Рекс Стаут - Вторжение в особняк Страница 3

— Мужчина или женщина?

— Ничего не знаю. Слушай, Арчи, ну намекни хотя бы — я тогда ухо сладкой горчичкой намажу.

Я гордо заявил, что не люблю горчицу (бессовестное вранье!), и повесил трубку. Затем постоял немного и снова подошел к окну. Снежинки получили приличное подкрепление. Я ломал голову, что делать.

Хетти Эннис понравилась мне еще до того, как я узнал от Тамми Бакстер, что она не от мира сего. Мне вообще по душе сумасброды. Нет, себя я в ее смерти нее винил. Верно, конечно, отложи я поход в банк, и Хетти была бы жива, но нельзя ведь строить всю жизнь, исходя из того, что каждый, за кем ты не присматриваешь, должен быть убит. И тем не менее смерть этой женщины потрясла меня. А также уязвила до глубины души. В самом деле, в пять минут одиннадцатого, когда я из кожи вон лез, чтобы уговорить Вульфа принять ее, какой-то подонок на машине сбил ее буквально в двух шагах от нашего дома.

С этими мыслями я достал из ящика своего стола пару резиновых перчаток, натянул их, прошел в гостиную, извлек из-под дивана сверток, принес в кабинет и, усевшись за свой стол, развязал тесемку и развернул оберточную бумагу. Нет, не Великий Могол. Внутри оказалась пачка новеньких двадцатидолларовых купюр. Я отогнул один краешек, затем другой — все, как одна, двадцатки. Вытащив из ящика линейку, я измерил толщину пачки — один и семь восьмых дюйма. Один дюйм это примерно двести пятьдесят новеньких бумажек. Следовательно — около девяти тысяч долларов.

Вот тебе и на! Девять тысяч долларов на дороге не валяются. С другой стороны, это составляет менее одного процента от миллиона. Не говоря уж о том, что деньги, которые не твои и твоими наверняка не станут, не могут тебя заинтересовать. Я аккуратно взял верхнюю купюру и рассмотрел ее. Номер В67380945В. Вот если бы… Я вынул из сейфа новенький двадцатидолларовый банкнот, положил бок о бок с верхней двадцаткой из стопки и принялся сличать — сначала невооруженным глазом, а затем с помощью лупы, которую взял из ящика стола Ниро Вульфа. Трех минут осмотра под лупой мне хватило, и я взял нижнюю двадцатку. Тот же результат. Вынул одну бумажку из середины, наугад. И вновь то же самое. Все банкноты оказались фальшивыми.

Я вернул взятые из пачки бумажки на место, завернул все как было, перевязал тесемкой, поднялся в свою комнату, запихнул сверток в самый дальний угол ящика комода, снова спустился в кабинет, снял резиновые перчатки, сел и попытался обмозговать случившееся.

Глава 2

А ломать голову было над чем. Меня беспокоил целый ворох проблем. Во-первых, имея дело с фальшивыми деньгами, самое главное условие — не распространять их. С этим я справлялся успешно. Что же касается их хранения, то никто не сумел бы доказать, что там, по моему мнению, был не Великий Могол или тайные чертежи Пентагона, или даже использованные ленты для пишущей машинки.

А как быть с Вульфом? Посоветоваться с ним я не мог. Без клиента и гонорара он бы просто поручил мне связаться с Налоговым управлением и попросить их приехать и забрать сверток.

А взять еще столкновение ведомственных интересов.

Люди из фискальных органов скорее предпочли бы — вполне объяснимо — упечь преступника на пять лет за распространение фальшивок, нежели осудить за убийство. Инспектор Кремер и сержант Стеббинс — наоборот, и тоже вполне объяснимо. Нет, эти организации не враждуют между собой, но рады случаю подставить сопернику ножку. Лично я был на стороне уголовки, но, стоило бы мне отнести денежки на Западную Двадцатую улицу и рассказать о посещении Хетти Эннис и Тамми Бакстер, как полицейским, вскрыв сверток, ничего бы не оставалось, как тут же уведомить соответствующую службу. И — пошло-поехало…

Или взять сугубо личный аспект. Хетти доверила сверток мне. Любое вознаграждение она теперь могла получить лишь на небесах, но при жизни она ненавидела полицейских лютой ненавистью, и с этим нельзя было не считаться. Впрочем, решил я, если вознаграждение мне все-таки обломится (а это казалось крайне сомнительным), я вполне могу передать его в какой-нибудь актерский фонд.

Оставались еще чисто логические соображения. Поскольку Хетти крайне редко покидала дом, да и то не отходила дальше чем на квартал, она, скорее всего, нашла сверток там, где оставил его один из ее жильцов; наибольшей долей вероятности — в своей или в его комнате. Для начала этого было уже вполне достаточно.

