Доминик Сильвен - Когда людоед очнется Страница 33

— Его принадлежность к семейству Жибле де Монфори никак не могла повлиять на проект «Толбьяк-Престиж». Сестра Маргарита давно выкупила у своего брата, деда Юлиана, его долю.

— А вам известно, что он был любовником компаньонки Марке?

— Разумеется. Мадам Хатчинсон и не пыталась этого скрывать.

— Значит, продажа состоится?

— Скоро будет подписано обязательство по продаже.

— Вы уже получили результаты вскрытия?

— Юлиан Жибле де Монфори умер от остановки сердца.

— Такое случается со всеми. Рано или поздно.

— Он съел на ужин безобидное карри, запил его шампанским. Анализы крови не выявили ничего подозрительного.

— Я нахожу подозрительным то, что эти две смерти последовали одна за другой.

— Вы правы, но, даже если я «не сужу по первому впечатлению», я все же не способен найти улики там, где их нет.

Он встал: допрос, обставленный как беседа, был окончен. Он не вел никаких записей, не вызывал никого из подчиненных, чтобы записать заявления Лолы. Теперь ему оставалось поблагодарить ее за сотрудничество и попросить больше не заниматься этим расследованием. Что он и проделал с изысканной любезностью, прежде чем проводить до двери в коридор, где ее ждал лейтенант Бартельми.

— Вам известно, где похоронят Юпитера?

— В фамильном склепе Жибле де Монфори. Вызвать вам такси, комиссар?

— Спасибо, нет, майор. Если позволите, я дождусь Ингрид.

Она села на скамью и спокойно разгладила складки на платье.

— Ее допрашивают. Возможно, это надолго.

— Я знаю одну буколическую китайскую поговорку о пользе терпения. Хотите ее услышать?

— Почему бы и нет, комиссар.

— «Время и терпение превращают тутовый лист в атлас».

— Мило.

— Я знаю и другую поговорку. Более озорную. Креольскую.

— Валяйте.

— «Терпение поможет плюнуть тыквенным семечком в комариную задницу».

— Пожалуй, я выберу первую.

— Как скажете, майор. Но обе они буколические.

— Весьма.

— Говорю же вам, я видела у Малыша Луи новехонький айпод. Кто-то дал ему денег.

— Зачем?

— Да чтобы он подпоил Брэда у Зазы. Вы бы лучше пытали Малыша Луи, чем меня, Николе.

— Пытать — это слишком громко сказано, — отвечал лейтенант, стараясь выглядеть как Дюген — непринужденным, но твердым.

Он бы предпочел допрашивать высокую блондинку в паре с шефом, но Саша ничего не захотел слушать: он сосредоточится на бывшем комиссаре и не желает видеть американку. Все гадали, в чем тут дело. Корина Мутен уверяла, что у Лолы Жост еще сохранились связи в Большом доме и поэтому шеф старается щадить ее и уделяет ей максимум внимания.

— Я хочу видеть Саша Дюгена.

С этой девицей свихнуться можно. Она полагает, что полицейского выбирают, словно психолога или зеленщика.

— Он хотя бы будет меня слушать, — продолжала она со своей обычной горячностью.

Николе позвонил Корине Мутен и попросил сменить его. Сам он вышел в смежную комнату, оборудованную односторонним окном. И удивился, застав там майора. Тот стоял у стеклянной стены и не отрываясь смотрел на Дизель.

— А я думал, вы беседуете с Лолой Жост, шеф.

— Она сказала мне все, что знала.

— Американка ни с кем, кроме вас, говорить не хочет, вы сами слышали.

— Иди-ка к ней. Поработайте с ней на пару с Мутен, это отличная мысль.

— Вы к нам присоединитесь?

— Нет.

Всмотревшись в профиль шефа, Николе вышел из комнаты. Впервые ему казалось, что от него что-то скрывают. Корина Мутен твердила, что следствие разваливается и Дюген воспользуется этим, чтобы перетянуть одеяло на себя, бросить их и при первой же возможности слинять в уголовку. Она преувеличивала. Но Дюген явно темнит. Это уж точно.

29

Выходя из военного госпиталя, Ингрид с облегчением выругалась. Эти сволочи наотрез отказались пустить ее к Брэду в палату. На все вопросы о его здоровье ответом было суровое и даже презрительное молчание. Она и не рассчитывала, что ей удастся преодолеть преграды, возведенные французской полицией, но ожидала хотя бы цивилизованного отношения. Бывали дни, когда ей казалось, что отчизна Людовика Четырнадцатого, великих кутюрье, гениальных философов и поваров обманом завладела репутацией родины Просвещения и любезного обращения.

Поколебавшись, она набрала номер Саша Дюгена. После второго звонка он снял трубку.

— Это Ингрид. Нам надо поговорить.

