Гилберт Честертон - Исчезновение принца. Комната № 13 Страница 2

По-видимому, человек удил рыбу. По крайней мере, он сидел в позе рыболова, только еще неподвижнее. Марч несколько минут рассматривал незнакомца, как какую-нибудь статую, пока «статуя» не заговорила. Это был высокий светловолосый мужчина, с очень бледным и несколько безучастным лицом, с тяжелыми веками и горбатым носом. Когда лицо мужчины было оттенено широкой белой шляпой, светлые усы и гибкая фигура придавали ему молодой вид, но в ту минуту шляпа его лежала на мху рядом с ним, и журналисту было видно, что он лысоват и полысел слишком рано для своего возраста, а это, в сочетании с определенной отрешенностью в глазах, наводило на мысль, что мужчина привык к работе головой или даже к головной боли. И все же самым необычным в нем было то, что Марч осознал уже после того, как его рассмотрел: хоть этот человек и походил на рыболова, целью его была не рыба.

Вместо удочки он держал в руках нечто вроде подсака, каким пользуются некоторые рыбаки, только его орудие больше походило на обычный игрушечный сачок – дети охотятся с ним на креветок и бабочек. Он время от времени опускал его в воду и, внимательно изучив улов (водоросли или ил), высыпал его обратно.

– Нет, я ничего не поймал, – спокойно произнес он, будто отвечая на не произнесенный вслух вопрос. – Когда что-то попадается, приходится выбрасывать, особенно крупную рыбу. Но некоторые твари помельче мне интересны.

– Вы ученый? – поинтересовался Марч.

– Боюсь, скорее, любитель, – ответил странный рыбак. – Меня интересует то, что называют «феноменом фосфоресценции». Но дома-то не повесишь светильник из светящейся рыбины.

– Да уж, – усмехнулся Марч.

– Довольно нелепо было бы входить в гостиную с большой светящейся треской в руках, – продолжил незнакомец своим странным безразличным голосом. – А как было бы удивительно, если бы можно было разгуливать по комнатам с таким «фонарем» или вместо свечей использовать мелкую рыбешку. Некоторых морских существ вполне можно было бы вешать на потолок вместо ламп: к примеру, морская улитка, которая блестит вся, как звездное небо, или некоторые виды красных морских звезд, которые в самом деле светятся, как красные звезды. Но, разумеется, здесь я не их ищу.

У Марча возникло желание спросить, что он тут ищет, однако, почувствовав, что не сможет поддержать беседу на должном ученом уровне, так как не обладает сколь-либо глубокими познаниями хотя бы даже в названиях глубоководных рыб, решил заговорить о более привычных вещах.

– А замечательное тут местечко! – сказал он. – Такая крохотная лощина, да еще с речушкой. Похоже на одно из тех мест, о которых Стивенсон говорит: «Такое чувство, что здесь что-то обязательно должно произойти».

– Я знаю, – ответил человек с сачком. – Наверное, потому что само это место, так сказать, «происходит», а не просто существует. Может быть, именно это Пикассо и некоторые кубисты пытаются выразить угловатостью и ломаными линиями. Посмотрите на эти стеноподобные низкие обрывы: они идут вниз четко под прямыми углами к поросшему травой склону, который как бы устремляется к ним. Это похоже на беззвучное столкновение, на волну, отхлынувшую от скалы.

Марч посмотрел на низенький утес, нависший над зеленым склоном, и кивнул. Его заинтересовал человек, который так легко перешел от тонкостей науки к вопросам художественного восприятия, и он спросил у незнакомца, нравятся ли ему современные художники-кубисты.

– В моем представлении кубисты недостаточно кубичны, – ответил тот. – Я хочу сказать, что им не хватает широты. Превращая вещи в математику, они сужают их. Лишите ландшафт живых, плавных линий, упростите его до прямых углов, и вы получите на бумаге простую диаграмму. Диаграммы тоже не лишены своеобразной красоты, но это красота иного порядка. Они ратуют за незыблемые вещи, холодные, вечные, так сказать, математические истины, то, что кто-то назвал «блеском вечной белизны, которая»…[1]

Он вдруг замолчал, и прежде чем было произнесено следующее слово, что-то произошло. Произошло до того быстро и неожиданно, что они и понять ничего не успели. Сверху, из-за нависающей скалы, послышалось движение, шум, похожий на грохот поезда, и над ними возник большой автомобиль, который завис на вершине утеса, черным пятном заслонив солнце, точно боевая колесница, летящая навстречу гибели в какой-нибудь эпической поэме. Марч машинально вытянул руку в бессмысленном жесте, как будто хотел подхватить чашку, падающую со стола в гостиной.

