Марвин Кей - Секретный архив Шерлока Холмса Страница 4

— Нет! — крикнула она. — С меня хватит вопросов! Никого из вас не интересуют мои ответы! Убирайтесь!

— Возможно, это самый важный вопрос, который вы когда-либо слышали. Ваша жизнь, ваше будущее, ваша свобода могут зависеть от вашего ответа. Вы выслушаете нас?

Бесстрастный голос Холмса, отсутствие в его поведении жалости и снисходительности, казалось, удивили женщину. Она кивнула, и нечесаная грива черных волос свесилась на ее перевязанное лицо.

— Хорошо. Говорите.

— Я бы хотел знать, — сказал Холмс, — означают ли для вас что-нибудь слова «Туз пик».

Женщина уставилась на него, и я не сомневался, что удивленное выражение ее лица было зеркалом моего.

— Туз пик? — с презрением переспросила она. — Я думала, что только меня считают сумасшедшей!

— Поразмыслите как следует, мадам, — настаивал Холмс.

Женщина поднялась с качалки и повернулась к окну, настолько грязному, что сквозь него был виден лишь свет зимнего солнца. Ее узкие плечи слегка приподнялись, и она вновь повернулась к нам.

— Туз пик, — медленно произнесла она. — Родимое пятно в верхней части его правого бедра.

Если на лице Шерлока Холмса мелькнуло понимание, то я это упустил, не сводя глаз с женщины у грязного окна. К тому времени, когда я перенес внимание на моего друга, его лицо полностью изменилось. Каменное выражение, которое оно могло принимать с такой легкостью, уступило месту торжеству, смешанному с… затрудняюсь подобрать подходящее определение. Пожалуй, с состраданием.

— Обещаю вам, леди Дарлингтон, — улыбнулся Холмс, — что за несколько дней добьюсь вашего освобождения. Но я не могу предсказать, сколько понадобится времени, чтобы свершить правосудие над вашим мужем.

Теперь я понял, почему Холмс потребовал от меня захватить медицинский саквояж. Как только он произнес последние две фразы, ноги женщины подкосились, и она рухнула на пол в глубоком обмороке. Прошел почти час, прежде чем она пришла в себя, и за это время я услышал историю, воссозданную изобилующим извилинами мозгом Шерлока Холмса.

— Меня навел на подозрения не один какой-то факт в рассказе инспектора Лестрейда, а странная комбинация событий, — заговорил Холмс. — То, что Руфус Дарлингтон, несмотря на аристократические замашки, женился на дочери торговца чаем. То, что он «каким-то образом» — используя слова Лестрейда — узнал о навязчивой идее миссис Пейдж и позволил жене убедить его отправиться в сумасшедший дом с визитом милосердия. То, что миссис Пейдж настаивала на разговоре с этой супружеской парой наедине. Пожар, от которого она пострадала. И наконец быстрый отъезд Дарлингтона и его супруги в длительное путешествие в дальние края… Вам ясна картина, Уотсон?

— Нет, — был вынужден признаться я. — Не ясна!

— Руфус Дарлингтон был убийцей, — продолжал Холмс. — Убийцей, который избежал наказания, прячась за юбку женщины.

— Боже мой, Холмс! Вы имеете в виду, что Дарлингтон застрелил Карлтона Пейджа?

— Мистер Пейдж узнал о связи Дарлингтона с его женой и, будучи весьма жестоким супругом, сильно ее избил. Это до такой степени взбесило его светлость, что он отправился в дом Пейджа с револьвером. Возможно, он собирался только пригрозить Пейджу, но, как часто бывает в подобных случаях, револьвер выстрелил.

— Но ведь миссис Пейдж взяла вину на себя!

— По-своему она благородная женщина, — сухо промолвил Холмс. — Но я подозреваю, что Дарлингтон предложил ей это, убедив ее, что суд сочувственно относится к избиваемым женам. Как вам известно, суд не проявил снисхождения, приговорив миссис Пейдж к пожизненному заключению. Тогда Дарлингтон поклялся, что найдет способ добиться ее освобождения и отблагодарить за то, что она взяла на себя его вину. Руфус Дарлингтон состряпал дерзкий план, но ведь в дерзости ему не откажешь… Понадобилось несколько месяцев поисков, прежде чем он обнаружил молодую женщину, достаточно походившую на новую обитательницу женской тюрьмы. Он начал за ней ухаживать и легко ее завоевал. Разумеется, она была ниже его по положению, но это не имело значения. Главным являлось сходство.

Я понемногу начал видеть свет.

— Значит, «навязчивая идея» была всего лишь притворством? Она только прикидывалась, будто считает себя леди Дарлингтон?

— Это была подготовка, — ответил Холмс. — Симуляция умственного расстройства должна была соответствовать состоянию подлинной миссис Дарлингтон, когда женщины поменяются местами.

