Джон Гришэм - Дело о пеликанах Страница 41

— Кто пытается убить вас?

— Те же, кто убил Розенберга и Джейнсена, а также Томаса Каллагана.

— Вам известны их имена?

— Нет, но я видела по крайней мере четырех из них начиная со среды. Они рыщут здесь, в Новом Орлеане, надеясь, что я сделаю какую-нибудь глупость и они смогут меня убить.

— Скольким людям известно дело о пеликанах?

— Хороший вопрос. Каллаган передал его в ФБР, и я думаю, что оттуда оно попало в Белый дом, где, очевидно, вызвало переполох, а куда дальше пошло — одному Богу известно. Через два дня после того, как Каллаган передал его в ФБР, он был мертв. Я, конечно же, должна была погибнуть вместе с ним.

— Вы были вместе?

— Я была рядом, но недостаточно близко.

— Значит, вы — та неустановленная женщина, которую видели на месте происшествия?

— Да, так преподнесли меня газеты.

— Тогда полиции известно ваше имя?

— Мое имя Дарби Шоу. Я студентка второго курса юридического факультета Тулейна. Томас Каллаган был моим профессором и любовником. Я написала записку о деле, передала ему, а все остальное вам известно. Вы меня слушаете?

Грантэм торопливо записывал.

— Да. Я слушаю.

— Я устала от Французского квартала и планирую сегодня уехать. Завтра я откуда-нибудь позвоню. Вы имеете доступ к отчетам о президентских предвыборных кампаниях?

— Это открытая информация.

— Я знаю. Но как быстро вы можете получить сведения?

— Какие сведения?

— Список всех основных вкладчиков в последнюю избирательную кампанию президента.

— Это не трудно. Я смогу заполучить его сегодня во второй половине дня.

— Сделайте это, а я позвоню вам утром.

— О’кей. У вас есть копия дела?

Она заколебалась.

— Нет, но я его помню.

— И вы знаете, кто совершил убийства?

— Да, и как только я скажу вам, ваше имя окажется в их списке смертников.

— Скажите это сейчас.

— Давайте не будем торопиться. Я позвоню вам завтра.

Грантэм еще некоторое время прислушивался, а затем положил трубку. Взяв блокнот с записями, он стал пробираться среди столов и сотрудников к стеклянному кабинету своего редактора Смита Кина.

Кин был бодрым и дружелюбным типом, проводившим политику открытых дверей, которая приводила к хаосу в его кабинете. Он заканчивал говорить по телефону, когда ввалился Грантэм и закрыл за собой дверь.

— Эта дверь не закрывается, — резко сказал Кин.

— Нам надо поговорить, Смит.

— Мы говорим при открытых дверях. Открой эту чертову дверь.

— Я открою ее ровно через секунду. — Грантэм выставил обе ладони перед лицом редактора, подтверждая серьезность своих намерений. — Давай поговорим.

— О’кей. О чем разговор?

— Он большой, Смит.

— Я знаю, что он большой. Раз ты захлопнул эту окаянную дверь, значит, разговор большой.

— Я только что во второй раз говорил по телефону с молодой леди по имени Дарби Шоу, которой известно, кто убил Розенберга и Джейнсена.

Кин сидел неподвижно и смотрел на Грантэма.

— Да, сынок, это колоссально. Но откуда ты знаешь? Откуда это известно ей? Чем ты можешь подтвердить?

— У меня нет еще материала на статью, Смит, но она постепенно мне рассказывает. Прочти вот это.

Грантэм дал ему копию газетного сообщения о смерти Каллагана. Кин медленно читал.

— О’кей. Кто такой Каллаган?

— Неделю назад здесь, в Вашингтоне, он передал в ФБР маленький труд, известный как дело о пеликанах. Очевидно, с убийствами в деле связывается какая-то никем не подозреваемая личность. Дело кочует по рукам, затем передается в Белый дом, а кому дальше — неизвестно. Двумя днями позже Каллаган заводит свой «порше» последний раз в жизни. Дарби Шоу заявляет, что она — та неустановленная женщина, о которой упоминается в сообщении. Она находилась с Каллаганом и должна была умереть вместе с ним.

— Почему она должна была умереть?

— Она автор этого дела, Смит. По крайней мере она так заявила.

Кин откинулся в кресле и положил ноги на стол. Он изучал фото Каллагана.

— Где находится дело?

— Я не знаю.

— Что в нем?

— Тоже не знаю.

— Значит, у нас ничего нет, не так ли?

— Пока нет. Но что, если она расскажет мне все, что в нем содержится?

— И когда она это сделает?

Грантэм задумался.

— Скоро, я думаю. Очень скоро.

