Вернер Тельке - Единственный выход Страница 30

Молниеносно он провел лучом фонарика из угла в угол и отступил, потрясенный. Все книги, когда-то, видимо, стоявшие на стеллаже до самого потолка, в беспорядке валялись на полу. Рулоны исчерченной кальки раскатились под чертежной доской, ящики стола вытащены, их содержимое валялось на полу. Дверцы шкафа распахнуты, рубашки, белье разбросаны повсюду.

Вебер долго смотрел на этот разгром, и в голове его клубились самые разные мысли.

Когда это произошло? Несколько дней назад или только сегодня? Всего несколько часов или даже минут назад? В таком случае тот, кто его устроил, должен находиться еще здесь, в этой комнате, вместе с ним.

Вебер сглотнул слюну — пересохло в горле. Погасив фонарик, он отскочил в сторону и прислушался.

Ничего, ни шума, ни движения. Лишь тишина, загадочная и пугающая.

Вебер нащупал револьвер, но, не успев ощутить в руке его холодную успокаивающую тяжесть, услышал вдруг какой-то свист, точнее, шелест воздуха, скорее, даже почувствовал, чем услышал. Потом глухой звук удара и стон человека. Такой отчетливый, как будто тот стоял совсем рядом.

И тут Вебер понял, что стон этот вырвался из его груди.

«Почему я кричу? Почему всматриваюсь в темноту?»

На эти вопросы он не нашел ответа — перед глазами посыпались искры, целый фейерверк сверкающих осколков. Искрясь всеми цветами радуги, они осветили пропасть, в которую он стал проваливаться все глубже и глубже, в безумно нараставшем темпе. Ему пришло в голову, что там, внизу, он разобьется в лепешку. Но удара он уже не почувствовал, потеряв сознание еще раньше.

Вебер очнулся, когда уже рассвело. Разбудило его солнце, лившееся в широкое окно. Он понял, что лежит на полу, точнее говоря, на ковре. Но где лежит этот ковер, у кого провел он ночь? Долго Веберу пришлось ломать голову, прежде чем он вспомнил, что находится в квартире Ханке.

Он вскочил, сел, и в тот же миг все его тело пронзила резкая боль. Боль эта, казалось, концентрировалась в затылке, чуть ниже левого уха. Осторожно ощупав это место, он обнаружил огромную шишку. Попробовал повернуть голову в одну сторону, потом в другую, но пронзительная боль, вызванная этим движением, предостерегла от новых попыток.

Вебер попытался подняться, хотя это оказалось неожиданно трудно. Встав в конце концов на ноги, он почувствовал себя настолько мерзко, что качнулся и упал без сил в кресло. Мутным взглядом обвел комнату. Она выглядела как-то иначе, чем при первом его появлении. Но что же изменилось?

Вебер посмотрел на часы. Четверть девятого. Что же за это время произошло?

Он выхватил револьвер, все еще висевший под мышкой. Барабан полон, в стволе патрон. Понюхав дуло, Вебер убедился, что из оружия не стреляли.

Он снова оглядел комнату. Нет, он не в состоянии вспомнить, что же изменилось за ночь.

Вебер вышел в коридор, открыл дверь на кухню, потом в ванную. Потом посмотрелся в зеркало рядом с вешалкой. Синеватые круги под глазами, даже вокруг глаз, но в остальном — вполне нормально. Беспокоило его только больное место на шее, круглая шишка прямо под левым ухом. Точно как у Ханке, мелькнуло у него в голове. Нет, он найдет того, кто так умело двинул его в ухо, и тогда заполучит в свои руки убийцу Ханке.

Вернувшись в комнату, Вебер замер в дверях. С этого места он впервые увидел комнату, когда вошел в квартиру, и теперь он понял, что изменилось. Вместо разгрома, который так поразил его ночью, в квартире царил идеальный порядок. Книги снова стояли на полках, ровненько свернутые рулоны кальки лежали в специальном ящике возле чертежной доски, ящики стола закрыты, на полу ни клочка бумаги, шкаф тоже приведен в порядок.

Вебер медленно подошел к столу и сел во вращающееся кресло. На столе стояли пустой стакан для ручек, подставка для бумаги, телефон и фотография фройляйн Грюнер в рамке. Снимок этот Вебер уже знал, такой же был у Ханке в бумажнике. Только фото в рамке было большего формата. В результате и черты лица были увеличены, в частности глаза, которые, как и прежде, казались холодными и расчетливыми, а губы — неприятно тонкими.

Нет, Вебер и теперь не почувствовал к ней симпатии. Усевшись поудобнее, он стал задумчиво разглядывать фотографию. Через несколько минут взгляд его скользнул по комнате и, наконец, задержался на двери, которую он до того не замечал. Она, видимо, вела в другую комнату.