Таковы были мысли, будоражившие мой мозг. Перебрав в уме все проблемы, я заглянул в телефонный справочник и, отыскав в нем адрес Хетти Эннис, позвонил оранжерею Вульфу, уведомил, что отправляюсь по Делам, оделся и вышел из дому. Снегопад и усилившийся ветер делали перспективы поимки такси весьма сомнительными, поэтому я отправился пешком; мне предстояло преодолеть двенадцать коротких кварталов, а потом свернуть и пройти еще немного.

Дом Хетти и впрямь напоминал постоялый двор; такая же старая развалюха, как и сотни других в этой части города. Постояв на противоположной стороне улицы, я осмотрелся по сторонам, смахивая с ресниц бесцеремонные снежинки. Мне вовсе не улыбалось нарваться тут на сержанта Стеббинса или других парней из уголовки, хотя, скорее всего, смерть Хетти приписали обычному случайному наезду. Не увидев поблизости полицейских машин, я пересек проезжую часть и вошел в вестибюль. Признаков переделки под многоквартирное жилье я в нем не заметил: один почтовый ящик и одна кнопка звонка. Я нажал ее, ожидая услышать щелчок или голос из переговорного устройства, однако вместо этого полминуты спустя послышались шаги, и дверь распахнулась. В проеме стоял высокий худощавый мужчина с впечатляющей копной вьющихся седых волос и глубоко посаженными серо-голубыми глазами.

— Вы репортер? – прогудел он таким звучным басом, что меня чуть с ног не сдуло.

— Нет, что вы, – обиженно отозвался я. – Я хотел бы повидать мисс Бакстер. Моя фамилия Гудвин.

— А вы меня не узнаете? – пробасил он.

— Нет. Мне кажется, узнал бы, будь здесь посветлее, а так — увы.

— Рэймонд Делл.

— Ах да! Конечно! Разумеется!

Он развернулся и затопал от меня по тускло освещенному узкому коридору. Я переступил через порог и запер за собой дверь. Делл дошел до конца коридора и свернул направо в какую-то дверь. Поскольку мне не было велено ждать, я последовал за ним. Приблизившись к двери, я услышал его голос:

— Это к тебе, Тамми. Какой-то филистер. Гудман. Типичный варвар.

За дверью оказалась кухня. За большим столом, застланным клеенкой, я увидел Тамми Бакстер, еще одну девушку и двоих мужчин. Они обедали, а может, пили чай. Перед каждым стояла объемная белая чашка и тарелка с сандвичами. Один стул пустовал, но на него сел Делл и принялся дожевывать кусок сандвича.

— Привет, – поздоровалась Тамми. – Он вовсе не Гудман, Рэй, а Гудвин. Он мой знакомый. Может, конечно, и филистер, но вовсе не варвар. Познакомьтесь, мистер Гудвин: Марта Кирк, Ноэль Феррис, Пол Ханна. Я не спрашиваю, что вам нужно… чтобы не разочаровать вас. Надеюсь, не сандвич?

Четко сработано. Всего три слова «он мой знакомый», но я сразу догадался: она не хочет, чтобы остальные знали о ее визите к Ниро Вульфу. Я решил ей подыграть.

— Нет, спасибо, я не голоден. Да и дело у меня не срочное. Могу подождать, если скажете где.

— Это вы звонили, – заявил вдруг Ноэль Феррис.

Он смотрел на меня в упор праздными карими глазами.

— Я звонил? – переспросил я.

Феррис вальяжно кивнул.

Около полудня. Вдруг его голос изменился:

— Пупс… Я хотел бы поговорить с мисс Эннис… Тогда позовите, пожалуйста, мисс Бакстер… Похоже? – спросил он уже нормальным голосом.

— Очень. – Слушая свой голос в магнитофонной записи, я с трудом узнавал себя, а Феррис ухитрился изобразить меня с такой точностью, что я еле удержался от того, чтобы посмотреть в зеркало, не я ли тут воркую. – Жаль, что я так не умею. У вас просто дар.

— Пустяки, – небрежно отмахнулся Феррис. Он был моложе меня, но выглядел прирожденным сибаритом. – Но вы, наверное, Арчи Гудвин. Где-то я слышал ваше имя. Вы имеете отношение к театру? – Не дожидаясь моего ответа, он тут же вальяжно махнул рукой. – Впрочем, это не имеет значения.

Я уже разинул пасть, чтобы возразить, но Тамми Бакстер встала, отодвинула стул и зашагала к двери. Я двинулся было следом, но она остановила меня словами:

— Я только губы накрасить. Сейчас вернусь.

Между тем Пол Ханна обратился к Ноэлю Феррису:

— Конечно, ты слышал его имя. – Он был даже моложе Ферриса. С пухлыми розовыми щечками, которые, наверное, из-за спины были видны. Он посмотрел на меня. – Не тот ли вы Арчи Гудвин, который на Ниро Вульфа работает?

— Тот самый, – кивнул я.

— Сыщик?

— Точно.

— Шпик, – прогрохотал Рэймонд Делл.

— Даже хуже чем филистер. Фарисей. Монстр.