Колин Декстер - Убийство на канале Страница 31

По краям дна ясно был виден слой коричневатой влажной деревянной стружки, которая выглядела настолько свежей, будто лежавшее на ней тело было похоронено день назад. Но чье тело?

– Чудесно сохранилась, правда, сёр? Это благодаря торфу.

Это были слова первого гробовщика, как видно, более сильно впечатленного удивительно сохранившейся стружкой, чем отсутствием какого бы то ни было тела. Потому что в гробу не имелось никакого тела. В нем имелся скатанный ковер зеленоватого цвета, длиной около полутора метров. Он был подогнут вокруг, как оказалось, полудюжины нарезанных лопатой квадратов торфа.

Не было ни единого следа Донавана – не было даже клочка последней рекламной листовки самого великого человека в мире.

Глава тридцать шестая

Познания человека умирают вместе с ним, и даже достоинства его со временем забываются, но вот дивиденды по его ценным бумагам помогут сохранить память о нем.

В дни, последовавшие за возвращением из Ирландии, Морс почувствовал себя, до известной степени, в лучшей форме и очень скоро, по его оценке, по крайней мере, сумел восстановить силы и свежий внешний вид, который его врач истолковал как здоровый. Морсу большего не требовалось.

Недавно он купил старую пластинку с записью «Кольца»[33] и в часы блаженного наслаждения, которое доставляло ему это исполнение, значение случая с Джоанной Франкс и неясные обстоятельства «Загадки бечевника» слегка побледнели. Все это доставило ему удовольствие и развлекло, но для него уже закончилось. На 95% он был уверен, что в 1860 году были повешены не те, но, очевидно, ничего большего он сделать не мог, чтобы рассеять пять процентов сомнений.

Рождество быстро приближалось, и он был доволен, что утомительное хождение по магазинам минует его – не было необходимости покупать ни чулки, ни духи. Он получил полдюжины открыток, два приглашения на вечера с напитками, и одно приглашение из больницы «Джон Редклиф»:

Рождественский праздник.

Сестрам больницы «Джон Редклиф» доставит удовольствие, если Вы удостоите своим присутствием праздничный вечер 22 декабря с 20 часов до полуночи в общежитии для медицинских сестер, Хеддингтон-Хилл, Оксфорд.

Дискотека, восхитительные напитки и закуски, невероятные развлечения! Просим, приходите! Одежда неофициальная. Пожалуйста, ответьте.

Напечатанное приглашение было подписано от руки: «Отделение 7С» – после слов «Целуем».

Была пятница, 15 декабря, за неделю до планируемого празднования, когда взгляд Морса привлекло имя в колонке некрологов в «Оксфорд таймс»:

Денистон Марджери – 10 декабря почила спокойно в своем доме в Вудстоке, на 78 году жизни. Она пожелала, чтобы тело ее было передано для научных исследований в области медицины. Соболезнования принимаются с благодарностью в память почившего полковника У. М. Денистона, в Клубе Британского Легиона, Ламбурн.

Морс вспомнил тот единственный раз, когда встретил странную старую даму, такую гордую произведением своего супруга – произведением, породившем у Морса невероятный интерес, произведение, за которое он даже не заплатил. Он подписал чек на 20 фунтов и засунул его в конверт. Он отправит его обычной почтой: в конце концов, это не было вопросом жизни и смерти. Он бы приехал на похороны, если бы таковые состоялись. Но был доволен, что их не будет; неумолимые и вселяющие страх слова отпевания, особенно в официальном издании Библии, становились со временем все ближе и затрагивали лично его спокойствие. В этот раз могут обойтись и без него. Он вначале поискал адрес Британского Легиона в Ламбурне в телефонном справочнике, потом обратился к «Денистон, У.М.» Вот он: Черч-Уолк 46, Вудсток. Были у них какие-нибудь близкие? Едва ли, если судить по некрологу в газете. Тогда? Что будет с вещами, если их некому оставить? Как, вероятно, в случае с миссис Денистон? Как со всеми бездетными или незамужними…

Было трудно припарковать «Ланчию», и Морс был вынужден показать полицейское удостоверение хмурому регулировщику, тот неохотно разрешил ему временно остановиться на двойной желтой линии в двадцати метрах от серого каменного дома на Черч-Уолк. Морс постучал во входную дверь и ему немедленно открыли.

