Джон Бетанкур - «Общество нищих-любителей» Страница 2

— Немудрено, — пробормотал я.

— Полгода молодой Пендлтон-Смайт околачивался в Лондоне, после чего его каким-то образом занесло на корабль, отправлявшийся в Южную Африку, и там его карьера пошла как по маслу. Когда, выйдя в отставку, он вернулся в Лондон, в свое фамильное гнездо, и стал хозяйничать в нем, он, по-видимому, уже вполне преуспевал. Было объявлено о его помолвке с леди Эдит Стюарт, — новость, которая, возможно, попадалась и вам в светской хронике.

— Шаг вверх по лестнице для армейского полковника, — заметил я.

— Подозреваю, что невеста имела какое-то отношение к скандалу в Итоне, — сказал Холмс, — но пока это лишь домыслы. Да, видимо, для него такая помолвка являлась шагом вверх. Однако через две недели он разрывает помолвку и на следующий же день — то есть три дня назад — исчезает.

— Появляясь уже на нашем пороге.

— Именно.

— Ну а при чем здесь «Общество нищих»? — задал я вопрос.

— «Тайное сообщество алчущих подаяния», как правильнее его называть, являлось частью шпионской сети, созданной императором Константином. Римская империя кишела нищими, и Константин понимал, что слышали и видели эти люди гораздо больше, чем от них ожидалось. Первоначально вступившие в сообщество аристократы, переодевшись нищими, собирали новости и сплетни, то есть информацию, которая, передаваясь от одного к другому, поступала потом к самому Константину.

Императоры, наследовавшие Константину, нищих уже не использовали, но, как ни странно, само сообщество, вместо того чтобы захиреть, лишь крепло и упрочивалось. Оно выработало свои правила и ритуалы. Индийская часть его отделилась и соединилась с организацией так называемых тхаги[1], о которой вы, может быть, слышали.

— Да, я слышал об этих дьяволах, — подтвердил я.

Холмс кивнул.

— В какой-то период Средних веков организация эта вроде бы исчезла. Однако в тысяча восемьсот двадцать первом году один осужденный упомянул ее в своем последнем слове. Позднее я обнаружил еще два упоминания «Тайного сообщества алчущих подаяния». Первое относится к тысяча восемьсот тридцать второму году. В подписи к карикатуре из «Панча» говорится о соперничестве сообщества с вольными каменщиками так, словно каждый должен был знать о существовании алчущих. Второе же — это клочок бумаги в доме полковника Пендлтона-Смайта.

— Ну и какое отношение это имеет к самому полковнику?

— К этому я как раз и подхожу, — заверил меня Холмс. — Из шестерых оболтусов, выгнанных вместе с ним из Итона, мне удалось проследить за тремя — узнать, что сталось с ними в дальнейшем. Все трое умерли в последние недели при загадочных обстоятельствах. О чем это вам говорит?

— О том, что на очереди теперь полковник.

— Именно, Ватсон, по видимости это так.

— У вас имеются основания в чем-то сомневаться?

— Ха! Вы просто ясновидящий, Ватсон. Видите меня насквозь! Меня определенно смущает, что эта эпидемия убийств совпадает по времени с возвращением Пендлтона-Смайта из Африки.

— Действительно, странное совпадение, — согласился я. — Но может быть, тут играют роль какие-то другие обстоятельства, о которых мы не получим представления, не поговорив с полковником. — Я взглянул на часы. — До нашего с ним свидания осталось всего полчаса.

— Время отправляться в путь, — неожиданно заявил Холмс.

Я вытаращил на него глаза в полном изумлении:

— Но, поступив так, вы уверите Пендлтона-Смайта, что не хотите его видеть!

— Напротив, — возразил Холмс, — поступив так, я сделаю нашу встречу неизбежной. Вот ваше пальто, Ватсон! Мы либо столкнемся с ним на улице, когда он будет направляться к нам, либо, как я подозреваю, он, почувствовав себя разоблаченным, предпочтет уклониться от встречи, и мы застанем его в меблированных комнатах!

Схватив пальто и шляпу, я вновь поспешил за ним на улицу.

Разумеется, на улице мы полковника не встретили. Холмс обладал несомненным даром предугадывать поступки окружающих. Но, прибыв в меблированные комнаты, мы увидели на крыльце дородную седоватую женщину, по виду хозяйку. Она подметала ступеньки.

— Простите великодушно, — торопливо обратился к ней Холмс. — Мне нужен один из ваших жильцов — военный с легкой хромотой, носит темное пальто и темную шляпу. Я принес письмо, которое он обронил вчера вечером, и я хотел бы ему его вернуть.

— Так это вы про мистера Смита, — сказала хозяйка. — Давайте сюда письмо, я передам ему, когда он встанет. — И она протянула руку.

