Эллери Квин - Четвёртая сторона треугольника Страница 4

Бедная мама, думал Дейн. До сих пор она не приближалась к скандалу ближе чем на сотню миль, а теперь он таился за углом. «Имя леди должно появляться в газете трижды: когда она рождается, когда выходит замуж и когда умирает». Лютеция всегда придерживалась этого кредо. Понимает ли она, что ее ждет? Дейн отвернулся от окна и спросил мать напрямик.

— Естественно, я думала об этом, — кивнула Лютеция. В самом ли деле что-то блеснуло в глубине ее голубых глаз? — И говорила об этом отцу. Эштон заверил меня, что никто ничего не узнает, так как он ведет себя крайне осмотрительно — очевидно, принимает специальные меры предосторожности.

Неужели это не сон? — думал Дейн. Они с матерью обсуждают предосторожности в связи с изменой! Поведение отца казалось столь же невероятным, как и реакция матери. Или Эш Маккелл настолько привык к полнейшему подчинению жены, готовности следовать каждой его причуде, что теперь не испытывает к ней ничего, кроме презрения? «Понимал ли я когда-нибудь своих родителей?» — спрашивал себя Дейн.

А еще говорят о преданной Гризельде! Героиня «Истории клерка»[20] пылала мятежным духом в сравнении с его матерью. Лютеция в такой степени посвятила свою жизнь счастью мужа, что даже мирилась с его изменой! «Или это я ограниченный педант? — думал Дейн. — В кротости матери есть нечто подвижническое. Может, я так и не вырос?»

— Ты знаешь, кто она, мама? — мягко спросил он. — Отец говорил тебе?

Лютеция снова удивила его, улыбнувшись сладчайшей улыбкой:

— Мне не следовало рассказывать тебе об этом, дорогой. У тебя свои заботы. Кстати, ты уладил проблему с третьей главой? Я весь день об этом беспокоилась. — И она продолжала в том же духе, отложив в сторону тему неверности мужа, как откладывала рукоделие для более неотложных занятий.

«Мне придется самому выяснить, кто эта женщина, — решил Дейн. — Она не расскажет мне, даже если знает. Вероятно, дала какой-то чисто викторианский обет не осквернять уста именем этого существа».

— Бог с ней, с третьей главой, мама. Я скажу еще одну вещь и перестану об этом говорить. Хочешь переехать ко мне? — Даже допуская такую возможность, Дейн чувствовал себя героем. До сих пор он считал своей величайшей удачей приобретение собственной квартиры.

Мать удивленно посмотрела на него:

— Спасибо, дорогой, но, разумеется, нет.

— Ты собираешься оставаться здесь с отцом, как если бы ничего не произошло?

— Я не знаю, кто она, — сказала Лютеция Маккелл, — но я жена своего мужа, и мое место рядом с ним. Нет, я не собираюсь оставлять твоего отца. Прежде всего, это сделало бы его несчастным…

«Ты воплощенное величие! — подумал Дейн. — К тому же ты лжешь мне, что не подобает леди, или, вернее, лжешь себе, что более соответствует современной психологии. Клянусь богом, мама тверда как сталь! Она намерена принять бой».

Дейн нежно поцеловал ее и удалился.

Почему он решил разоблачить любовницу отца, Дейн не задумывался — только поспешно отверг идею, что это как-то связано с Фрейдом.

Очевидно, все дело было в матери. Сама мысль о бледном и хрупком существе, бросающем вызов силам цинизма, пробуждала его жалость. Это была неравная битва. Он должен найти способ помочь ей. (И причинить вред отцу? Но до этого пункта Дейн не доходил.)

Какое-то время он думал о том, чтобы напрямик обратиться к отцу, заявив, что все знает, и спросив: «Кто она?» Но сцена была слишком ужасной, чтобы даже мысленно представлять ее себе. Отец либо схватил бы его за шкирку и вышвырнул вон, либо (что еще хуже) во всем признался бы и расплакался. (Дейн не задумывался о третьей возможности — что отец просто скажет: «Это не твое дело, сын» — и переменит тему.)

В любом случае действовать требовалось с осторожностью.

В целом передвижения Эштона Маккелла были достаточно предсказуемы. Он придерживался твердо установленного времени прибытия в офис, возвращения домой, прихода в клуб, чтения газет, журналов или полного собрания сочинений Редьярда Киплинга. Пять дней в неделю старший Маккелл приходил домой в семь и обедал в восемь, а по уик-эндам развлекался, но в открытую.

Кроме…

Дейн внезапно вспомнил, что уже несколько недель — а может, и месяцев — по средам отец возвращался домой куда позже обычного времени. Мать никогда не комментировала этот феномен, а когда Дейн однажды затронул эту тему, Эштон произнес лишь одно слово: «Дела».

Какие же «дела» могли происходить каждую среду вечером? Напрашивался вывод, что в это время Эштон Маккелл встречался со своей любовницей.

Сегодня, во вторник, было невозможно что-либо предпринять. Но завтра… И придется пересмотреть планы на уик-энд, так как это время, по-видимому, окажется напряженным…

Дейн вернулся к листу бумаги в пишущей машинке.

