Рекс Стаут - Золотые пауки (сборник) Страница 4

– Как зовут мальчика? Того, которого сшибли.

– Какое это имеет отношение к делу?

– Не знаю. Я спрашиваю.

– Дроссос. Пит Дроссос.

– Вот тебе на! Мерзавец!

– Кто? Мальчишка?

– Нет. – Я обернулся к Вульфу. – Вы будете говорить или я?

Вульф прикрыл глаза. Через некоторое время он открыл их, сказал:

– Ты. – И снова закрыл.

Я не счел нужным рассказывать Стеббинсу про домашний конфликт, из-за которого у меня возникло желание привести Пита в кабинет к Вульфу, но сообщил все, что относилось к делу, включая и второй визит Пита. Пожалуй, впервые в жизни Стеббинс поверил в достоверность полученных у нас сведений, задал кучу вопросов, но в конце концов все же счел уместным сделать недружелюбное замечание относительно двух достойных граждан, Ниро Вульфа и Арчи Гудвина, которым следовало бы проявить несколько больший интерес к тому факту, что женщина, которой тычут пистолетом под ребра, просит помощи полиции.

Я был не в том настроении, чтобы препираться с ним, но все же не выдержал.

– Такие типы, как вы, – позор для страны, – заявил я. – Мальчик мог все выдумать. Он признал, что не видел пистолета. Возможно, что и женщина просто хотела над ним подшутить. Если бы вчера я сказал вам, откуда мы получили информацию, вы бы решили, что я мот и транжира, раз способен ради такой ерунды потратить десять центов на телефонный звонок. Однако я назвал вам номер машины. Вы проверили его?

– Да. Этот номер снят с «плимута», украденного в Хартфорде два месяца назад.

– Никаких следов?

– Пока никаких. Мы связались с Коннектикутом, чтобы там навести справки. Не знаю точно, сколько машин с украденными номерными знаками снуют сейчас по Нью-Йорку, но полагаю, что очень много.

– Вам удалось получить подробное описание человека за рулем?

– У нас четыре показания, и они ни в чем не сходятся. Три вообще не стоят и гроша, а четвертое представляет некоторый интерес. Этот человек вышел из аптеки как раз в тот момент, когда мальчишка подбежал к машине с тряпкой. По его словам, водителю было лет сорок, он худощавый, с правильными чертами лица, в темно-коричневом костюме и фетровой шляпе, натянутой почти на уши. Свидетель говорит, что мог бы опознать его. – Пэрли поднялся с места. – Ну, я пойду. Признаюсь, я разочарован. Я надеялся получить от вас путеводную нить или убедиться, что вы пытаетесь выгородить своего клиента.

Вульф раскрыл глаза:

– Желаю вам удачи, мистер Стеббинс. Этот мальчик вчера вечером был гостем за моим столом.

– М-да, это и вовсе ужасно, – отозвался Стеббинс. – Разве можно давить детей, которые были вашими гостями…

На этой вежливой ноте разговор закончился. Я последовал за Стеббинсом в прихожую и только взялся за ручку двери, как увидел фигуру, поднимавшуюся на крыльцо. Когда я открыл дверь, передо мной стояла тощая маленькая женщина в скромном темно-синем платье, без жакетки и шляпы, с припухшими, покрасневшими глазами. Губы ее были так крепко сжаты, что, казалось, их на лице вообще нет.

– Чем могу служить?

Стеббинс стоял позади меня.

Она с трудом заговорила:

– Здесь живет мистер Вульф?

Я ответил утвердительно.

– Можно мне его повидать? На одну минутку. Меня зовут Антеа Дроссос.

Было видно, что она много плакала и вот-вот вновь разрыдается, а для Ниро Вульфа нет ничего хуже женских слез. Поэтому я сказал, что являюсь его доверенным помощником. Может быть, она расскажет мне, в чем дело?

Она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза.

– Мой мальчик Пит велел мне повидать мистера Ниро Вульфа, – сказала она, – и я подожду здесь, пока мистер Вульф не освободится.

Я отступил назад и прикрыл дверь. Стеббинс последовал за мной в кабинет.

– Миссис Антеа Дроссос желает вас видеть, – обратился я к Вульфу. – Говорит, что так велел ее сын Пит. Она простоит на крыльце всю ночь, если придется. Она может зарыдать в вашем присутствии. Прикажете вынести ей раскладушку?

Это сразу заставило Вульфа раскрыть глаза.

– Прекрати! Что я могу сделать для этой женщины?

– Ничего. Так же, как и я. Но от меня она не примет даже отказа.

– Тогда какого же дьявола! Это все из-за твоих вчерашних фокусов… Пригласи ее.

Я вышел и распахнул дверь перед миссис Дроссос. Стеббинс уже занял свое место в желтом кресле. Поддерживая женщину под локоть, я провел ее к красному кожаному креслу, в котором могли бы уместиться три таких, как она. Она присела на краешек и уставилась на Вульфа своими темными глазами – по контрасту с воспаленными от слез веками они казались совсем черными. Голос ее дрожал.

