Эрл Гарднер - Дело о немом партнере Страница 4

В этом месте, где алкогольные напитки текут рекой и прячущееся под маской светских манер азартное возбуждение не ослабевает ни на минуту, человек, которому проигрыш оказывался не по средствам, легко мог, как здесь принято говорить, «набычиться». Но если проигравший делал вид, что ему просто «немного не повезло», считал возможным появляться за игорным столом только в смокинге и был окружен всеми внешними атрибутами богатства, то он, как правило, принимал свой проигрыш с достоинством, расплачивался и незаметно покидал клуб. И только дома, сняв смокинг и оглядевшись вокруг себя при беспощадном свете дня, он с раскаянием и самоосуждением начинал осознавать, что проигрыш — это все-таки проигрыш. И тогда он вдруг понимал, что выражение «проигрывать как джентльмен» чаще всего повторялось теми, кто на этом наживался, и по сути это тот же самый грабеж — но исправить уже ничего нельзя.

Эстер Дилмейер не догадывалась о подлинном значении психологии в том бизнесе, частью которого она являлась. Но при этом уже научилась понимать, что когда ее вызывают для участия в вечерней шоу-программе или просят подменить одну из девушек, по той или иной причине не появившуюся в клубе, она должна добиться того, чтобы каждый из присутствующих мужчин почувствовал, что ее тело двигается в синкопированном ритме только для него, чтобы, глядя на нее, он забыл обо всем на свете и «вошел в настроение».

В тех случаях, когда ей доводилось прохаживаться между столиками на верхнем этаже, она держала себя с достоинством настоящей леди. Здесь она не позволяла себе громко смеяться, завлекающе поводить плечами и покачивать бедрами.

Женщины, как правило, относились к Эстер Дилмейер с холодной подозрительностью. Что же касалось мужчин, то тут Эстер была уверена, что ни один не пройдет мимо, не оглянувшись, и обязательно попытается приударить за ней при малейшем поощрении с ее стороны. Мужчин Эстер знала так хорошо, что не могла не испытывать к ним глубокого отвращения. Зато она часто ловила себя на мысли, что совершенно не знает женщин.

Эстер Дилмейер, тщательно скрывая свое настроение, сидела за столиком одна и поигрывала бокалом имбирного пива с содовой: для непосвященных эта смесь выглядит как шампанское. Профессиональная привычка изогнула ее губы в искусственной, как у манекена, полуулыбке. Приглашение присоединиться, на которое намекали ее одиночество и привлекательная внешность, никак не соответствовало ее мрачному, подавленному настроению.

Сколько часов она высидела вот так, ожидая какого-нибудь прощелыгу? История каждый раз была одна и та же. Мужчины проплывали мимо. Те, кто пришли со своими женами, завистливо поглядывали на нее и принимали в душе твердое решение заглянуть сюда как-нибудь вечерком, когда будут одни. Те же, кто появлялся без сопровождения, прибегали к одному из пяти стандартных способов завязывать знакомство. За годы, проведенные в клубе, Эстер разработала свою классификацию и с первых слов безошибочно угадывала дальнейшее развитие событий — как опытный шахматист узнает о том, какой дебют будет разыгрывать его противник сразу после того, как на доске двинулась вперед первая пешка.

Что ж, думала она, так ей и надо. У нее было все, чтобы распорядиться своей жизнью более разумно. Вместо этого она попала сюда, на дно, сделав ставку на свою внешность и молодость. Мужчины липли к ней как мухи на мед. Она позволяла им угощать себя коктейлями. Если их намерения не шли дальше того, чтобы полапать ее, она, как бы между делом, смотрела на часы и говорила, что минут через десять — пятнадцать за ней зайдет муж, или незаметно подмигивала официанту и тот приглашал ее к телефону, откуда она через несколько минут возвращалась с тем же известием.

Если клиент был при деньгах, она помогала ему их тратить, а если он к тому же казался подходящим типом, она осторожно намекала на то, что происходит наверху. Если после ее рассказа человек не терял интереса к тому, что услышал, Эстер доставала приглашение и провожала его к рулеточному столу.

Крупье, как правило, определяли, с кем имеют дело, уже после первых нескольких ставок. Они видели человека насквозь: осторожен он или бесшабашен, прижимист или азартен; иногда встречался лучший, с их точки зрения, тип — человек, который терпеть не мог проигрывать и считал, что после нескольких потерянных ставок судьба у него в неоплатном долгу и он имеет полное право на солидный куш.

Между Эстер Дилмейер и крупье существовала система условных знаков. Если барашек попался с густой шерстью, она оставалась рядом и наблюдала за стрижкой. В противном случае она незаметно исчезала и спускалась вниз в поисках нового клиента.

