Филипп Думенк - Расследование смерти мадам Бовари Страница 3

В этом году март выдался необычным. После потепления в конце зимы неожиданно выпал снег. Необычайная стужа обрушилась на Руан и его окрестности, заблокировала дороги, заморозила пруды, побила ирисы, неосторожно высунувшие нос на соломенных крышах домишек, где они обычно зеленеют в это время.

3

— Каждую неделю он ужинает с королевским прокурором и господином префектом! — с искренним восхищением вздохнул комиссар.

— А правда, что он был ассистентом Ларрея, знаменитого хирурга Великой армии?[4]

— Сам император наградил его на поле битвы при Ваграме, когда ему было двадцать лет, а сейчас он самый знаменитый врач департамента, преподает на медицинском факультете и берет самые большие гонорары! Каким образом Бовари, этот мелкий врач-недоучка, получающий три франка за визит, смог оплатить его услуги?

— В конце концов, это ради его жены!

— И каков результат? Она все равно умерла.

— Наверное, у людей одной профессии не принято платить друг другу, — предположил Реми, глядя через покрывающееся изморозью стекло на проезжающую через ворота карету.

— А я вот вижу, — сказал Делевуа с широкой улыбкой, — что ты не уроженец Нормандии! — В хорошем настроении он, случалось, обращался к Реми на «ты».

Действительно, довольно часто нормандцы упрекали Реми в том, что он не из этих краев. Молодой человек был уроженцем Парижа. Его отец, инженер, был направлен в Руан на строительство железной дороги, протянувшейся до Гавра. Он погиб при несчастном случае в туннеле, когда Реми был еще ребенком. Его мать так и осталась жить в Руане.

— Во всяком случае, этот доктор Ларивьер, кажется, не слишком высокого мнения о своем коллеге Каниве.

— Все эти врачи ненавидят друг друга. И позвать двоих одного ряда значит нарваться на провокацию.

— Но два мнения всегда лучше одного.

— Да, только если они не противоречат друг другу. К счастью, смерть пациентки примирила их обоих.

Реми выходил из кабинета, когда вдруг его осенило.

— Ионвиль-лʼАббэи! Не тот ли это городок в стороне от дороги между Руаном и Бове, через который мы проезжали, когда вместе с вами направлялись в замок Вобьесар к маркизу дʼАндервилье — из-за той истории с кражей драгоценностей на балу?

— Ну да, сынок! — воскликнул комиссар. — Как раз в тот день ты увидел, что даже богачи способны на кражу. — Делевуа называл его «сынок», когда бывал в особенно хорошем расположении духа.

На Реми нахлынули воспоминания. Прошлым летом они с комиссаром проезжали в полицейском кабриолете через этот довольно большой, но совершенно безликий городишко. Они там даже не остановились и никого не встретили по дороге. В его памяти Ионвиль отложился как один из нечетких из-за недостаточной выдержки дагерротипов. Там была единственная прямая улица, окруженная низкими домами, церковь с островерхой колокольней, увенчанной жестяным флажком, крытый рынок, стоящий на массивных деревянных столбах, постоялый двор, заставленный двуколками и возами с сеном; и еще, как символы значительности, золоченая вывеска нотариуса и разноцветные стеклянные колбы аптекаря.

Комиссар вздохнул.

— В некотором смысле нам повезло. Не правда ли, неверная жена — это интереснее, чем дохлые кошки, которыми мы обычно занимаемся?

— Какая неверная жена?

— А, правда, Ларивьер ничего не сказал при тебе. Так вот, Реми, эта женщина, принявшая яд, жена врача Бовари, не только наделала долгов, так что их дом описали, но еще и изменяла своему мужу направо и налево!

— Откуда это известно?

— В деревнях все про всех знают! — Делевуа звучно рассмеялся, вспомнив долгие десять лет, в течение которых он возглавлял полицию департамента. Тоном старого служаки комиссар сказал: — Ну что, лентяй? Ты бездельничаешь, болтаешь, а должен уже быть у себя и собирать вещи! Беги быстрей, а то проворонишь дилижанс! ДʼЭрвиль уже наверняка прибыл. Ты хотя бы знаешь дʼЭрвиля? Он такой же желторотый, как ты, но со своими флаконами и пробирками стал уже лучше всех разбираться в химии и ядах. Не в обиду будет сказано господину префекту, я знаю много дел, которые без него никогда бы не раскрыли!

Реми не мог не рассмеяться, потому что отлично знал дʼЭрвиля. Они вместе учились в коллеже Руана.

— Мы с господином дʼЭрвилем очень хорошо знакомы — были однокашниками в коллеже. Еще совсем недавно вы могли бы повстречать нас на улицах Руана в синей форме с позолоченными пуговицами.

