Доминик Сильвен - Когда людоед очнется Страница 22

Затем она предупредила звукорежиссера об изменении в программе. Она не будет танцевать под музыку Мисси Эллиот. Ей нужны «Братья Невилл», а точнее, «Yellow Мооn». Лоран подобрал то, что она хотела.

— Ты сегодня другая, — сказал он.

— О чем ты?

— Обычно ты красивая, как ведьма перед шабашем, но сегодня ночью…

— Что — сегодня ночью?

— Ты напоминаешь мне какой-то цветок. Большую лилию.

— Этого я и добивалась, Лоран.

По пути ей попались Карлота и Джульет, новенькая из Майами, они похвалили ее костюм. Ингрид приоткрыла занавес. Синди заканчивала выступление, в одних туфлях она извивалась под музыку Марвина Гэя. «Калипсо» был переполнен. Прожекторы светили на сцену, так что лиц Ингрид не различала, но она могла судить по силуэтам и шуму в зале. Свет погас, зал взорвался аплодисментами, криками, свистом. Мари накинула на плечи Синди белый фирменный пеньюар «Калипсо». Раздались первые такты «Братьев Невилл»:

Yellow moon, yellow moon,Why you keep peeping in my window?Do you know something I don't know?[16]

Затем раздался голос Фабриса. Он объявил гвоздь программы «Калипсо»: Габриеллу Тижер Пламенную. Ингрид зажмурилась, потом шагнула на сцену и оказалась в саду наслаждений. Белесый свет превратился в источник, бьющий из скал. Жаркое солнце Луизианы уже коснулось ее кожи. Запах тины, крики попугаев и стрекотание кузнечиков довершили картину. Она протянула руки к мясистым лепесткам магнолий и, словно бальзам вечности, вдохнула их сладковатый запах, приблизилась к пруду. Медленно она развязала оби, думая о водяных лилиях в Магнолия-холле.

И почувствовала, как дрожь пробежала по залу.

Yellow moon, can you tell me,If the girl's with another man?[17]

Она приподняла тяжелую шевелюру, чтобы легкий ветерок погладил ее затылок. И медленно, словно капля воды скатилась по лепестку кувшинки, стянула перчатку.

Oh yellow moon,Have you seen that Creole woman?You can tell me,Now ain't you a friend of mine…[18]

Ингрид снова натянула шорты и майку, надела пробковые сандалии «биркенсток» и убрала кусок ткани в шкафчик Мари. С сумкой через плечо она в унынии вышла на площадь Пигаль и убедилась, что на остановке такси собралась очередь. Ингрид решила добираться до дома пешком. Ночь теплая: она спустится по улице Нотр-Дам-де-Лоретт к Монмартру и дойдет до Сен-Дени по Рише и Птит-Экюри.

Меланхолия окутала ее своими грязными покрывалами. Она надеялась изгнать воспоминания, выставив их перед публикой, но, несмотря на восхищенный свист и горячие аплодисменты, возвращалась домой все с теми же заботами и чувством, что ее затягивают зыбучие пески. Ей не удавалось заглушить в себе тихий голос, твердивший, что Брэд стал другим и теперь он незнакомец, чужак, изменивший прошлому.

На улице Рише толпились люди, машины отъезжали от кабаре «Фоли-Бержер». Она пошла по пустынной улице Птит-Экюри, впереди ей послышались шаги, и она различила мужскую фигуру. Прохожий вошел в дом, а она продолжила свой путь. И тут она поняла, как ей хотелось увидеть живого Брэда и спросить у него, почему он во что бы то ни стало стремится вернуть себе имя и родину своей матери. Почему он больше не похож на того друга, которого она знала.

Оказавшись наконец в своем квартале, она машинально взглянула на витрины. На многих висела ее афишка. Ей вспомнились слова того несносного легавого с черными глазами: «Вы делаете любой массаж: ши-тцу, тайский, балийский, калифорнийский — не буду вдаваться в подробности».

Брэд побывал в ее квартале, сорвал одну из афишек, но к ней не зашел.

На улице Дезир бродяга Деде спал на своем обычном месте перед лавкой старьевщицы, укрывшись рваными коробками. Она поискала в сумке ключи и почувствовала, что рядом с ней кто-то стоит.

Он был одет в темный костюм и темную рубашку. Лицо показалось ей таким же темным.

— Что вам нужно?

— Мне не спалось.

Она отыскала ключи. Он подошел поближе:

— Можно мне зайти на минутку?

— Разве полицейские нуждаются в разрешении?

— Есть легальное время и нелегальное, — отвечал Саша Дюген, переступая через порог. — Сейчас я на нелегальном положении. Вы вправе меня выставить.

