Джон Макдональд - Девушка, золотые часы и всё остальное Страница 4

Поплескавшись в душе, побрившись новым лезвием и почистив зубы незнакомой мятной пастой, Кирби завернулся в огромное полотенце и прошел в спальню. Кто-то в его отсутствие раскрыл ставни. Золотистые лучи солнца наполняли комнату. На столике возле кровати стоял стакан охлажденного апельсинового сока, а рядом лежала записка, написанная фиолетовыми чернилами на плотной голубоватой бумаге с инициалами К.М.М.О'Р. Это было похоже на сокращение слова «коммодор», он вдруг сообразил, что сердитая девица действительно существовала. Карла Мария Марко… О'Рурке.

«Кирби, дорогой. Я слышала, как ты принимаешь душ. Ты, наверно, совсем дошел до ручки, бедняжка. Маленькие гномики поспешили принести тебе кучу всяких полезных пакетов. Я решила избавить тебя от твоей противной старой одежды. Содержимое карманов найдешь на туалетном столике. Свертки со всем новым на стуле. Я купила это вчера вечером, пока ты спал, до закрытия магазинов. Когда оденешься и заморишь червячка, ищи меня в солярии. Мне нет надобности спрашивать, хорошо ли тебе спалось. Доброе утро, дорогой.

Окна смотрели на восток. Кирби выглянул наружу. Солнце уже почти взошло. Дверь в большую гостиную была широко распахнута. Он поднял телефонную трубку, чтобы узнать точное время.

— Десять часов двенадцать минут прекрасного воскресного утра во Флориде, — бодро сказал женский голос.

Двадцать семь часов в постели, прикинул Кирби, и отправился разбираться со свертками. Белые трикотажные боксерские трусы, как раз его размер. Веревочные сандалии, удобные. Серые дакроновые брюки. Сидят отлично. Может быть, на полдюйма короче, чем он обычно носит. Одна рубашка спортивная с короткими рукавами и воротником на пуговицах. Подходящая и по размеру и по стилю. И какая расцветка! — узкие вертикальные полосы серого, бледно-голубого, кораллового и ярко-желтого, через одну разделенные черными полосами. Рубашка из легкого шелка. Кирби застегивал рубашку, когда раздался стук в дверь. Два официанта в форменных тужурках, вежливые и улыбающиеся, расторопно вкатили большую тележку. На сверкающей белизне скатерти вмиг появился роскошный завтрак. Официанты принесли с собой и воскресные газеты. Кирби едва себя сдерживал, стараясь скрыть от них, что голоден как волк.

— Обо всем уже позаботились, сэр. Спасибо, сэр. Если вам понадобиться еще что-нибудь, сэр…

Кирби отошел к окну. Хотелось, чтобы они ушли прежде, чем он начнет хватать еду голыми руками.

— Открыть шампанское, сэр?

— Что?!

— Шампанское, сэр.

— О, конечно! Шампанское! Замечательно! Нет, нет, оставьте все как есть.

До тех пор, пока на столе не осталось ничего, кроме второй чашки кофе, газетам пришлось ждать. Но даже после этого, взявшись за них, он никак не мог заставить себя сосредоточиться. Слишком много накопилось разных нераскрытых тайн, чтобы спокойно читать новости. Кирби повернулся в кресле и вынул шампанское из ведерка со льда. В руках оказалась элегантная бутылка каких он прежде не видел. Он принялся оборачивать ее в свежую салфетку и тут заметил два пустых бокала, красноречиво стоящих на подносе.

Намек ясен, подумалось ему. Он взял в одну руку бутылку, в другую бокалы и, каждой своей жилкой чувствуя, как ужасно элегантен, отправился на поиски Карлы О'Рурке. Нашел спальню без балкона с солярием. Нашел вторую, смотрящую окнами на запад, гораздо большую, с распахнутыми дверьми. Он шел улыбаясь, придумывая какую-нибудь особенно изысканную первую фразу…

Карла полулежала в широком шезлонге, закинув руки за голову и щурясь в жарком сиянии солнца. Ее золотистая кожа слегка покраснела и, намазанная кремом блестела. Увидев Карлу, Кирби, пораженный, остановился, забыв все изысканные фразы, какие только успел придумать. Он так загляделся на нее, что чуть не уронил бутылку с шампанским. Карла казалась спящей. Тоненький лоскуток белой ткани обтягивал ее бедра, маленькие пластиковые колпачки закрывали глаза, а голубое полотенце было намотано тюрбаном на голове. Больше на ней ничего не было. Кирби стоял перед шезлонгом в восхищенном молчании; лишь шепоток океанского прибоя доносился снизу, да неясная музыка играла где-то вдали. Нет, совсем не пухленькая, подумал он. И откуда у него появилось такое впечатление? Крепкая, как гимнастка, и, где нужно, все на месте, и в лучшем виде.

Она сняла с глаз пластиковые колпачки, села и улыбнулась ему.

