивался. Щекой он чувствовал мягкую плоть; грудь Флоры то вздымалась, то опускалась.

Вспомнив о том, что он на службе, Чевиот с трудом поднялся, нечаянно наступив на подол бело-желтого парчового платья — узкого в талии, но с широкой, по моде, юбкой. Выпрямиться во весь рост в карете он не мог. Наклонившись к Флоре, он положил руки ей на плечи. Она откинула голову.

Казалось, ее стройная шея вот-вот надломится под тяжестью пышной золотой короны волос. Огромные невинные глаза наполнились слезами, Флора вздрогнула. Она была так осязаема, так чувственна, что у Чевиота голова пошла кругом…

— Ты не душевнобольной, — тихо проговорила она, но тут же скривила губы и отвернулась. — Если не считать того, что ты хочешь стать суперинтендентом центральной компании или центрального отделения — как там они называются? — Она посмотрела на него в упор. — И если ты сошел с ума, то кто же тогда я?

— Ты вышла из картинки в книге!

— Что такое, милый?…

— Точнее, из альбома с рисунками из…

Чевиот вовремя остановился и не добавил: «Из Музея Виктории и Альберта».

— Никто не знает, и никто никогда не узнает, — продолжал он, — как долго я тебя люблю!

— Надеюсь, что нет. — Ее шепот воспламенял его еще больше. — Ах, как бы мне хотелось сейчас оказаться дома! Но… ты не опоздаешь на свою встречу?

— Встречу? С кем?

— С мистером Мейном и полковником Роуэном, разумеется!

Рядом с Флорой на подушках лежали широкополая итальянская шляпа и красная кашемировая шаль. Чевиот разглядывал их в полумраке. Как человек, хорошо знавший историю, он помнил, что Ричард Мейн и полковник Чарльз Роуэн были двумя первыми начальниками — или комиссарами — полиции.

Он читал о них в архиве, видел их портреты. Он знал…

— Ты имеешь в виду… — спросил он, откашлявшись, — сподвижников сэра Роберта Пиля?…

— Как сэра Роберта?! — ошеломленно переспросила Флора. — Я слышала, что старый сэр Роберт очень болен. Говорят, он не жилец. Но неужели он уже умер? И неужели мистер Пиль унаследовал титул баронета?

— Нет, нет еще! — воскликнул Чевиот. — Прости, — добавил он тише. — Я оговорился.

— Ладно, — проворковала Флора. — По-моему, тебе пора. Но прошу, пожалуйста, возвращайся скорее!

И она снова подставила губы для поцелуя.

Умолчим о том, что происходило в течение следующих нескольких минут. Когда Чевиот, покинув карету, уверенно зашагал к двери дома номер четыре по Уайтхолл-Плейс, ужаса он больше не испытывал.

«Ну же! — подхлестывал его насмешливый внутренний голос. — Разве не сбылась еще одна твоя мечта — тайная, заветная мечта? Разве ты не хотел посмотреть, как работал первый в истории Скотленд-Ярд? Тогда на улицах бушевала чернь, тогда совершались самые темные злодеяния, тогда полицейских ненавидели и считали помехой личной свободы. Тогда таинственные преступления — кражи со взломом, убийства — раскрывались лишь благодаря счастливой случайности или в результате доноса… Давай признаем, — продолжал все тот же насмешливый голос, — что убийство всегда омерзительно и совсем неинтересно; настоящие убийства совсем не похожи на те, что описывают в романах. И все же! Разве тебе не хотелось произвести впечатление на своих знаменитых предшественников, раскрыв какое-нибудь зловещее преступление по отпечаткам пальцев, следам пуль или благодаря современной дедукции? Разве в глубине души ты не хочешь поразить их своими способностями?»

— Да! — воскликнул суперинтендент Чевиот.

Дом номер четыре на Уайтхолл-Плейс был красивым кирпичным домом; в окнах по обе стороны от входной двери за плотными шторами горел свет. Чевиот взялся за дверной молоток и громко постучал.

