Гилберт Честертон - Исчезновение принца. Комната № 13 Страница 4

Оглядев усталым взором пыльную, унылую комнату, Фишер в задумчивости уставился на стеклянный ящик с чучелом птицы внутри, над которым на стене висело ружье, похоже, единственное украшение этого безрадостного места.

– Пагги любил пошутить, – заметил он. – Хоть шутки его были обычно довольно мрачными. Но, когда человек покупает пакет бутербродов, собираясь свести счеты с жизнью, согласитесь, это уж слишком мрачная шутка.

– Если уж на то пошло, – ответил Марч, – люди вообще не так часто запасаются бутербродами у самой двери богатого дома, если собираются в нем остановиться.

– Верно… Верно, – поглощенный какими-то своими мыслями, повторил Фишер, а потом вдруг вскинул ожившие глаза на собеседника. – Черт возьми, а ведь верно! Вы совершенно правы! И это наводит на весьма необычную мысль, не так ли?

Какое-то время Марч молча смотрел на него, а потом отчего-то нервно вздрогнул, когда дверь харчевни распахнулась и еще один человек быстро подошел к стойке. Он швырнул на нее монету, потребовал бренди и лишь после этого заметил двоих посетителей, которые сидели за непокрытым деревянным столом у окна. Когда он повернулся, вид у него был довольно озадаченный, и тут Марча ждала еще одна неожиданность, поскольку товарищ его по-свойски приветствовал вновь прибывшего, который оказался не кем иным, как сэром Говардом Хорном.

Выглядел он намного старше, чем на своих портретах в иллюстрированных газетах, что свойственно всем политикам. Гладкие светлые волосы государственного мужа были тронуты сединой, но круглое лицо его казалось почти смешным, тем более что римский нос в сочетании с живыми, яркими глазами делал его чем-то похожим на попугая. Шапка его сползла на затылок, а под мышкой он держал ружье. Гарольд Марч по-разному представлял себе встречу с великим политиком-реформатором, но никогда не думал, что он при этом будет держать в руках ружье и пить бренди в трактире.

– Так ты тоже остановился у Джинка, – сказал Фишер. – Похоже, к нему весь свет съехался.

– Да, – ответил канцлер казначейства. – Тут прекрасная охота. Дичь так и идет… По крайней мере, та, которая не идет к Джинку. Никогда не встречал такого паршивого охотника с такими замечательными охотничьими угодьями. Нет, сам-то он чудесный парень и все такое, я против него и слова не скажу, но он так и не научился ружья держать, пока паковал свою свинину или чем он там занимался. Говорят, он как-то отстрелил кокарду со шляпы собственного слуги. М-да, держать слуг с кокардами – в его духе. Еще один раз он попал в петуха на флюгере на своей дурацкой золотой беседке. Это, наверное, единственная птица, которую он подстрелил за свою жизнь. Ты сейчас туда идешь?

Фишер расплывчато ответил, что у него есть еще кое-какие дела, поэтому он придет чуть позже, после чего канцлер казначейства покинул трактир. Марчу показалось, что знаменитый политик был немного расстроен или несколько спешил, когда заказывал бренди, но после разговора успокоился, хоть разговор этот оказался не совсем таким, как ожидал журналист. Через несколько минут Фишер тоже направился к двери. Он вышел на середину дороги, постоял, глядя в том направлении, откуда они пришли, потом прошел в эту сторону около двух сотен ярдов и остановился.

– Пожалуй, что здесь, – произнес он.

– Что здесь? – не понял его спутник.

– Здесь был убил тот бедняга, – вздохнув, пояснил Фишер.

– Это как же? – удивился Марч. – Ведь он разбился о камни в полутора милях отсюда.

– Нет. – Фишер покачал головой. – Он не падал на камни. Разве вы не заметили, что он упал на мягкую траву на склоне ниже? Ну, а я помимо этого заметил и то, что тогда у него в голове уже была пуля. – Помолчав немного, он добавил: – В трактире он был жив, но умер задолго до того, как его машина разбилась о камни. Следовательно, его застрелили, когда он ехал в своей машине по этой прямой дороге, думаю, где-то на этом месте. После этого машина, конечно же, продолжила свой путь, потому что остановить ее или развернуть было просто некому. Довольно хитро придумано, ведь большинство людей, как и вы, обнаружив тело так далеко от места убийства, решит, что это был просто несчастный случай, в котором нельзя винить никого, кроме самого водителя. Убийца, должно быть, дьявольски умен.

– Но разве выстрел не услышали бы в трактире или еще где-нибудь? – спросил Марч.

