Эрл Гарднер - Дело одноглазой свидетельницы Страница 26

Он немного помолчал, потом сказал:

– Забавно, но ее алиби могло бы сработать, не переусердствуй я. Пассажиры наверняка вспомнили бы, что она ехала в автобусе, но полиция никогда не смогла бы отыскать всех пассажиров, которые находились в автобусе, и значит…

– А может, они бы сами объявились, чтобы поучаствовать в таком громком деле? – предположила Делла.

– Вряд ли. Один шанс из десяти, – возразил Мейсон. – Поставь себя на их место. Обыкновенному гражданину вряд ли захочется оказаться втянутым в расследование убийства и подвергаться перекрестным допросам с целью установления личности. Предположим, что ты бы ехала этим автобусом. Возможно, ты даже запомнила бы человека, который сидел с тобой рядом, если бы ты с ним разговорилась. Но смогла бы ты опознать пассажира, которого даже как следует не разглядела? И если бы ты утверждала, что смогла бы это сделать, то смогла бы ты с уверенностью поручиться, что не ошибаешься? Смогла бы ты настаивать на этом при перекрестном допросе, когда адвокат попытался бы опровергнуть твои показания?

Например, он сказал бы: «Отлично, мисс Стрит, поскольку вы утверждаете, что опознали в обвиняемой пассажирку автобуса, то опишите нам всех пассажиров, ехавших с вами в этом автобусе. Начнем с тех, кто сидел на передних местах, – и так далее, до самого конца. И пожалуйста, потрудитесь дать их полное описание». Что бы ты делала?

– Упала бы в обморок, – усмехнулась Делла Стрит.

– Да, у тебя ни черта бы не вышло! – согласно кивнул Мейсон. – Тогда адвокат повернулся бы к жюри и сказал: «Вот видите. Она вбила себе в голову, что четко помнит обвиняемую, поскольку видела ее фотографию в газете, поскольку была вызвана в суд на ее опознание и поскольку так показали другие свидетели, но на самом деле она не может толком припомнить, как выглядел хотя бы один другой пассажир автобуса. Возьмем, к примеру, мужчину, который сидел позади нее. Она лишь помнит, что он был не слишком молод и одет в серый костюм. Она не помнит, были у него усы или нет, в очках он был или нет, седые ли у него волосы или темные, курил он или нет, какого цвета у него была рубашка и какого – галстук.

У женщины, что сидела впереди, говорит она, были крашенные хной волосы. И это все, что она помнит! И тем не менее является в суд и утверждает, будто опознает личность обвиняемой, которая в лучшем случае может быть одной из пассажиров автобуса, которых наша свидетельница запомнила не самым лучшим образом…»

– Хватит вам, – сказала Делла, когда Мейсон принялся размахивать руками, словно и вправду находился в суде. – Вы меня убедили.

Мейсон усмехнулся:

– Мне и в самом деле на мгновение показалось, будто я выступаю в суде перед жюри. Вот тебе и ответ, Делла. Одни пассажиры предпочтут заниматься своими делами и не подумают заявляться в суд, чтобы не подвергаться перекрестным допросам. Другие же опознают в обвиняемой только пассажирку, которая ехала с ними в автобусе, но не смогут с уверенностью припомнить, когда она села в автобус.

– А разве полиция не собиралась опросить других пассажиров, когда те выходили из автобуса в Сакраменто? – спросила Делла Стрит.

– Очевидно, нет. Тогда в их задачу входил лишь арест Миртл Фарго. Они получили от лейтенанта Трэгга по телеграфу ордер на арест и собирались схватить ее, когда она сойдет с автобуса. Им и в голову не пришло, что у нее может оказаться алиби.

– Да, непростое дело. Учитывая отчет Кларка Селлерса, что вы намерены предпринять, шеф?

Мейсон потянулся за шляпой:

– Надо повидаться с клиенткой и посмотреть, нельзя ли что спасти после крушения… Боюсь только, чертовски мало.

Глава 16

Перри Мейсон встретил газетчиков с кривой усмешкой.

– Минуточку, – сказал один из фотографов.

Мигнула яркая вспышка.

– Разве не вы ведете защиту, адвокат? – спросил один из репортеров.

– Какая вам разница? – ответил Мейсон. – Раз я попал в драку, то должен защищаться.

– Мистер Мейсон, – вмешался другой репортер, – ответьте прежде всего на вопрос: являетесь ли вы адвокатом миссис Фарго?

– Без комментариев.

– Вы приехали навестить ее?

– Да.

– А по предписанию суда вы являетесь адвокатом подсудимой?

– Нет.

– Хорошо, пусть будет по-вашему. Вы ездили в Стоктон, чтобы представлять интересы миссис Фарго, не так ли?

– Без комментариев.

