Уилки Коллинз - Тайна Страница 20

— Разве она хотела идти к мистрисс Фрэнклэнд? — спросил доктор.

— Да, но я ее не пустила без вас, она в моей приемной. Угодно вам ее видеть?

Доктор последовал за трактирщицей в небольшую комнату, находившуюся на задней половине дома, и нашел там мистрисс Джазеф, сидевшую в самом дальнем и темном углу. При входе в комнату доктор с удивлением заметил, что она опустила свою вуаль.

— Извините, что я вас заставил ждать, — сказал он, — Впрочем, еще нет восьми часов.

— Я боялась опоздать и потому пришла сюда пораньше, — отвечала мистрисс Джазеф, и доктору в голосе ее послышалась принужденность; казалось, эта женщина боялась, чтобы лицо и голос ее не изменили ей.

Что могло встревожить ее, когда она сидела одна-одинешенька в комнате трактирщицы? Какое чувство она хотела скрыть в себе?

— Не угодно ли вам пойти со мною? Я вас представлю мистрисс Фрэнклэнд.

Мистрисс Джазеф медленно поднялась с места, опираясь одной рукой на стоявший возле нее стол; это движение снова пробудило в докторе сомнения насчет здоровья новой няньки.

— Вы, кажется, устали, — сказал он, подходя к двери. — Вы, вероятно, пришли сюда пешком?

— Нет, сэр. Госпожа была столь добра, что приказала отвезти меня сюда.

Доктор опять услышал ту же принужденность, как прежде, между тем как лицо ее все еще было покрыто вуалью. Входя на лестницу, он мысленно решился внимательно наблюдать за действиями мистрисс Джазеф в комнате его пациентки и послать в Лондон за нянькою, если она не обнаружит ревности в исполнении принимаемой ею должности.

Комната мистрисс Фрэнклэнд находилась в самой отдаленной части и была избрана ею потому, что туда не достигал шум, неизбежный в каждой гостинице. Она освещалась одним окном, откуда открывался вид на несколько хижин, за которыми расстилались тучные Вест-Сомерширские луга, окаймленные длинной монотонной линией холмов, покрытых лесом. Почти посередине комнаты стояла старинная кровать с четырьмя столбами, поддерживавшими дамаскиновый занавес; направо от нее была дверь, налево окно, а впереди камин. На стороне, обращенной к окну, занавес был открыт почти на фут.

— Как вы себя чувствуете, мистрисс Фрэнклэнд? — спросил доктор, подойдя к постели. — Не вредит ли вам недостаток свежего воздуха?

— О, нет, доктор; напротив, я чувствую себя гораздо лучше. Но я боюсь, что потеряю в вашем мнении, когда вы увидите, чем я была занята.

Доктор открыл занавес и не мог удержаться от смеху, взглянув на мать и лежавшего возле нее ребенка. Мистрисс Фрэнклэнд забавлялась тем, что убирала своего сына голубыми лентами в то время, как он спал. Эта картина до того заняла мистера Орриджа, что он совершенно забыл о новой няньке, о которой он не сказал ничего до тех пор, пока мистрисс Фрэнклэнд не спросила:

— Вы, кажется, пришли не один, доктор? Лэнни, это ты? Как ты сегодня долго обедал; вероятно, пил за мое здоровье, между тем как я здесь скучаю одна.

— Мистер Фрэнклэнд еще обедает, — сказал доктор. — Но здесь действительно есть еще одна особа: мистрисс Джазеф.

Во время этого разговора, ключница, стоя у двери, осматривала лежавшую пред нею часть комнаты. Когда доктор позвал ее, она обошла кровать и стала спиною к окну, так что тень от ее фигуры, упавшая на постель, скрыла картину, которой любовался доктор.

— Ради Бога! Кто вы? — вскричала Розамонда. — Женщина или привидение?

Мистрисс Джазеф подняла, наконец, вуаль, хотя лицо ее было в тени, однако ж, мистер Орридж, стоя возле нее, мог рассмотреть ее лицо и подметить изменение, происходившее на нем в то время, когда мистрисс Фрэнклэнд начала говорить. Губы ее несколько дрожали; небольшие морщины на щеках, признаки старости и заботы, углубились, и брови сдвинулись вместе. Глаз мистер Орридж не мог видеть, потому что она опустила их в землю при первом слове Розамонды. По всем признакам доктор заключил, что эта женщина страдает нравственно. «Она скрывала это от своей госпожи, но от меня она не скроет», — подумал он.

— Кто вы? — повторила Розамонда. — И зачем вы закрыли свет?

Мистрисс Джазеф не отвечала, не подняла глаз и только подвинулась в сторону.

— Был у вас сегодня посланный от меня? — спросил доктор, обратясь к мистрисс Фрэнклэнд.

— Да, был, — принес хорошие вести о новой няньке.

— Она здесь, — произнес он, указывая на мистрисс Джазеф.