– Услышали бы. Но не придали бы этому значения. И это, – продолжил он, – лишний раз говорит об уме преступника. Здесь ведь весь день идет охота. Очень вероятно, что стрелок специально подобрал время, чтобы его выстрел совпал с пальбой охотников. Сомнений нет, это выдающийся преступник. Но этим его таланты не ограничиваются.

– Что вы имеете в виду? – спросил его компаньон, у которого засосало под ложечкой от непонятно откуда взявшегося предчувствия беды.

– Он к тому же и выдающийся стрелок, – сказал Фишер, после чего резко повернулся и пошел по узкой, заросшей травой тропинке, даже не тропинке, а простого следа от тележки, который обозначал конец земель поместья и начало открытых верещатников. Постояв немного в раздумье, Марч побрел за ним следом. Когда он снова увидел Фишера, тот стоял у просвета между разросшимися до невероятных размеров колючими сорняками и смотрел на крашеный деревянный забор. За забором огромными серыми колоннами вздымались растущие в ряд тополя, которые своими кронами наполняли небо темно-зеленой тенью и шелестели листьями на медленно утихающем ветру. Близился вечер, и гигантские тени тополей растянулись едва ли не на половину всего луга.

– Вы случайно не выдающийся преступник? – дружелюбным голосом поинтересовался Фишер. – Я вот на такого не тяну. Боюсь, что из меня вышел бы разве что какой-нибудь третьеразрядный домушник.

И прежде чем его компаньон успел ответить, он взялся руками за забор и перемахнул на другую сторону. Марч последовал его примеру без особого труда, но с нешуточной тревогой на сердце. Тополя росли так часто, что им с трудом удалось протиснуться между их стволами, но за ними они натолкнулись на густую живую изгородь. Лавровые кусты переливались темно-зелеными листьями на клонящемся к закату солнце. Что-то в этих живых преградах пробудило в нем ощущение, будто он пробивается не на открытое пространство, а в какой-то дом с закрытыми ставнями. Словно он проник внутрь через заколоченную дверь или окно и обнаружил, что дальнейший путь преграждает мебель. Преодолев лавровые заросли, они вышли на некое подобие земляной террасы, которая одной травянистой ступенькой переходила в широкий ровный газон, похожий на лужайку для игры в шары. За ним виднелось лишь одно здание – невысокая оранжерея, которая казалась далекой от всего вокруг и чем-то напоминала сказочный стеклянный домик, стоящий посреди лесной полянки. Фишеру был прекрасно знаком одинокий вид этого уголка огромного поместья. Он понимал, что это место – бóльшая насмешка над образом жизни аристократов, чем заросшие бурьяном развалины. Ибо за ним заботливо ухаживают, хотя оно никому не нужно, по крайней мере никто о нем не вспоминает. Тут постоянно поддерживается порядок в ожидании хозяина, который никогда здесь не появляется.

Однако, посмотрев на дальнюю сторону лужайки, он заметил предмет, который явно не ожидал здесь увидеть. Это была тренога, служащая подставкой для большого диска, похожего на круглую крышку стола, поставленную на бок. И лишь после того, как они спустились на лужайку и приблизились к этому сооружению, Марч понял, что это мишень. Она была старой, краска на ней облупилась, серые концентрические круги выцвели. Возможно, ее построили в те далекие викторианские дни, когда вошла в моду стрельба из лука. Марчу представились дамы в пышных кринолинах и джентльмены в нелепых шляпах, с бакенбардами, которые, точно призраки прошлого, возникли в этом забытом саду.

Неожиданный возглас Фишера, который больше присматривался к мишени, заставил его вздрогнуть.

– Смотрите-ка! – воскликнул он. – Кто-то изрешетил эту штуку из ружья. Да к тому же совсем недавно! Надо полагать, старина Джинк пытался здесь научиться стрелять.

– Да, и, похоже, это у него не очень-то получилось, – рассмеявшись, сказал Марч. – Смотрите, отверстия разбросаны как попало по всей мишени и ни одного рядом с яблочком.

– Как попало, – повторил Фишер, который, наклонившись, все еще внимательно рассматривал мишень. Могло показаться, что он согласился со спутником, но Марч заметил, что глаза его заблестели под сонно опущенными веками и разогнулся он как-то уж чересчур медленно. – Извините, – сказал он, ощупывая карманы. – Кажется, у меня с собой где-то было кое-что из моих химикатов. Дайте мне еще минуту, а потом мы пойдем в дом. – И он снова наклонился к мишени и стал пальцем что-то размазывать вокруг каждого пулевого отверстия, какое-то тускло-серое вещество, насколько было видно Марчу. А потом они в сгущающихся сумерках пошли по длинным зеленым аллеям к большому дому.