Помни обо мне. Две любовные истории - Виорэль Михайлович Ломов Страница 22

– Извольте принять, Наталья Александровна. Это по праву принадлежит вашему брату Аркадию Александровичу.

Наталья Александровна с недоумением посмотрела на гостя:

– Но позвольте, граф, – она разобрала, что он граф, – кому как не ему, это и передать?

Приезжий вдруг стал меньше ростом. Он тихо произнес:

– Как, графиня, вы разве не знаете?

«Вот оно!» – ударило Наталье Александровне в голову, а еще раньше в сердце.

– Что я должна знать? – сдерживая себя, спросила она.

– Вы мне позволите пройти? Прошу прощения за столь неурочный визит.

– Проходите, – Наталья Александровна пригласила гостя пройти в апартаменты. – Простите, ваше имя? Я не расслышала.

– Граф Залесский, Иван Васильевич.

– А, я встречала вашу фамилию, – вспомнила она, – в батюшкином списке кредиторов. В те тяжкие для него дни, когда он потерял высочайшее благорасположение, с него многие потребовали вернуть долг. Вы были в самом начале списка.

– Вполне вероятно, – приезжий потянул за шнурок и извлек из мешочка шкатулку редкой работы. – Эта шкатулка имеет прямое отношение к тому долгу. Это шкатулка вашего батюшки.

– Но я никогда не видела ее.

– Ничего удивительного. Думаю, он стыдился ее.

– Стыдился?

– Да, стыдился. Весьма редкое по нынешним временам чувство. Большинству не ведомо, что это такое. Вам, верно, будет любопытно, сударыня, узнать об истории этой шкатулки?

Наталья Александровна поняла, что граф затягивает главный разговор, но она не могла прервать его так просто и спросить про…спросить про…

Она распорядилась подать водки и глубоко вздохнула. Пусть идет всё как идет.

Граф после водки несколько расслабился. Странно, думала графиня, заметив в госте несвойственную графскому званию робость. Ее щемило недоброе предчувствие. Робость от этого, подумала она, он не решается сообщить мне о чем-то главном.

– Эту шкатулку…Да, я же вам не показал еще, что это за предмет. Полюбуйтесь!

Граф вставил сбоку шкатулки маленький ключик, повернул его три раза, открыл крышку и извлек изнутри две квадратные коробушки, белого и синего цвета.

– Надеюсь, на этом чудеса исчерпали себя? – попыталась улыбнуться графиня.

– Пожалуйте, – Залесский нажал на кнопочки и открыл разом обе коробочки. В одной были сапфиры, в другой алмазы.

– Какая прелесть! – невольно восхитилась хозяйка.

– Не только, – заметил граф, поиграв обеими коробушками. – Еще и целое состояние. Даже два. Чужим состоянием своего не приумножить, – многозначительно добавил он.

– Граф, прошу вас, объяснитесь. Я не совсем понимаю, что это всё значит? Шкатулка? Чья она, в конце концов? Аркадий?

Она не хотела произносить имя брата, но произнесла, и голос ее на нем дрогнул. Залесский опять выпил водки.

– Ваш батюшка, не мне вам говорить, своей великою победой и такою же великой болью почитал взятие Измаила. Никто не мог поверить, что его можно взять. Ну да ваш отец многих перевел в свою веру. В том числе и меня. Но обо мне не будем.

Наталья Александровна почуяла, что граф неспроста обмолвился про себя и про свою веру, но не стала возражать. «Раз сказал, что не будем, значит первый же и станет о себе говорить».

– Прежде всего должен вам доложить, любезнейшая Наталья Александровна, что ни в одном реестре, указе или даже записке вы не найдете ни малейшего упоминания о сей шкатулке и ее содержимом, хотя она была подарена Александру Васильевичу самой государыней.

– Вы, любезнейший Иван Васильевич, упомянули, что она как-то связана с Измаилом и стыдом Александра Васильевича? Стыдом, я правильно поняла?

– Правильно. Ему было стыдно оттого, что императрица и весь ее двор сделали вид, что Измаил не крепость, а татарская халупа, и ему нет подобающего места в истории российских войн. Тут надо отдать должное князю Потемкину, он постарался. Масса у него великая, так что нетрудно было пригасить важность этой победы не только для российской армии, а и для всей России. Его светлость вообще был сильно раздражен в те дни. Григория Александровича мучили не столько военные успехи вашего батюшки на полях сражений, сколько амурные виктории, прошу простить меня, деверя вашего Платона Зубова во дворце матушки. Императрице тем не менее было неудобно перед Суворовым, и она почитала себя его должницей. И вот однажды она пригласила вашего батюшку, услала свою свору вон и вручила ему шкатулку.

– Позвольте, откуда вы это знаете? Ведь это было с глазу на глаз?

Залесский улыбнулся.

– Разумеется, с глазу на глаз. По-иному и быть не могло.

– Так откуда же вы это знаете, сударь?

– А вот этими глазами и видел.

– Подсматривали?

– Побойтесь Бога, кто ж это решится подсматривать за государыней? Без ее согласия? Дело в том, любезнейшая Наталья Александровна, что я многие годы был в тени. Буквально в тени Их величеств. Сейчас я в отставке, а исправлял свою должность при трех государях: при Екатерине Великой, при Павле Петровиче, при Александре Павловиче. Должность моя была учреждена матушкой и упразднена два года назад ее внуком. Недальновидно, но им виднее. Да и нам ли судить? – граф воздел очи горе. – Кстати, только в тени их солнц и можно не сгореть на царевой службе.

«Да, этот перевороты не устраивал, но знает о них всё», – подумала графиня.

– И вы утверждаете, Иван Васильевич, что граф Суворов взял этот дар? Он из рук государыни брал разве что три с половиной рубля, чтоб рассчитаться за что-то. Это сущий вздор!

«Что же он тянет, что он тянет», – думала Наталья Александровна.

– Я утверждаю только то, что сам хорошо знаю. Я, как и ваш батюшка, не жаловал сплетников. Оттого и продержался на своем месте. А анекдот про три рубля я знаю.

– Это отнюдь не анекдот!

– Анекдот, сударыня, это и есть сущая правда. Оттого он так и живуч. Хотя бы тот, про соболью шубу, что подарила ему императрица для постоянного ношения. Так вот, Суворов настолько почитал государыню, что не мог не принять эту шкатулку в подарок. Она сказала: «Что толку, Александр Васильевич, от шпаг, усыпанных алмазами, орденов, перстней, которыми я осыпаю вас. В лихую годину от них алмазика не отколупнешь. Это вам на старость, буде вдруг нужда или…немилость чья». «Уж вашей немилости я, матушка, надеюсь, не заслужил?» – спросил Суворов. «Моей нет, да мало ли что», – ответила Екатерина.

– Но это удивительно, о чем вы говорите.

– Прошу заметить, в первый раз. И в последний. Надеюсь, сударыня, это останется между нами. Прощаясь, императрица заметила ему, что шкатулка