Она вздохнула, потом положила сумку на оранжевый диван и направилась к розовому холодильнику:

— Хотите воды?

— Да, спасибо.

— Сегодня вы не такой невозмутимый, как обычно.

— Возможно.

— Ваш лейтенант Николе не притаился поблизости?

— Нет.

— А чем занимается ваша жена?

— Жена спит. А мне спать не хочется.

— Это вы мне уже говорили.

— Вам не следовало возвращаться ночью одной. Надо было взять такси.

— Вы за мной следили?

— Я вас выслеживал.

— Это то, что по-французски называют нюансом?

Он устало запустил руку в волосы.

— В номере Брэда Арсено нашли деньги. И фотографии Лу Неккер. И диск с записью «Вампиреллас». По-моему, он еще во Франции. Он оставил свои паспорта. Настоящий и фальшивый. И я никак не могу понять почему. А еще я не понимаю, почему он хранил в номере вашу афишку. Он знал, что вы занимаетесь массажем. И об оборотной стороне ему наверняка известно.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Он взял из стопки верхний журнал, вынул из кармана ручку и написал на обложке номер.

— Мой мобильный. На всякий случай.

И положил журнал на место.

— Может, вы и привыкли доносить на своих друзей, а я нет, майор.

— Мы можем обмениваться колкостями, как боксеры ударами, но я не вижу в этом необходимости.

— Тогда зачем вы пришли?

— Я бы не хотел… не хочу, чтобы вы попали в беду. Доброй ночи.

20

Ингрид не могла сомкнуть глаз. Она встала, приготовила себе самый крепкий в западном мире кофе и села за кухонный стол. В голове проносились обрывки мыслей. Без определенной цели она вышла из дома. Солнце окутало улицу Фобур-Сен-Дени бледным утренним светом. Ей почудилось, что все вокруг плывет — город, время, ее прошлое. Ее отрочество с Брэдом вторглось в ее жизнь в Париже. В жизнь у канала Сен-Мартен. Она решила дойти до комиссариата Тринадцатого округа. Это неблизкий путь, но он поможет ей успокоиться.

Письменный стол лейтенанта покрывали бумаги, пустой стаканчик из-под кофе соседствовал на бумажной салфетке с огрызком круассана.

— Могу я видеть Саша Дюгена?

— В ближайшее время нет.

— Он у себя?

— Шеф там, где ему нужно.

Они уставились друг на друга. Потом лицо лейтенанта расслабилось:

— Вы застали меня врасплох, но если вы желаете сделать заявление, я в вашем распоряжении. Очевидно, это по делу Неккер?

— Нет, я по личному вопросу. Я подожду в коридоре.

— Вы уверены?

— Вполне.

— У нас есть кофемашина.

— Спасибо за информацию.

— Я попытаюсь связаться с Саша по мобильному. Договорились?

Она уселась в коридоре, наблюдая за повседневной жизнью участка. Двое офицеров привели человека в наручниках. Его втолкнули в кабинет. Две женщины что-то обсуждали возле кофемашины. Одна в форме, другая — в пальто, волосы убраны в пучок. Покопавшись в карманах, Ингрид нашла несколько монеток и подошла к кофемашине.

— Пока я теряю время среди садовых тачек и шайки взбудораженных остолопов, шеф и Николе заняты высокими материями. И после этого нам будут втирать о феминизации французской полиции.

— Утро на дворе, а Николе уже с головой зарылся в свои папки.

— Когда шеф вернется из боксерского клуба, он отметит его преданность и трудолюбие. Прелесть что такое.

— Майор занимается боксом?

— Тайским. Каждое утро.

— Как он находит время?

— Клуб здесь неподалеку. К тому же он рано встает.

— Вот почему он всегда такой невозмутимый.

— В этом я не уверена. В последнее время он выглядит напряженным. А срываться будет на мне. В этой роли я его очень привлекаю.

— Человек он непростой, зато сексуальный. Разве нет?

— Согласна, хотя порой я бы предпочла работать с дураком.

Ингрид вышла из комиссариата. У местных торговцев она узнала адрес боксерского клуба в китайском квартале.

Саша Дюген встретился с Рашидом Бахри в раздевалке. О таком спарринг-партнере можно только мечтать. Энергичный, доброжелательный, всегда подтянутый, он жил одним боксом. И тот оставил ему бесчисленные воспоминания и шрамы на лице. Они тщательно обмотали руки ремнями и надели шлемы. Рашид рассматривал Дюгена, улыбаясь краешком рта. У него был дар читать по лицу, и он прекрасно видел, что Саша чем-то обеспокоен. Дюген был уверен, что Рашид не станет донимать его расспросами. Он самый сдержанный человек на свете, но умеет выслушивать признания и, когда надо, забывать о них.