Буало-Нарсежак - В тисках Страница 24

— Хватит, Ролан. Умоляю.

Он почувствовал, что ее охватила дрожь.

— Шучу, Марилу… Когда волнуюсь, всегда шучу. Тебя смущает мой стиль?

— И не только. Разве всерьез вы никогда такого не писали?

— Возможно. В молодости.

— У вас было много любовных приключений?

— Да нет, не очень.

— Вы не умеете лгать. Я не забыла, что вы писали Симоне.

— Ах да. Интрижки. Хочешь полной откровенности?.. Что ж, после матча, после трехчасовой борьбы, когда на тебя смотрят тысячи глаз, ощущаешь потребность в женщине. Вот так… Все предельно просто. Я тебя шокирую?

— Слегка.

Он привлек ее к себе.

— Нет, очень, до крайности. Я тебе противен. Ведь правда?

— Нет.

Он прижался своей головой к голове Марилены.

— А ты мне очень нравишься, знаешь. Подумать только, что мне придется взять вину на себя! И кроме того, я должен буду платить тебе алименты. А они устанавливаются в судебном порядке. От этого не уйдешь. Интересно, из каких денег я стану платить.

— Но я же ничего от тебя не потребую.

— Ну и ну! Ты начала называть меня на «ты». Очень мило. Это заслуживает награды.

Он поцеловал ее в ухо. Марилена чуть не застонала. Она покраснела от стыда, что это произошло у всех на виду.

В тот день он повез ее на берег Марны, в местечко, где когда-то собирались известные художники и названия которого она не знала. Марилена молчала, не зная, как к нему обращаться: на «ты» или на «вы». В то же время ее сковал страх показаться смешной из-за своей застенчивости. Он же вновь стал милым парнем, жизнерадостным, беззаботным, предупредительным. Они зашли пообедать в ресторанчик на берегу реки.

— Марилу… Тебя что-то волнует? В чем дело?

— Меня мучает мысль об алиментах. Это так несправедливо. Не сердитесь…

— Не сердись.

— Хорошо, не сердись. Но нам надо поговорить о денежных вопросах. Тогда я немного успокоюсь. Ты сказал, что ваш с Симоной брак был заключен на условиях совместного владения?

— Да. Полного совместного владения.

— После развода ты все потеряешь?

— Разумеется. Ну что ж! Пойду работать. Напишу мемуары. Ты же уже поняла, что я очень способный.

— Не смейся, прошу тебя. Вопрос слишком серьезный.

— Мне нравится, когда ты беспокоишься обо мне.

Он сидел напротив нее. Отодвинув в сторону бутылку и графин, он взял ее руки и начал нежно поглаживать их пальцами.

— Я просто дурачился, — сказал он. — Прости. Конечно, я не пропаду, если мы разведемся. Но хочу сделать тебе признание…

Посмотрел вокруг, потом наклонил голову над тарелкой.

— Я не тороплюсь с разводом, — прошептал он, — потому что влюбился… в тебя. И думаю, это серьезно, Марилу.

Она побледнела. Руки оцепенели.

— Марилу! Малышка! Не надо так волноваться… На, выпей. Стакан бордо будет в самый раз. Ну, тебе лучше? Ты все воспринимаешь в трагическом свете, честное слово.

— Ролан… Я не хочу больше есть… Отвезите меня домой… Мне очень жаль, но я плохо себя чувствую.

Тем не менее она сделала усилие, чтобы проглотить кусочек пирога. А он старался успокоить ее, привести в чувство.

— Зря я это сказал. Надо было молчать. Но ведь ты не очень счастлива с Филиппом. У меня с Симоной тоже дела шли не очень хорошо. Встретились два неудачника… ну и вот.

От кофе Марилена отказалась.

— Умоляю тебя, Ролан… Поехали.

Она села, отодвинувшись от него подальше. Ролан резкими движениями вел машину, размышляя с полной откровенностью: «Она действительно мне симпатична. Красотой, правда, не блещет, довольно бесхитростна. Но она как чистая вода. Порядочна, что в наши дни редкость. И если честно, меня это возбуждает… Наследство в любом случае от меня не уплывет. Почему бы к тому же не заполучить эту девицу?»

Неожиданно на дорогу выбежала кошка с прижатыми от страха ушами. Ролан чуть повернул руль. Он привык наносить удары уверенной рукой. Послышался легкий толчок. Марилена сидела в забытьи, подняв вверх глаза, и ничего не почувствовала. «Когда я чего-то хочу, — думал Ролан, — я этого добиваюсь. А я ее хочу, эту маленькую дуреху. Чем я рискую? Она же не побежит жаловаться мужу. Не такая уж она идиотка». При въезде на бульвар он остановился.

— Ты злишься?

— Нет… Нет.

— Увидимся завтра?.. Марилу, не отказывай мне в этом. Я буду хорошо себя вести, очень хорошо.

Он поцеловал ее в висок и открыл дверцу.

— До завтра. Жду тебя здесь в одиннадцать часов.