«Джерри в старой каменоломне. Приходит Эллен — далее как намечено. О'кей, но почему Джерри отправился туда? Поплавать? В апреле — слишком рано. Может быть, ловить рыбу? Рыба в каменоломне? Проверить».

Закусив губу, Дейн вскинул голову и начал быстро печатать.

17 августа старший Маккелл покинул офис ровно в полдень, как показывали часы в его кабинете, принадлежавшие еще Тейлору Маккеллу и изготовленные Сетом Томасом.[21] Джуди должна была уйти на перерыв в десять минут первого и вернуться без десяти час, а Эштон — ровно в час.

В пять минут первого зазвонил телефон.

— Джуди? Это Дейн Маккелл. Отец здесь?

— Уже ушел, Дейн. Твои часы отстают?

Печальный смех.

— Черт возьми, действительно… Слушай, Джуди, я должен повидаться с ним сегодня, но буду занят до пяти. Как ты думаешь…

— Это слишком поздно, Дейн. Сегодня среда, а по средам мистер Маккелл уходит из офиса в четыре. Ты не можешь прийти раньше?

— Ладно, поймаю его дома. Незачем сообщать ему о моем звонке. Как поживаешь, Джуди?.. Прости, я отрываю тебя от ленча.

Странный разговор, подумала Джуди, положив трубку. Потом она пожала плечами и отправилась на ленч. Джуди давно оставила попытки понять Дейна Маккелла. Ей вообще не следовало слишком много думать о нем. Секретарша выходит замуж за сына своего босса только в кино.

Выйдя на августовское солнце, Дейн взял напрокат «форд» выпуска двухлетней давности. Его собственный маленький красный «эм-джи» могли легко опознать.

Он сел в «форд» в четверть четвертого, а без четверти четыре остановился у Маккелл-Билдинг. Ему казалось невероятным, что отец выскользнет через бойлерную или одну из боковых дверей. И действительно, спустя несколько минут к дому подъехал большой «бентли», за рулем которого сидел Рамон — шофер отца.

Дейн объехал вокруг здания, занял наблюдательный пункт с другой стороны улицы, на некотором расстоянии от «бентли», и приготовился ждать.

Рамон читал бюллетень скачек.

«Господи! — думал Дейн. — Что я здесь делаю? Предположим, я узнаю, кто «другая женщина», и сорву с нее маску? Ну и что потом? Как это поможет маме?»

Правда, существовала другая вероятность. Допустим, женщина и не ведает, что ее «папик» женат, и он подал ей надежду на брак. В таком случае, узнав правду, она может дать ему от ворот поворот.

«Ну и кем я тогда окажусь? — размышлял сын и наследник Эштона Маккелла. — Первоклассным стукачом и подонком!»

И все же… Дейн пожал плечами. Искушение было слишком сильным. Он должен узнать имя этой женщины, а потом уже решит, что делать дальше.

В десять минут пятого Дейн весь напрягся, заметив массивную фигуру отца, выходящего через вращающиеся двери Маккелл-Билдинг. Рамон бросил бюллетень, выпрыгнул из машины и распахнул заднюю дверцу. Эштон сел в салон, Рамон завел мотор, и большой «бентли» покатился по улице.

Дейн последовал за ним в своем «форде».

«Бентли» направился к Вестсайдскому шоссе. Оно шло к северу мимо Вашингтон-Маркет, Олд-Саполио-Билдинг и доков, где атлантические лайнеры стояли на якоре, словно монстры из комикса. Куда же они едут? Через мост Джорджа Вашингтона в жуткий пригород Нью-Джерси, где Эштон Маккелл содержит в буржуазном великолепии какую-нибудь вдову страхового агента? Или на Семьдесят вторую улицу в квартиру шлюшки, полную плюшевых медведей?

Но «бентли» свернул на восток к Пятой авеню и снова поехал на север. Дейн не успевал привести в порядок свои мысли — он был слишком занят, стараясь не упустить из виду машину отца.

Внезапно «бентли» затормозил у трехэтажного каменного дома, который Дейн хорошо знал. Он был озадачен. Если в Нью-Йорке имелось хоть одно здание, где его отец не мог встречаться с любовницей, так это крикет-клуб «Метрополитен» — бастион ультрареспектабельной аристократии.

Правда, крикет больше не отнимал энергию у членов клуба, основанного в 1803 году. (Дейну пришла на ум книга Роберта Бенчли «Что будет после 1903 года?». Хороший вопрос!) Ибо с кем им было играть? С подростками из ривердейлской сельской школы? Ни одна британская команда не стала бы играть с ними, а если бы они снизошли до иммигрантов из Вест-Индии, все еще игравших в крикет в парке Ван Кортландта, то только заработали бы увечья… Подобно многим эксклюзивным клубам, главным достоинством этого клуба была его эксклюзивность. Посмотрев вверх, Дейн увидел своего троюродного кузена, полковника Адольфуса Филлипса, который сидел у окна, словно вырастая из пола, читал «Нью-Йорк таймс» и, несомненно, возмущался опасным радикализмом сенатора Барри Голдуотера.