— Значит, он дома? — уточнил Холмс.

— Эй, послушайте, а кто вы такие?

Женщина с подозрением оглядела нас и преградила нам путь щеткой.

— Это мистер Холмс, — поспешно сказал я, — и мы обязательно должны переговорить с вашим мистером Смитом. Дело очень срочное.

— Мистер Холмс? Так бы сразу и сказали! Уж конечно же я слыхала про вас, мистер Холмс, да и кто в наших краях не слыхал! Проходите, проходите, пожалуйста. А я-то как вас встретила, неудобно даже! — Она опустила щетку и двинулась к входной двери. — Я миссис Нелли Корам, сэр, владелица меблированных комнат. А мистер Смит живет на втором этаже. Побегу узнаю, спустится ли он!

— Если вы не против, — остановил ее Холмс, — думаю, лучше будет нам самим подняться.

— А не то ускользнет, да? Небось это он может. Я-то сразу смекнула, но он заплатил вперед за две недели, а в наше время, знаете, дела идут не так чтоб очень…

— Он не преступник, — ответил Холмс. — Он наш клиент. Но нам очень важно поговорить с ним немедленно.

На это женщина не сказала ни слова, лишь провела пальцем по носу и с хитрым видом нам подмигнула.

Вслед за ней мы поднялись по крутым ступеням в чисто выскобленный холл второго этажа. Женщина свернула направо, и, пройдя по узкому коридору, мы очутились перед закрытой дверью. Женщина дважды постучала в дверь.

— Кто там? — раздался грубый голос.

— Нелли Корам, — отозвалась хозяйка. — К вам два гостя, мистер Смит.

Дверь немного приоткрылась, и в образовавшейся щели я увидел внимательный голубой глаз, на секунду вперившийся в Холмса, а затем и в меня.

— Входите, — разрешил голос. Теперь он словно окреп, а обладатель его, отступив от двери, позволил нам пройти.

Мы с Холмсом вошли. Оглядевшись, я увидел маленькую, но опрятную комнатку: кровать, умывальник, платяной шкаф и у окна единственное кресло с прямой твердой спинкой. На кровати лежала раскрытая «Таймс».

Пендлтон-Смайт закрыл дверь, не дав миссис Корам в нее проникнуть, и из-за двери послышались сначала ее раздраженный вздох, а затем звук удаляющихся шагов: миссис Корам возвращалась к своему прерванному занятию.

Полковник оказался мужчиной среднего роста, но крепкого телосложения, голубоглазым, с усиками. На нем были синие панталоны, белая в полоску сорочка, синий сюртук. Мое внимание сразу привлек револьвер военного образца, которым он целился в нас с Холмсом.

— Чего вы хотите? — рявкнул он. — Кто вы?

Холмс, уже успевший с первого взгляда разглядеть все в комнате, направился к окну и раздернул шторы.

— Скорее это я, — сказал он, — должен был бы поинтересоваться, чего хотите вы, полковник. Я же здесь ради обещанной вам встречи. Я Шерлок Холмс, а это мой коллега доктор Джон Ватсон.

И, повернувшись лицом к полковнику, Холмс взглянул ему прямо в глаза, после чего не прошло и секунды, как полковник опустил револьвер. Он заметно дрожал, и в какое-то мгновение я вынужден был положить руку ему на плечо, поддерживая и не давая пошатнуться.

— Я рад, что вы здесь, мистер Холмс, — сказал он. Он порывисто бросился к кровати, сел, уронив револьвер возле себя на кровать. Обхватил голову руками, потом взъерошил волосы и глубоко вздохнул. — Признаться, я просто с ума схожу. Не знаю, в состоянии ли вы мне помочь, но если есть в Англии кто-то, кто может мне помочь, то это вы. Уже один ваш приход служит доказательством ваших выдающихся способностей.

Холмс сел в кресло с прямой спинкой и, сцепив пальцы, скрестил ноги. Потом он сказал:

— Начнем с Итона и с вашего участия в «Обществе нищих-любителей».

Полковник дернулся:

— Так вам и про это известно? Как такое возможно?

— Значит, мистер Холмс прав, — сказал я, — и вы действительно причастны к деятельности общества?

— Да, пропади оно пропадом!

— Оставим в покое мои способности и мои методы расследования, — сказал Холмс. — Прошу вас начать с самого начала. Не упускайте ничего. Могу вас заверить в том, что малейшая деталь, даже самая пустячная, имеет здесь значение.

Я сел на кровать рядом с полковником. Внезапно тот словно постарел, разом превратившись в усталого, до времени одряхлевшего человека.

— Вам станет легче, — сказал ему я. — Замечено, что признанием мы облегчаем душу.