— В самом деле? — воскликнула Розамонда. — Но ведь иначе и быть не могло! Кто ж бы мог прийти с вами? Я должна была догадаться раньше. Подойдите ближе. (Как ее имя, доктор? Джозеф, вы сказали? Нет, Джазеф). Подойдите ближе, мистрисс Джазеф. Я очень благодарна, что вы пришли ко мне. Я думаю, что с этим маленьким ангелом вам не будет слишком много хлопот. Он все спит. Но мне кажется, вы слишком слабы, чтобы быть нянькой, — извините мою откровенность. Доктор, как вы думаете?

Мистрисс Джазеф нагнулась и начала торопливо собирать цветы, разбросанные по постели.

— Я тоже думаю, — отвечал доктор, — но меня уверили, что наружность мистрисс Джазеф обманчива и что она совершенно способна к этой должности.

— А, вы собираете цветы? — сказала Розамонда, заметив, чем была занята ее новая нянька. — Какой прекрасный букет! Я думаю, здесь страшный беспорядок? Я позову девушку, пусть она уберет.

— Если позволите, я займусь этим, мэм; мне очень приятно быть вам полезной.

Говоря это, мистрисс Джазеф подняла глаза и встретила взгляд Розамонды,

— Как вы странно смотрите на меня! — произнесла она, изменившись в лице и опустившись на подушку.

При этих словах мистрисс Джазеф вздрогнула, как будто бы ее что-нибудь кольнуло, и быстро отодвинулась к окну.

— Пожалуйста, не примите моих слов в дурную сторону, — сказала Розамонда, заметив это движение. — Я имею несчастную привычку говорить все, что мне приходит в голову. Да вот и теперь вы смотрите на меня так, как будто бы вы боялись меня. Но я вас прошу, забудьте это, мы скоро короче познакомимся и, надеюсь, будем жить мирно и дружно…

В то время, как Розамонда произнесла последние слова, мистрисс Джазеф отошла от окна и скрылась за занавесом постели. Розамонда хотела было сказать доктору, что манеры приведенной им няньки кажутся ей весьма странными, но он не обращал на нее внимания и весь был погружен в созерцание своей клиентки.

Очутившись между кроватью и камином, она закрыла лицо руками; но прежде нежели доктор успел осознать впечатление, произведенное на него этим жестом, руки ее поднялись выше и поправили чепчик. После того она пошла в угол комнаты и стала убирать разные вещи, принадлежавшие к гардеробу ее новой госпожи. Доктор продолжал следить за нею, между тем как она приводила в порядок разбросанные вещи, оставляя под рукою то, что могло понадобиться родительнице; потом она подошла к столу, где находились лекарства, внимательно рассмотрела все склянки и на одном краю стола расставила те, которые нужны ночью, на другом те, которые должно принимать днем. Все это доктор видел и внутренне был доволен. Все, что она делала, делала хорошо; тихо и скромно ходила она из угла в угол и везде водворяла изящный порядок.

— Какая странная женщина! — прошептала мистрисс Фрэнклэнд.

— Да, очень странная, — отвечал также шепотом доктор, — и притом очевидно больная, хотя и не хочет сознаться. Но видно по всему, она порядочная женщина; я советую вам удержать ее несколько времени, потом, если вы найдете необходимым, можно будет переменить.

— Она меня очень занимает, доктор. В ее лице и в манерах есть что-то, я не могу сказать, что — чрезвычайно любопытное. Я постараюсь вызвать ее на разговор… Я прошу вас, доктор, сходить к моему мужу; ваше общество будет ему очень приятно; но посмотрите сперва на этого маленького; не опасно ли, что он так много спит?… Да, еще одна просьба, мистер Орридж: обещайте мне, что вы проводите мужа сюда.

— Очень охотно, — отвечал доктор и отошел от постели.

Отворив дверь, он остановился и сказал мистрисс Джазеф, что будет внизу и через несколько времени возвратится, чтобы сделать кой-какие распоряжения. Когда он проходил мимо нее, она стояла на коленях у сундука и складывала разные мелкие вещи, брошенные в беспорядке. Прежде чем он заговорил с нею, она вынимала из сундука рубашку, но услышав шаги доктора, проворно сунула ее назад и покрыла платком. Это движение также не ускользнуло от глаза доктора и немало удивило его, но он постарался скрыть свое удивление. В голове его мелькнула мысль, не хочет ли она украсть эту вещь, и в противоположность этой мысли пришли на память слова мистрисс Норбори, уверявшей его, что это кротчайшая и добрейшая из всех известных ей женщин.

— Оставьте этот сундук, — сказала Розамонда, когда доктор запер дверь. — Это обязанность моей горничной; впрочем, я думаю, ей ничего не останется делать; вы все привели в порядок. Подите сюда, сядьте вот здесь и отдохните. Посланный доктора сказал мне, что ваша госпожа знала моего отца. Я думаю, это было уже очень давно, по крайней мере, меня тогда еще не было на свете. Мне вдвойне приятно принять от нее услугу, потому что она сделана из уважения к моему отцу. Но вы не могли питать подобного чувства; вы пришли ко мне единственно из доброго желания помочь мне. Подите сюда, мистрисс Джазеф, сядьте возле меня.