— Ну что ж, — усмехнулся комиссар, — раз ты всех знаешь, тебе и карты в руки.

Однако старый славный патрон Делевуа не знал всей правды: Реми вспомнил, что знакам и с Шарлем Бовари, мужем умершей женщины. Как и дʼЭрвиль, Шарль учился в знаменитом руанском коллеже, но из-за отсутствия способностей и недостаточно хорошего поведения был исключен. Затем он пропал из виду. Реми не знал, что Шарль женился и обосновался в Ионвиле.

Бедный Бовари! Реми увидел его таким, каким он был в коллеже: в большой странной кепке, которую ему сшила мать и которую он не снимал даже в классе, скованный, болезненно робкий. Шарль бормотал свое имя так, что слышалось нечто невнятное — вроде «Шарбовари». Сколько было насмешек! Сколько несправедливости! А теперь бедняга вдобавок еще и рогоносец!

Реми решил ничего не говорить, чтобы Делевуа не назначил в помощники кого-нибудь другого. Некоторое время спустя он и его патрон выехали дилижансом из Руана в Ионвиль.

4

В тот же день,

25 марта, вечером.

Реми никак не мог прийти в себя: вокруг царил леденящий холод, а от мыслей бросало в жар. Он, рассыльный в префектуре, ученик полицейского, мелкая сошка для господина комиссара Делевуа — знаменитого по всему департаменту многочисленными раскрытыми делами, а также своим угрюмым характером, — с самим патроном направляется в этом дилижансе в забытый всеми городишко, чтобы помочь в раскрытии убийства молодой женщины, фамилия которой принадлежала одному из его однокашников!

— Ты хотя бы ничего не забыл? — вдруг спросил комиссар.

— Нет, а что я должен был не забыть?

— Ну, я не знаю, свои письменные принадлежности, перья, чернила, бумагу — все, что сейчас требуется для работы над любым делом. Отчеты, протоколы, донесения — вот что теперь ценится превыше всего!

— Думаю, у меня все есть.

Однако Делевуа распалился еще больше.

— Дополнительное расследование! — ворчал он сквозь зубы. — Дополнительное расследование — и это при том, что следствие еще даже не начиналось!

Наконец, чтобы сменить тему разговора, он приоткрыл замерзшее смотровое окошко, через которое можно было разговаривать с ямщиком.

— Эй, кучер, спят, что ли, твои лошади? Коляска ледяная — мы тут замерзнем, если будем так тащиться!

— Опять снег пошел, господин комиссар. Если он не перестанет, боюсь, мы не сможем ехать дальше, а остаться ночью посреди дороги — это не шутка.

— Ну так поезжай быстрее!

— Но как же я могу, господин комиссар?

Делевуа потянулся, чтобы опустить форточку; пар от его дыхания был виден в свете фонаря.

— Проклятая коляска! — сказал он. — Как подумаю, что дʼЭрвиль увел нашу из префектуры!

— Да и она не лучше этой, господин комиссар. И вы же знаете, что ему надо было приехать первым.

— Приехать раньше нас? А спрашивается, зачем? Убедиться, что она умерла, — и все.

— Речь о другом, господин комиссар!

— Ну ладно, посмотрим! Чем быстрее закончим, тем лучше.

С каждой минутой снег и грязь все больше затрудняли ход. Кроме того, состояние дилижанса было отнюдь не безупречным. Эта неуклюжая колымага с черно-желтым кузовом под названием «Ласточка», в которой они сегодня вечером были единственными пассажирами, три раза в неделю обеспечивала сообщение Руан — Ионвиль. Именно в тот момент, когда полицейские бранили состояние рессор, какая-то из них вдруг сломалась — это случилось в одном лье от места назначения.

Пока они выбрались из повозки, а кучер, которого звали Ивер, распряг лошадей и приступил к починке, наступила глубокая ночь. Все уже закоченели и только начали забираться в дилижанс, как внезапно прямо на них из темноты вынырнула едва освещенная карета; она на бешеной скорости мчалась в противоположном направлении.

— Наконец-то кто-то едет к нам на выручку! — крикнул кучер и поспешил на до-роту, размахивая своим фонарем.

Запряженная четверкой лошадей карета с ужасным металлическим лязгом промчалась бок о бок с дилижансом, едва не задавив всех троих и обдав их фонтаном грязи и снега.

— Поберегись!

Они едва успели разглядеть сидевших в карете пассажиров: две-три женщины в туалетах, словно возвращавшихся с бала, мужчина во фраке с белым шарфом, в цилиндре, и черный, как демон, кучер, который успел бросить на них гневный взгляд, продолжая громко понукать лошадей.