Возможно, у него просто разыгралось воображение или он в самом деле услышал, как рядом кто-то тихо хихикнул? Чевиот круто развернулся на каблуках. Так и есть, ему померещилось. Никого.

Дверь открыл человек… именно такой, какого Чевиот и ожидал увидеть. Среднего роста, краснолицый; судя по военной выправке, явно отставной солдат. Сюртук, доходящий до середины бедра, был синего цвета, сверху до пояса шел ряд металлических пуговиц. Брюки тоже синие. Немногие догадались бы, что его цилиндр изнутри укреплен кожаной тульей и тростниковыми распорками, способными смягчить удар хлыстом или бутылкой.

Хорошенько разглядев Чевиота и его костюм, незнакомец почтительно осведомился:

— Чем могу служить, сэр?

— Моя фамилия Чевиот, — беззаботно проговорил посетитель. — У меня назначена встреча с полковником Роуэном и мистером Мейном.

— Да, сэр. Следуйте за мной, сэр.

Наметанный глаз Чевиота угадал скрытые под полами сюртука полисмена дубинку из прочной древесины и трещотку, введенные в обиход Пилем. Полицейский, по мнению Пиля, не должен был выделяться из толпы — на его профессию указывала лишь сине-белая повязка на левой руке. Она свидетельствовала о том, что ее обладатель находится на дежурстве.

Чевиот не спеша брел за своим провожатым. Из просторного вестибюля они вышли в коридор, который, казалось, вот-вот рухнет — если судить по запаху сырости и по пятнам на алых обоях.

Полисмен с негнущейся спиной прошагал к двери справа и распахнул ее.

— Мистер Чевиот! — хрипло объявил он. Судя по голосу, он был не дурак выпить.

Чевиоту опять стало страшно — так страшно, как никогда в жизни. Сейчас он свяжет себя обязательствами. К добру или к худу, к жизни или к смерти, но он должен шагнуть в неизвестность… Что ж, надо держаться достойно, так чтобы Флора гордилась им.

Он лишь мельком заметил довольно большую комнату, обшитую дубовыми панелями. Все стены сплошь увешаны военными трофеями. Насколько он помнил, здесь жил полковник Роуэн — холостяк. Расправив плечи и небрежно улыбнувшись, Чевиот перешагнул порог.

— Добрый вечер, господа! — сказал он.

Глава 2

Кража из кормушки

В комнате находились трое. Но поскольку один сидел за конторкой в дальнем углу, Чевиот вначале заметил только двоих.

На полу лежал красный турецкий ковер — такой грязный, затоптанный и засыпанный табачным пеплом, что его истинный цвет определить было трудно. В центре комнаты стоял полированный стол красного дерева, прожженный по краям. На нем, среди разбросанных документов и папиросной бумаги, светила масляная лампа под узким красным стеклянным колпаком, плоский фитиль ровно горел в красной колбе.

Не впервые Чевиот задумался: почему масляные лампы не взрываются? Вскоре ему предстояло узнать, что они взрываются, и довольно часто.

Сбоку от стола, в мягком кресле, обтянутом фиолетовым шелком, сидел высокий, худощавый, довольно привлекательный человек лет сорока восьми. Его редеющие и седеющие волосы были зачесаны назад и вились над высоким лбом. Однако прежде всего вы замечали его большие глаза и широкие ноздри. Благодаря им худое лицо казалось одухотворенным.

Разумеется, то был полковник Чарльз Роуэн. Он был в форме, хотя и без сабли и портупеи. Алый мундир украшали тяжелые золотые эполеты, темно-желтые обшлага и серебряные галуны 52-го пехотного полка. На ногах — белые лосины. В левой руке полковник держал сигару, в правой у него были белые перчатки, которыми он похлопывал по ручке кресла.

Чевиот посмотрел на второго человека за столом.