Кин покачал головой и бросил копию на стол.

— При наличии у нас дела мы бы имели обалденный газетный материал, Грэй, но опубликовать его не смогли. Прежде чем опубликовать его, нам было бы необходимо провести тяжелую, болезненную, безукоризненную и точную проверку.

— Но я получил «зеленый свет»?

— Да, но постоянно держи меня в курсе. Не пиши ни слова, пока мы не переговорим.

Грантэм заулыбался и открыл дверь.

За такую работу не платили по сорок баксов в час, и даже по тридцать или двадцать. Крофт знал, что будет счастливчиком, если выжмет из Грантэма пятнадцать за эти дурацкие поиски иголки в стоге сена. Если бы у него была другая работа, он посоветовал бы Грантэму подыскать кого-нибудь другого, а лучше заняться ею самому.

Но дела шли плохо, и он был готов взяться и не за такое. Докурив последнюю сигарету с марихуаной, он отшвырнул окурок и открыл дверь, предварительно водрузив на нос темные очки. Холл, куда он попал, вел к четырем эскалаторам, которые уносили тысячи юристов к своим комнатушкам, где они изо дня в день занимались почасовым обманом и шантажом. Лицо адвоката Гарсиа он запомнил. Он даже видел во сне этого мальчонку со светлым взором и приятной наружностью, это хлипко сложенное тело, одетое в дорогой костюм. Он узнает его, если увидит.

Стоя у колонны с газетой в руках, он старался разглядеть каждого сквозь темные очки. Всюду спешащие наверх юристы с самодовольными личиками и чопорными маленькими «дипломатами». О люди, как он их ненавидел! Почему они все одинаково одеты? Темные костюмы. Темные ботинки. Темные лица. Лишь случайно промелькнет смельчак с маленьким галстуком-бабочкой. Откуда они все взялись? Первыми юристами, с которыми он столкнулся вскоре после ареста за наркотики, была группа злых крикунов, нанятых редакцией газеты «Пост». Затем он нанял своего сверхдорогого идиота, который не смог даже найти зал суда. Потом прокурор, который, конечно, тоже был юристом. Юристы. Юристы. Два часа утром, два часа в обед, два часа вечером, а затем Грантэм найдет для наблюдения другое здание. Девяносто баксов в день — это дешево, и он откажется, как только подвернется более выгодная сделка. Он говорил Грантэму, что это бесполезное занятие, все равно что стрельба с завязанными глазами. Грантэм согласился, но что они могли предпринять. Он сказал, что Гарсиа напуган и больше не будет звонить. Они должны его найти.

В кармане у Крофта лежали две фотографии на всякий случай, а из их справочника он выписал перечень фирм, находящихся в здании. Это был большой перечень. Здание имело двенадцать этажей, занятых главным образом фирмами, которые были заполнены не кем иным, как этими самодовольными господинчиками. Он находился в змеином гнезде.

К девяти тридцати наплыв закончился, и некоторые лица казались знакомыми, когда они спускались на эскалаторах, направляясь, несомненно, в залы судебных заседаний, агентства и комиссии.

Крофт проскользнул во вращающиеся двери.

В четырех кварталах отсюда Флетчер Коул расхаживал перед столом президента и внимательно прислушивался к голосу в телефонной трубке. Он нахмурился, потом закрыл глаза, затем уставился на президента, как бы говоря: «Плохие новости, шеф. Действительно плохие новости». Президент держал письмо и смотрел на Коула поверх очков для чтения. То, что Коул расхаживал взад-вперед, не на шутку его раздражало. Про себя он подумал, что ему следует что-то сказать по этому поводу.

Коул с грохотом бросил телефонную трубку.

— Не швыряй чертов телефон! — сказал президент.

— Извините. Это был Зикман. Тридцать минут назад ему звонил Грэй Грантэм и спрашивал, знает ли он что-нибудь о деле о пеликанах.

— Чудесно. Фантастика. Как у него могла оказаться копия дела?

Коул продолжал расхаживать.

— Зикман ничего о нем не знает, поэтому его неведение было подлинным.

— Его неведение всегда подлинное. В моем штабе нет более тупого осла, чем он, Флетчер, и я хочу, чтобы его вообще не стало.

— Как пожелаете. — Коул сел в кресло напротив стола и молитвенно сложил руки перед лицом. Он находился в глубокой задумчивости, и президент пытался не обращать на него внимания. Некоторое время каждый думал о своем.

— Опять у Войлза утечка? — наконец спросил президент.

— Возможно, если это вообще утечка. Известно, что Грантэм любит блефовать. Мы не можем быть уверены в том, что он видел дело. Возможно, он просто слышал о нем, а теперь закидывает удочки.