— Выходит, целью их визита было произвести подмену?

— Конечно! Они без труда справились с ни о чем не подозревающей леди Дарлингтон, миссис Пейдж поменялась с ней одеждой, после чего преступная пара устроила пожар, надеясь уничтожить улики.

— Вы хотите сказать, что их не заботило, что бедняжка могла бы погибнуть в огне?

— Безусловно, — мрачно подтвердил Холмс. — Но то, что она выжила, ничего не меняло. В ней признали ту же заключенную с той же манией величия… А лорд и «леди» Дарлингтон получили возможность отправиться в кругосветное путешествие и затем вести безмятежную жизнь на острове, где никто не стал бы сомневаться в ее личности.

— Значит, вы посетили доктора Блевина, чтобы узнать, имелись ли у лорда Дарлингтона родимые пятна или шрамы, о которых могло быть известно только его жене?

— «Туз пик», — кивнул Холмс. — Интересно, рассматривал ли лорд Дарлингтон свое родимое пятно как дурную примету, предвестник безвременной кончины? — Он подобрал вечернюю газету и молча протянул ее мне.

На первой полосе сообщалось о том, что британский пароход «Крейти» столкнулся с германским судном в Северном море. В списке погибших были имена лорда и леди Дарлингтон. Я пытался пробудить в себе чувство жалости, но тщетно.

Что касается Шерлока Холмса, то он был поглощен раскуриванием трубки — удовольствие, испытываемое от табака, свидетельствовало о наступившем выздоровлении.

«Происшествие с русской старухой» — дело, о котором Уотсон упоминает в «Обряде дома Месгрейвов»[5]. То, что он не опубликовал эту историю, возможно, вызвано нежеланием Холмса ставить в неудобное положение тогдашних «суперзвезд» изобразительного искусства Джона Сингера Сарджента (1856–1925) и Джеймса Мак-Нилла Уистлера (1834–1903).

X. Пол Джефферс

ПРОИСШЕСТВИЕ С РУССКОЙ СТАРУХОЙ

За два года, прошедшие с тех пор как я поселился с Шерлоком Холмсом в квартире на Бейкер-стрит, № 221-б, я прилагал немало усилий, приспосабливаясь ко многим своеобразным, даже странным чертам характера и привычкам моего друга, которые, собственно говоря, и побудили его заняться уникальной в своем роде деятельностью частного сыщика-консультанта. Постепенно я приучал себя к его периодам задумчивого молчания, зловонным химическим опытам, многочисленным весьма неприятным на вид посетителям в гостиной, которую он именовал своим кабинетом, и веренице детективов из Скотланд-Ярда, неспособных раскрыть преступление без его помощи. Подобно миссис Хадсон, нашей терпеливой квартирной хозяйке, я примирился с его необычным образом жизни и больше не удивлялся его внезапным приходам и уходам, часто оборачивающимся длительным, никак не объясняемым отсутствием.

Я также приспособился к приказам бросать любое занятие и сопровождать Холмса на очередное расследование. «Пойдемте, Уотсон, — окликал он меня, заглядывая ко мне в комнату. — Игра началась!»

Не будучи обремененным делами после моей отставки, я с энтузиазмом принимал участие в расследованиях вроде того, которое привело нас в Сток-Морен в апреле 1883 года. Записки об этом необычайном деле, названном мною «Пестрая лента», я просматривал спустя несколько дней после нашего возвращения на Бейкер-стрит, когда Холмс вошел в мою комнату с послеполуденной почтой.

— Это вам, — сказал он, бросая два конверта на мой стол.

До этого момента я принимал без протестов собственническую позицию Холмса в отношении любого конверта или посылки, доставляемых по нашему общему адресу. Ни один из предметов, адресованных мне, не попадал в мои руки без тщательного изучения Холмсом его внешних данных. Но сейчас, еще не вполне придя в себя после ужасных событий в Сток-Морене, я наконец решился выразить долго накапливаемое недовольство его бесцеремонным поведением.

— Знаете, Уотсон, — обиженным тоном заявил Холмс, — я и понятия не имел, что вы станете расстраиваться из-за таких пустяков. Вы ведь знаете мои методы. Я полагал, что вы, как человек науки, понимаете, что я всего лишь оттачиваю мои способности делать выводы, основанные на наблюдениях. Уверяю вас, нет ничего более поучительного и потенциально важного для сыщика, чем почерк, почтовые марки и чернила, используемые для почтовых штемпелей. Вы имеете какое-нибудь представление о том, сколько можно узнать об отправителях с помощью того, каким образом они адресуют свою корреспонденцию? Написан ли адрес в спешке? Какие использованы канцелярские принадлежности? Из простого письма, не вскрывая его, можно извлечь множество информации!