Поднявшись, Вебер медленно шагнул к двери. Немного постоял перед ней в нерешительности, держась за ручку. Его странно тревожило то, что он заметил ее только сейчас.

Наконец он легонько нажал на ручку и осторожно толкнул дверь. Открывшийся вид его поразил какой-то больничной стерильностью. Подушки на диване выстроены в ряд, как оловянные солдатики. Перед диваном — журнальный столик, рядом два кресла. На ковровой дорожке от двери до окна — ни пылинки. Слева — туалетный столик с большим зеркалом. Его стеклянная столешница старательно протерта; на столике ни лака для волос или ногтей, ни туалетной воды, ни крема для лица — ничего, совсем ничего. Когда Вебер последний раз бросил взгляд на комнату, ему показалось, что он смотрит на витрину мебельного магазина.

И тут он догадался. Подошел к платяному шкафу, повернул ключ, обернув его платком. Шкаф был пуст, пуст совершенно.

Потом Вебер вытащил ящики из туалетного столика — тоже пусто, тут ни о чем не забыли. Из комнаты, где жила Рената Грюнер, исчезли все ее вещи, и случилось это последней ночью.

«Кто-то опередил меня, — подумал Вебер, — и этот кто-то — убийца Ханке».

Убийца Ханке не ограничился тем, что забрал все вещи фройляйн Грюнер. Когда Вебер нагнулся и присмотрелся к полированным поверхностям мебели, он убедился, что все тщательно протерто — старались удалить все отпечатки пальцев фройляйн Грюнер. Этим-то и объясняется стерильная чистота, которой никогда не бывает в жилом помещении и которая так действовала Веберу на нервы.

Он с трудом разогнулся и проковылял через комнату и коридор на кухню.

«Убийца Ханке не слишком умен, — подумал Вебер, — иначе знал бы, что невозможно полностью уничтожить отпечатки пальцев человека, который жил здесь долгое время. Эксперты Линдберга где-нибудь все равно наткнутся на пару отпечатков и смогут их использовать». Насчет этого Вебер был абсолютно спокоен.

Лакированные поверхности и ручки кухонного шкафа тоже были основательно протерты. Таинственный незнакомец не пожалел на это усилий. Вебер почувствовал к нему невольное уважение, а поскольку ни в коем случае не собирался портить творение его рук, достал пару тонких кожаных перчаток и открыл дверцы кухонного шкафа.

На полках стояло только несколько чашек и фаянсовых тарелок, коробки и банки, лежали перегоревшая лампочка, свернутые клубком веревочки, штопор и прочий хлам. Увидев банку с растворимым кофе и начатый кекс на тарелке, решил позавтракать: налил воду в пузатую алюминиевую кастрюльку, зажег газ и поставил ее на конфорку.

Потом вытащил все из кухонного шкафа. Почти все банки и коробки были пустые, но среди них оказалась банка с грушевым конфитюром. В углу шкафчика, за скомканной тряпкой, он обнаружил старую губную помаду — неожиданная находка для кухонного шкафа. Сняв колпачок, выкрутил почти израсходованный карандашик морковного цвета. Подумав, убрал его и надел колпачок. Потом вытащил носовой платок и, старательно завернув в него помаду, спрятал крохотный сверток в карман.

Еще раз просмотрел все, что достал из шкафа. Убедился, что нет ничего интересного. Снял с конфорки кастрюльку с уже закипевшей водой, поставил на поднос, рядом — поместил банку с растворимым кофе, кекс и конфитюр. На столе в комнате приготовил себе чашку кофе и намазал конфитюром кекс. С аппетитом жуя, снова взглянул на фотографию Ренаты Грюнер, которая стояла на столе.

Вебер долго смотрел на нее, словно вел немой разговор. Он был убежден, что девушку эту снедают амбиции, допускал, что фройляйн Рената Грюнер готова пуститься в рискованное предприятие, лишь бы избавиться от не слишком подходящего окружения. С какими людьми она связалась и где могла бы быть сейчас?

Вебер взял еще один ломтик кекса и уже потянулся за конфитюром, но осторожно положил кекс на тарелку, чтобы не потерять мысль, которая неясно промелькнула у него в голове. Удобно откинувшись в кресле, напряженно впился взглядом в фотографию фройляйн Грюнер. Долго сидел без движения, пока мысль не приобрела в конце концов конкретную форму. Поначалу он сам не мог поверить в свою теорию, однако иначе быть не могло, тут он был уверен. Он уже знал, какого рода отношения связывали убийцу Ханке с фройляйн Ренатой.

— Я до тебя доберусь, сокровище мое! — процедил он сквозь зубы и набрал номер в Гамбурге.

Казалось, прошла вечность, прежде чем там сняли трубку. Наконец послышался заспанный голос.