На какую-то долю секунды показалось, что автомобиль вот-вот сорвется с края обрыва и вознесется ввысь, как летучий корабль, но тут само небо будто перевернулось, и машина обрушилась в высокую траву. Тонкая струя серого дыма медленно поднялась из нее в притихший воздух. Чуть ниже на крутой зеленый склон упало тело человека с седыми волосами, руки и ноги его беспорядочно разметало, лицо было отвернуто в сторону.

Эксцентричный рыбак бросил сачок и торопливыми шагами направился к месту аварии. Его новый знакомый последовал за ним. Приблизившись, они увидели картину, не лишенную черной иронии: погибшая машина все еще содрогалась и гудела, как заводской станок, тогда как человек лежал совершенно неподвижно.

В том, что он был мертв, не оставалось никаких сомнений. Кровь вытекала на траву из большой дыры в черепе на затылке. Но лицо его, устремленное к солнцу, не пострадало и даже странным образом казалось притягательным. Это был тот случай, когда видишь лицо явно незнакомого человека, и тебе кажется, что ты его уже где-то видел. Мы думаем, что вот-вот память что-то подскажет, что еще немного, и мы вспомним его, но этого так и не происходит. Лицо было крупным, квадратным, с большими обезьяньими челюстями; плотно сжатые широкие губы превратились в тонкую линию; ноздри на коротком носу имели такой вид, будто с жадностью вдыхали воздух. Самым приметным на его лице были брови: одна из них вздернута под намного более острым углом, чем вторая. Марчу вдруг подумалось, что он никогда еще не видел более живого лица, чем этот мертвый лик. И обрамление из седых волос придавало этому пышущему звериной энергией лицу еще более необычный вид. Из кармана мертвеца торчали какие-то бумаги, среди них Марч заметил и несколько визитных карточек. Он прочитал имя вслух:

– Сэр Хэмфри Тернбулл. Я где-то уже слышал это имя!

Его компаньон лишь слегка вздохнул и какое-то время молчал, словно задумавшись, а потом просто произнес:

– Несчастный умер. – После чего добавил еще несколько ученых слов, в которых его знакомый снова оказался несилен.

– В таких обстоятельствах, – продолжил сей удивительно разнопланово образованный человек, – нам положено бы оставить все как есть, не трогать тела, пока об этом не будет сообщено полиции. Я бы добавил, что хорошо бы об этом не сообщать никому, кроме полиции. Не удивляйтесь, но мне не хочется попадаться на глаза кое-кому из наших соседей здесь. – Затем, словно спеша объяснить свою столь неожиданную откровенность, он добавил: – Я вообще-то приехал в Торвуд навестить своего двоюродного брата. Меня зовут Хорн Фишер[2]. Весьма сочетается с тем, чем я тут занимался, верно?

– Так сэр Говард Хорн – ваш двоюродный брат? – удивился Марч. – Я сам направляюсь в Торвуд-парк к нему. Только, разумеется, по делу. Мне необходимо обсудить с ним его публичную деятельность и то, как он отстаивает свои принципы. По-моему, его бюджет – величайшее за всю историю Англии достижение. Если этот проект провалится, это будет самый героический провал в истории Англии. Вы, вероятно, тоже восхищаетесь своим великим родственником, мистер Фишер?

– Очень, – ответил мистер Фишер. – Он лучший охотник из всех, кого я знаю. – А потом, словно извиняясь за то, что не разделил его восторга, с некоторым воодушевлением воскликнул: – Нет, действительно, он – превосходный стрелок!

Так, словно его собственные слова взбодрили его, он прыгнул на нижние камни возвышающейся над ним скалы и стал проворно карабкаться по ним наверх, чего никак нельзя было ожидать от такого вялого человека. Несколько секунд он простоял на краю обрыва, обводя взглядом окрестности (его орлиный профиль четко выделялся на фоне голубого неба), пока его компаньон наконец не пришел в себя и не полез за ним следом.

Верхний уровень представлял собой вытянутый, покрытый травой участок, на котором отчетливо виднелись следы разбившегося автомобиля, но самый край его был искромсан, будто раскрошен каменными зубами, повсюду валялись расколотые, раздробленные валуны всех форм и размеров. Было трудно поверить, что кто-то мог целенаправленно заехать в эту смертельную ловушку, тем более днем, при ярком солнечном свете.

– Ничего не понимаю, – сказал Марч. – Он что, ослеп? Или был настолько пьян, что не видел, куда едет?

– По его виду этого не скажешь.