Послал ей воздушный поцелуй. Марилена витала в облаках и поэтому рассеянно прошла мимо дома, потом вернулась назад. Она повторяла: «Он меня любит». Но это не имело никакого смысла. Она испытывала огромную радость или огромную боль. Она уже не понимала своих чувств. Считала и пересчитывала дни… Филипп вернется через четыре или пять дней. Так скоро! А потом… Нет, не стоит думать, что будет потом…

Три часа. Она очень глупо поступила, что не использовала этот вечер, ведь времени остается так мало. Почему? Если бы он проявил настойчивость, она пошла бы с ним куда угодно: к нему домой… в отель… Ведь она же Симона Жервен! Его жена! Его жена! Жена-кузина! Он сам сказал. Ей никак не удавалось вставить ключ в замочную скважину. А ведь она не пила.

Мария в кухне чистила овощи.

— Мадемуазель больна? У мадемуазель такой вид, что мне становится страшно.

— Немного болит голова. Как отец?

— Лежит. Он очень плохо себя чувствует. Сестра сказала, что нужно позвать врача. Меня это не радует, потому что завтра — мой свободный день, а у меня дела. Если мадам уйдет, не будет никого.

У Марилены сразу промелькнула мысль: «Я обещала. Никто не может отнять у меня Ролана… Ну что ж, тем хуже. Я все равно не останусь».

— А ваша тетя, мадемуазель, — продолжала Мария, — та, что недавно приходила… Может, она согласится заменить меня на один день.

— Да! Конечно! Это наилучшее решение.

Ролан не будет понапрасну ждать ее в конце бульвара.

— Мария, я сейчас напишу ей письмо. Отправите его пневматической почтой.

Она быстро набросала записку, потом нашла в справочнике телефон врача, жившего неподалеку. Позвонила ему, попросила его прийти завтра утром, спросила, не может ли он заодно осмотреть и ее.

Она остановилась перед зеркалом в гостиной. Осунувшееся лицо, горящие глаза. Но она смотрела на свое лицо как бы издалека, как на отражение совсем другого человека. Она зашла в комнату дяди. Он спал с открытым ртом, но губы прикрывали зубы, и от этого он казался мертвым. Может, он скоро умрет. Но чем же заняться сейчас? Ах да! Ящиками, сложенными в комнате для гостей. Она колебалась. Пойти и начать вскрывать их или не стоит? Марилена никак не могла сосредоточиться. Ей хотелось одновременно действовать и ничего не делать. Она чувствовала себя возбужденной и опустошенной.

В конце концов она вернулась в гостиную и, совершенно обессилев, села у окна. С Филиппом… она пыталась вспомнить… все началось так хорошо. Они танцевали, оба неловко, на балу, устроенном префектом. У нее разболелась нога, от него пахло одеколоном. Потом они еще несколько раз встретились, и дядя решил, что они любят друг друга. Так прекрасно быть женой, говорить: это мой муж, идти под руку с мужчиной, обедать вместе с ним, спать рядом с ним. Она привыкла к его телу, испытывала удовольствие от его объятий. Но никогда не задумывалась о том, счастлива ли она…

Время от времени проходил поезд, пригородная электричка, стучавшая на рельсах и возбуждавшая ненасытное воображение… Она старалась не думать о Ролане, чтобы уж совсем не стало плохо. Хотелось спокойствия, тишины и покоя. И в то же время завтрашнего дня она ждала с каким-то диким нетерпением. Вернулась Мария. Письмо она отправила. В шесть часов пришла сестра делать уколы. Старик пришел в себя. Он молчал, но его глаза неотступно следили за Мариленой. Сестра ушла, и он отказался есть.

— Мне кажется, он на нас обиделся, — сказала Мария.

Марилена так разнервничалась, что убежала к себе в комнату, чтобы дать волю слезам. Немного придя в себя, она начала размышлять, призвав на помощь все мужество, на которое была способна. Да, она должна увидеться с Роланом и уладить наконец этот вопрос с разводом. Это единственный правильный, честный выход. Она откровенно расскажет обо всем Филиппу. Он ей поможет. Это не только его долг, это и в его интересах. Надо вскрыть нарыв. Она уже видела ножи, лезвия, кровь. Она почувствовала, как ее убивают, видела, как ее зажимают в тисках, но сохраняла решимость. Она заставит Ролана позвонить при ней адвокату. Она тоже встретится с юристом. Предлога искать не надо, Симона его подсказала: беспрерывные поездки Ролана.

Она тщательно протерла глаза, подкрасилась и поужинала яйцом всмятку. Дабы показать Марии, что жизнь идет своим чередом, она заставила себя посмотреть телевизор. Когда начались политические дискуссии, задремала. Разбудили ее боли в ноге. Передача закончилась. Она выключила замолчавший телевизор и долго массировала ноги, чтобы восстановить кровообращение. «Вот что такое любовь, — подумала она. — Это какая-то мучительная тоска». Чтобы заснуть, она выпила две таблетки. «Если бы выпила целую упаковку, пришел бы конец». Но у нее оставалось всего лишь полдюжины таблеток, и это все равно ничего бы не решило. Она легла на кровать и погрузилась в сон, так и не найдя успокоения.