– Это вы наняли сыщиков, чтобы найти свидетелей, которые ехали тем же автобусом?

– Да.

– Вы тогда считали, что она просила вас представлять ее интересы, верно?

– Без комментариев.

– Вам пришлось значительно потратиться, чтобы добраться до Стоктона?

– Не отрицаю.

– Вы заплатили сыщикам из своего кармана?

– Положим.

– Вам были переданы в качестве аванса деньги от Миртл Фарго?

– Мне об этом ничего не известно.

– Вам заплатил кто-то другой, чтобы представлять ее интересы?

– Мне об этом ничего не известно.

– Вы лично не заинтересованы в этом деле, если только вас не наняли?

– Нет.

– Тогда не могли бы вы объяснить свой необычный интерес к делу миссис Фарго?

– Нет.

– Вы не знаете или не можете сказать?

– Без комментариев.

– Вы не слишком-то разговорчивы.

– К сожалению, это все, что я могу вам сказать.

– Но если миссис Фарго пожелает, чтобы вы представляли ее в суде?

– Она меня об этом еще не просила.

– Вы собираетесь встретиться с ней, чтобы выяснить, не захочет ли она стать вашей клиенткой?

– Я не навязываю своих услуг, если вы на это намекаете.

– Вы отлично знаете, на что мы намекаем.

– На что же?

– Я уже задал вам вопрос.

– А я на него уже ответил.

– Вам что-либо известно о сообщнике миссис Фарго?

– У нее не может быть сообщника, если она невиновна, не правда ли?

– Но если предположить, что она виновна, то что вы можете сказать о ее сообщнике?

– Ничего.

– Допустим, что она виновна, вы станете представлять ее?

– Адвокат не может допускать мысли, что его клиент виновен. Это все равно что просить газетчика представить себе, что у него есть сенсационная новость, которую он не хочет публиковать.

– Вы никогда не допускаете мысли, что клиент виновен?

– Почему я должен это допускать?

– Но у вас может сложиться такое мнение, разве нет?

– Многие не совсем четко представляют себе, в чем состоит долг адвоката, – сказал Мейсон. – Долг адвоката проследить за тем, чтобы обвиняемого судили справедливым судом. Если адвокат пришел к заключению, что обвиняемый виновен, он не станет представлять интересы обвиняемого, поскольку это потребует изменить его собственные убеждения и противопоставить собственное решение решению суда и присяжных.

– Предположим, что ваш клиент виновен?

– Это меняет дело.

– Вам известно, что миссис Фарго виновна?

– Мне известно лишь то, что она обвиняется в преступлении и поэтому имеет право на справедливый суд, а для этого ей необходим защитник. Если защитник откажется защищать обвиняемого, то никакого суда не будет.

– Но при подобных обстоятельствах суд сам может назначить обвиняемому защитника, верно?

– Тогда обвиняемый в любом случае будет иметь защитника.

– Вам не кажется, что мы с вами ходим по кругу, мистер Мейсон?

– Пожалуй, – улыбнулся Мейсон.

Газетчики сделали еще несколько снимков и отстали от него. Мейсон опустился в кресло напротив длинной решетчатой перегородки, разделяющей стол. Надзирательница ввела миссис Фарго, которая опустилась на стул.

Ее лицо было бледным, на нем обозначились морщинки. Некрашеные губы с трудом сдерживали дрожь.

– Я вижу, вы не спали, – сказал Мейсон.

– Меня всю ночь допрашивали, угрожали, заставляли рассказывать все снова и снова, упрашивали меня, дали подписать показания, потом посадили в самолет и доставили сюда. А тут все началось сначала. Я ни на секунду не сомкнула глаз.

– Это вы звонили мне и просили передать сообщение Медфорду Карлину?

Она встретилась с ним глазами.

– Нет.

– Это вы убили мужа?

– Нет.

– Это вы послали мне деньги?

– Нет.

– Вы отдаете себе отчет, что вас обвиняют в убийстве?

– Да.

– Вы понимаете, что у вас почти нет доказательств, свидетельствующих в вашу пользу?

– Похоже, что так. Поначалу я думала, что они у меня есть, но теперь понимаю, что ошибалась. – Потом она продолжила: – Мистер Мейсон, я нахожусь в ужасном положении. Я не имею ни малейшего отношения к убийству моего мужа. Я отдаю себе отчет, в каком положении нахожусь, но прежде всего меня беспокоит, как все это отразится на судьбе Стива, моего сына.

Мейсон сочувственно кивнул.

– Я пожертвовала всем ради него. Я… я не могу вам сказать, чем я пожертвовала ради его благополучия. Я… я просто в отчаянии от одной мысли, что теперь с ним будет.

– Ответьте мне лишь на один вопрос, – сказал Мейсон, – вы хотите, чтобы я представлял ваши интересы?