– Вы будете мистер Вульф?

Он ответил утвердительно. Она перевела взор в мою сторону, затем в сторону Стеббинса и снова вперила глаза в Вульфа.

– А эти люди?

– Мистер Гудвин – мой помощник, а мистер Стеббинс из полиции, он расследует гибель вашего сына.

– Я так сразу и подумала, – кивнула она. – Мой мальчик не хотел бы, чтобы я разговаривала с полицейским.

По ее тону было совершенно очевидно, что она не сделает ничего такого, чего не хотел бы ее сын. Мы оказались в трудном положении. Зная подозрительность и недоверчивость Стеббинса, нечего было и думать о том, что он по доброй воле покинет кабинет, но вдруг Пэрли поднялся с кресла и со словами «Я пойду на кухню» направился к двери. Мое изумление продолжалось не более секунды, так как я понял, куда он пошел. В стене, отделяющей соседнюю комнату от кабинета, было проделано отверстие, скрытое картиной с видом водопада. Через это отверстие можно было видеть, что происходит в кабинете, и все слышать. Пэрли знал об этом.

Когда он вышел, я счел нужным предупредить Вульфа.

– Картина, – сказал я.

– Знаю, – раздраженно отозвался Вульф и обернулся к миссис Дроссос: – Слушаю вас, мадам.

Она поднялась, подошла к двери, высунула голову, осмотрела прихожую и только потом, закрыв дверь, вернулась на свое место.

– Вы знаете, что Пита убили?

– Да.

– Когда мне сказали, я побежала на улицу, и там он лежал… Он был без сознания, но еще жив… Мне позволили поехать вместе с ним в машине «скорой помощи». Вот тогда он и сказал мне…

Она умолкла. Я испугался, что она разрыдается, но, посидев с полминуты, словно каменная, она наконец смогла продолжать:

– Он открыл глаза, и я наклонилась к нему. Он сказал… Я повторю вам, что он сказал. Он сказал: «Передай Ниро Вульфу, что со мной-таки рассчитались… Никому не говори этого, кроме мистера Вульфа. И отдай ему все мои деньги из консервной банки».

Она вновь умолкла. Прошла целая минута, пока Вульф не вывел ее из оцепенения:

– Я вас слушаю, миссис Дроссос.

Она открыла видавшую виды кожаную сумочку, покопалась в ней, достала небольшой бумажный сверток и поднялась с места, чтобы положить его на стол перед Вульфом.

– Здесь четыре доллара и тридцать центов.

Она продолжала стоять.

– Пит заработал их сам и хранил в банке из-под консервов… Больше он ничего не сказал. Потерял сознание и умер… В больнице ничего не смогли поделать. Я вернулась домой, чтобы забрать деньги и отнести вам. Теперь я могу уйти.

У двери она обернулась к Вульфу:

– Вы поняли, что я вам сказала?

– Да, понял. Арчи…

Я уже был возле нее. Теперь она держалась на ногах несколько тверже, но все равно я поддержал ее под локоть и помог преодолеть семь ступенек с крыльца на тротуар. Она не поблагодарила меня и, по-видимому, даже не заметила моего присутствия. Я на нее не обиделся.

Когда я вернулся в прихожую, Пэрли уже надевал шляпу.

– Отобрать конфеты у ребенка – этого я еще мог от вас ожидать, – возмущенно произнес он. – Но отобрать конфеты у мертвого ребенка… Бог мой!

Он направился к двери, но я преградил ему дорогу.

– Послушайте! Если бы мы начали уговаривать ее взять назад эти деньги, она бы…

Я осекся.

– На этот раз вы превзошли себя! – рявкнул он, отстранил меня и вышел.

Я вернулся в кабинет, кусая ногти от досады. Нечасто Пэрли Стеббинсу удается меня уязвить, но в тот день он вывел меня из равновесия. Естественно, я постарался выместить свою злость на Ниро Вульфе. Я подошел к его столу, взял сверток, развернул и аккуратно разложил содержимое перед боссом.

– Совершенно точно, – объявил я. – Четыре доллара и тридцать центов. Искренние поздравления. После уплаты подоходного налога и за вычетом расходов в размере десяти центов – за вчерашний телефонный звонок Стеббинсу – вам останется достаточно, чтобы…

– Заткнись! – прорычал он. – Завтра же ты вернешь ей эти деньги.

– Нет. Ни завтра, ни послезавтра, никогда. Вы чертовски хорошо знаете, что это невозможно.

– Внеси их в фонд Красного Креста.

– Внесите сами. Она может никогда больше не прийти сюда, но если придет и спросит, что мы сделали с деньгами Пита, у меня не повернется язык сказать ей, что мы отдали их в Красный Крест, а врать я не хочу.