— Прежде всего надо дать нам работать, мадемуазель Дизель. К тому же ваша приятельница Лола со мной полностью согласна.

— Я должна увидеть Брэда.

— Он только что очнулся от наркоза. С ним все в порядке.

Она услышала, как он вздохнул.

— Ты начал его допрашивать, только беда в том, что он сам верит в свою виновность, — продолжала она.

— Думаю, я способен отличить правду.

— А я и не спорю. Но в ту ночь, когда его ранили, я была рядом, и он сказал: «Из-за нее… Магнолия-холл… Я хотел защитить Бена…». И он отключился.

— Что, по-вашему, это могло означать? — устало спросил Дюген.

— Магнолия-холл — имение Фрэзеров. Брэд работал у них садовником.

— События в Новом Орлеане в ведении американской полиции. Я же стараюсь разобраться в том, что произошло в Париже.

— Я зайду к тебе.

— А я тебя не пущу.

Он отсоединился. Ингрид спокойно убрала мобильный в карман. Саша Дюген только что сказал ей «ты». У этого французского обычая есть свои преимущества. Например, когда речь идет о склеивании разбитых горшков или, скорее, о наведении мостов. Ингрид немного поразмыслила об этом красивом выражении. Оно ей нравилось. Очень-очень. Только вот почему? На самом деле оно подало ей отличную идею. Раз уж он не хочет, чтобы она шла по мосту, ведущему к площади Италии, она пойдет по тому, который ведет к его дому. И тогда ему придется ее принять.

На метро она доехала до китайского квартала и направилась в боксерский клуб. Сегодня зал был переполнен. Одни прыгали через скакалку, другие с остервенением лупили по боксерским грушам, инструкторы тренировали группы. Ингрид углядела двух девиц, мускулистых, словно тигрицы, и почти таких же стремительных. Она дождалась конца раунда, чтобы подойти к ним. Ей надо встретиться с майором Дюгеном, только комиссариат для этого не самое лучшее место.

— Пусть потолкует с Рашидом, — подсказала одна из боксерш. — Если что не так, он разберется.

Ее партнерша пожала плечами. Подумав, девушка дала Ингрид адрес марокканского ресторана на улице Тагора.

Около половины восьмого Ингрид постучалась в «Сады Марракеша». Мужчина, открывший ей дверь, объяснил, что его заведение работает с восьми. По походке вразвалочку и разбитому лицу она узнала спарринг-партнера Дюгена.

— Мне надо увидеть Саша. Но не в комиссариате. У него дома.

— Для этого достаточно ему позвонить.

— Оказывается, недостаточно. Скажите мне его адрес, я обещаю хорошо себя вести.

Такое обещание заставило его улыбнуться.

— Я не знаю, хочет ли этого он сам, — ответил он, все еще посмеиваясь.

— Мне надо поговорить с ним о моем друге Брэде, он угодил в переделку…

— Саша больше не живет дома.

— Ах вот как?

— Пока он живет у меня.

Он улыбнулся еще шире. От этого стало еще заметнее, как сильно изуродовано его лицо.

— Белое здание напротив сквера. Четвертый этаж.

— Спасибо, Рашид, вы просто душка.

— Такого мне еще никто не говорил, но почему бы и нет.

Ингрид бегом бросилась по указанному адресу. Поднялась на четвертый этаж, позвонила, но ей никто не ответил. Приложив ухо к двери, она различила шум воды. Подождала и позвонила снова. В полотенце, обернутом вокруг бедер, он отпер дверь и, буркнув себе под нос: «Рашид у меня дождется», отступил, оставив дверь открытой. Ингрид вошла и стояла не двигаясь, пока он не скрылся в одной из комнат. Оттуда доносилась музыка. Жесткий рок, две гитары словно сцепились друг с другом. И женский голос. Ей бы и в голову не пришло, что он слушает подобную музыку.

Кожа мира, его губы — все для тебя, лишь сдайся мне.Я только того и жду…

Он вернулся в джинсах, с полотенцем на плечах. Вытер волосы. С огромным усилием она отвела взгляд от его груди.

— Вы больше не живете дома?

— Похоже на то. Ты говоришь мне «ты» или «вы»? Я уже не знаю, на каком я свете, Ингрид.

У нее едва не вырвалось: «Я тоже».

— Ну? Ты хотела меня видеть. Ты меня видишь. Тебе что-то нужно мне сказать?

— Позволь мне увидеться с Брэдом.

— И речи быть не может.

— Ману сказал тебе, почему Брэд не зашел ко мне, когда приехал во Францию?

— Потому что не хотел заваливаться к тебе, как бродяга.

— Вот видишь, ты напрасно за меня боялся. Я точно знаю, что могу помочь тебе вернуть ему память. Ведь я же часть его прошлого.