В доме было двое: молодой мужчина двадцати пяти лет, уполномоченный описать (как он пояснил) несколько не особенно ценных книг на полках почившей семьи Денистон, и племянник старого полковника, единственный живой родственник, который (как понял Морс) должен получить приличное наследство, если сможет оплатить налог на недвижимое имущество в Вудстоке.

Морс немедленно и откровенно объяснил последнему, что его интересует: он не хотел ничего особенного, только получить возможность проверить не оставил ли покойный полковник какие-нибудь заметки или документы, связанные с «Убийством на Оксфордском канале». К счастью ответом было «да» – хотя и достаточно сдержанное «да». В кабинете лежали две кипы листов – первая из них с машинописным текстом, а вторая представляла собой рукопись. К начальной странице рукописи было приколото краткое письмо – только письмо, без даты, без адреса отправителя и без конверта:

Дорогой наш Дэниел,

Мы оба верим, что ты чувствуешь себя хорошо в последние месяцы. Мы приедем в Дерби в начале сентября, тогда надеемся и увидимся. Передай, пожалуйста, Мэри, что платье, которое она сшила, пользуется большим успехом и спроси ее, если она уже выздоровела, не могла бы она начать шить другое.

Искренне любящий тебя Мэтью

Это было все. Достаточно, однако, для полковника, чтобы решить, что стоит его сохранить! Был только один Дэниел в деле – Дэниел Керрик из Дерби. И вот он, этот материал первостепенного значения, который связывал рассказ полковника более осязаемым, физическим образом с этой жалостной историей. Морс согласился, что Дэниел Керрик вообще никогда не стоял на переднем плане в его мыслях, а выходило, что требовалось бы. Он наверняка также изобличающее был замешан в обмане, как и двое других – двойной обман, который заставил страховую компанию «Ноттингемшир и Мидлендс» залезть поглубже в свой карман, первый раз после смерти великого не погребенного Донавана, а затем после смерти загадочной Джоанны, великой не утопленной.

Морс перевернул пожелтевшее, сильно помятое письмо и увидел с обратной стороны несколько заметок, написанных карандашом, и вероятнее всего почерком полковника:

«Никаких данных о страхов. комп. – Насколько плохо чувствовала себя миссис К. в то время? Сказали ей о смерти Дж? Спринг-Стрит 12 все еще обитаема 12.4.76!»

Вот оно здесь – одна полностью осязаемая бумага с написанным на ней текстом, позволяющим прикоснуться к одному из главных действующих лиц в этой драме девятнадцатого века. Что касается двух главных актеров, единственное доказательство, которое предположительно могло бы быть найдено, это захоронение с их телами. А где была захоронена Джоанна или же где был захоронен самый великий человек в мире – кто бы знал или кто вообще мог бы знать?

Глава тридцать седьмая

В современных танцорах можно увидеть пугающие тенденции нашего времени. Они не смотрят друг на друга. Они отдельные, изолированные личности, трясущиеся в каком-то гипнотическом трансе.

Присутствующим на празднике было ясно, что когда управляющий говорит полночь, он имеет в виду 23:55, но не многие из них сумели прибыть до девяти в общежитие медсестер. В любом случае, данному событию не суждено было иметь значения космического масштаба, и похвалиться оно могло не более чем парой воспоминаний, несколькими плохими фотографиями и значительной уборкой на следующее утро.

Сразу, только сделав несколько шагов в шумный, кипящий, ярко освещенный зал – было уже 22:30, – Морс осознал, что допустил трагическую ошибку, приняв это приглашение. «Никогда не возвращайся!» – вот совет, которому надо всегда следовать. И вопреки этому, как же он сглупил, прельстившись воспоминаниями о белых простынях, Прекрасной Фионе и Эфирной Эйлин. Идиот! Он сел за один расшатанный стол и глотнул теплый, безвкусный пунш, который подносили в белых пластиковых стаканах всем новоприбывшим. Он был приготовлен, если судить по вкусу, из 2% джина, 2% мартини, 10% апельсинового сока и 86% лимонада и потребовалось бы достаточно времени, по расчетам Морса, чтобы этот восхитительный напиток начал на него действовать. И только он решил, что самая лучшая часть пунша – это маленькие кусочки яблок, плавающие на поверхности, как Фиона оторвала своего болезненного вида кавалера от танцплощадки и приблизилась к нему.

– Веселого Рождества! – она наклонилась, Морс все еще ощущал ее сухие губы на своей щеке, а она, представив смущенного молодого человека, повторила рождественское поздравление и в следующий миг уже исчезла – снова бросившись исполнять серию конвульсивных вихляний, будто эпилептик на веревочках.