Эстер подняла голову. Рядом с ее столиком стояла Милдред Фолкнер.

Милдред посмотрела ей в глаза и улыбнулась.

Эстер Дилмейер внутренне вся собралась. Господи, неужели это должно произойти именно сейчас, когда ее и так буквально тошнит от жизни. Наверное, какая-нибудь матрона, чей муженек разрыдался на родном плече и покаянно поведал о блондинке, которую встретил в ночном клубе, о визите наверх, в игорный дом, и о последовавшем за всем этим проигрыше. Как Эстер ненавидела таких слюнтяев! Сначала они жаждут острых ощущений, а потом, скуля и подвывая, бегут домой, где сознаются во всех своих грехах, проливая крокодиловы слезы, и выказывают глубочайшее раскаяние, бьют себя в грудь, чтобы при первой же возможности, не колеблясь, вернуться сюда еще раз.

Милдред отодвинула стул и села.

— Привет, — сказала она.

Один из официантов на всякий случай замаячил неподалеку, ожидая сигнала от Эстер. Сцен здесь не любили.

— Добрый вечер, — ответила Эстер Дилмейер как можно холоднее и официальное.

Милдред вздохнула.

— Я увидела, что вы сидите тут одна, — начала она, — и я тоже одна. Больше того, мне так тоскливо; и я совершенно, полностью и абсолютно устала от мужчин. Я попробовала присесть и выпить коктейль, так трое по очереди успели нахально улыбнуться мне, прежде чем я закончила. Не возражаете, если я угощу вас бокалом чего-нибудь, а потом пойду?

У Эстер отлегло от сердца. Значит, скандала все-таки не будет. Она подозвала официанта.

— Еще один коктейль с шампанским? — спросила Милдред. Блондинка улыбнулась.

— Принесите два, — сказала Милдред официанту.

— Уберите этот бокал, — попросила его Эстер. — Шампанское уже выдохлось, — с коротким смешком пояснила она, повернувшись к Милдред. — Наверное, все это время я больше думала, чем пила.

Возникла ситуация, требующая известного такта. Пока эта женщина сидела за ее столиком, Эстер не могла рассчитывать на встречу с более выгодным клиентом. С другой стороны, почему бы Милдред не заплатить за ее шампанское, раз ей так хочется.

Эстер взглянула на часы.

— Мой приятель что-то запаздывает, — заметила она.

— О, у вас здесь свидание. Мне следовало бы догадаться. Что ж, не буду вам мешать.

— Да нет, все в порядке. Садитесь. Чтобы выпить бокал шампанского, у нас времени больше чем достаточно. Он постоянно заставляет себя ждать, чертенок этакий!

— Простите, я не могла вас раньше где-нибудь видеть? Ваше лицо кажется мне знакомым.

— Нет, не думаю, — покачала головой Эстер. — Я вас не помню.

— И все-таки где-то я вас уже видела… Погодите-ка, минутку. Не вы ли тогда попали в аварию? «Бьюик» типа седан? Да, да, ну конечно же, это были вы. Теперь я вспомнила. Я видела в машине.

— А, значит, вы видели, как мы врезались?

— Да, я как раз шла по улице. Если приятель, о котором вы говорили, тот самый человек, что сидел тогда за рулем, его стоит подождать.

— Его-то? — презрительно скривив губы, переспросила Эстер. — Что ж, физиономия у него смазливая, это верно, но вы бы знали, какая это тряпка. Нет, мой приятель тот, другой. Его зовут Синдлер. Вот уж кто действительно красив, да только, черт его возьми, он сам слишком хорошо это знает. А вы чем занимаетесь? Или, может быть, я кажусь вам чрезмерно любопытной?

— У меня собственное дело. Совсем небольшое. Я занимаюсь магазинами. Их у меня три.

 — Боже мой, — с завистью произнесла Эстер, — какое это, должно быть, счастье — иметь собственное дело и ни от кого не зависеть. Если бы я с самого начала стала работать и поднакопила хоть немного настоящего делового опыта, возможно, впереди у меня маячило бы что-нибудь более светлое, чем этот рэкет.

— Рэкет? — переспросила Милдред.

— Да. Я работаю в этом клубе.

— А, понимаю.

— Нет, не понимаете. И никогда не поймете, если сами не попробуете. Ох и гнусная же это работа.

— А почему вы тогда не бросите ее и не подыщете себе что-нибудь другое?

— А как бы я могла? Стенографии я не знаю, печатать на машинке не умею, опыта — никакого. Мыть полы и прибирать в доме у какой-нибудь хозяйки, у которой одна забота: не испортить грязной работой своих холеных рук, чтобы она могла убивать день за днем, играя с соседками в бридж? Нет уж, спасибо!