— Бедняжка, ты, должно быть, совершенно без сил!

— Ка-хрла! — хрипло произнес потрясенный Кирби.

— О, я вижу ты принес шампанское! Как это мило с твоей стороны! Что-нибудь случилось? О да, конечно. Синдром пуританина.

Она неторопливо потянулась за короткой белой махровой накидкой. Кирби спросил себя, чего же ему хочется. Чтобы она застегнула ее или чтобы она этого не делала? Она не стала застегивать.

— Теперь, я думаю, ты можешь перестать пялиться на меня, милый мальчик, — томно поглядев на Кирби, сказала она. — Как ты считаешь, я уже достаточно загорела?

— Ка-хрла!

Она чуть повернулась в шезлонге, зацепила пальцем лоскуток материи и, далеко оттянув его, крепко надавила на оголенное золотистое бедро. Вместе они смотрели, как медленно исчезает белое пятнышко: он с жадностью, она скрывая в опущенных глазах лукавую улыбку.

— Вполне достаточно, я думаю, — наконец сказала Карла. — Некоторые считают, что более темный загар эффективнее, но он меняет фактуру кожи. Кожа становится грубее.

Она легко поднялась с шезлонга и прошла мимо него в сумрак спальни.

— Идем, дорогой, — позвала она Кирби.

Тот последовал за ней, с совершенно пустой звенящей головой, не выпуская из рук бутылки и бокалов. К тому же глаза его еще не успели приспособиться к внезапной смене освещения, так что он совсем не заметил, что пройдя несколько шагов, она остановилась. В полумраке он слепо натолкнулся на какую-то преграду; дохнуло жаром, его окутал аромат крема и духов и только тогда он сообразил, что это Карла. Но было уже поздно. От неожиданности он уронил бутылку себе прямо на ногу. Карлу качнуло вперед, он попытался ей помочь, но не рассчитал и резко толкнул женщину в плечо. Зацепившись за оказавшуюся под ногами скамеечку, она кувырком полетела на пол. Шум от падения был довольно сильным. Карла что-то вскрикнула на незнакомом ему языке, и он не испытал сожаления от того, что не понял ни слова.

Потянувшись к бутылке, которая лежала в стороне целехонькая, Карла подняла ее и встала сама.

— Ты перестанешь скакать на одной ножке, мистер Кирби Винтер? Пора налить мне бокал шампанского.

— Извините. Я не хотел…

— Хвала Господу, что тебя не посетило игривое настроение, когда мы находились на балконе, Кирби.

— Карла, я просто…

— Я знаю, дорогой.

Открутив проволоку, она ловко открыла бутылку и разлила пенящуюся янтарную жидкость по бокалам. Поставила бутылку, подала ему бокал и задумчиво посмотрела на него, потягивая вино.

— Вместо духов, дорогой, придется мне теперь взять мазь, а вместо драгоценностей — бинты. Теперь еще раз налей мне и потерпи, пока я сотру с тебя крем. Могу ли я доверить тебе свою спину?

— Кахр…

— Нет, лучше мы не будем так рисковать. За осторожность, дорогой Кирби! У тебя шампанское течет по подбородку. Подожди меня в соседней комнате, пожалуйста.

Кирби поспешно понес бутылку и свой бокал в большую гостиную. Он шел, а колени его подгибались. Осторожно присев, он опустошил бокал и снова наполнил его. Куда бы он не смотрел, везде ему виделась распростертая на спине женщина и особенно отчетливо — великолепная, округлая, твердая и загорелая грудь, кожа без малейшего изъяна, соски темного цвета — большие, но не слишком, направленные прямо в тропически-голубое утреннее небо.

Только когда он несколько раз яростно потряс головой, преследовавшее его видение как будто рассеялось. Напоследок он еще раз тряхнул головой, и видение скользнуло туда, где обретаются его воспоминания. Но лежать там оно осталось на самом верху, готовое в любой момент вновь появиться на свет.

Это и случилось тут же, стоило ему услышать плеск воды, с шумом наполняющей ванну. Он представил себе Карлу в ванне и громко мучительно простонал. О, спасибо тебе, дядюшка Омар! Спасибо за то, что ты вселил в доверчивого юношу такие мрачные подозрения относительно всех женщин на свете, превратив его в комплексующего тюленя, так что даже теперь, достигнув зрелости, в свои тридцать два года, он не в состоянии держаться возле прелестной полуобнаженной женщины достойно, без трясущихся поджилок и бессвязного лепета.

Но все же, как не ругал он себя и дядюшку Омара, его не покидало смутное подозрение. Прелести Карлы, вполне вероятно таковы, что и гораздо более опытный мужчина мог бы поддаться мучительной дрожи.

Если учесть недостаток опыта и его гипертрофированную стеснительность, всегда тщательно скрываемую, то оставалось лишь поражаться, как это он совсем не спятил: не разразился каким-нибудь сумасшедшим смехом, или не подпрыгнул на сотню футов выше крыш пляжных кабинок.