Выстрел в спину. Обречен на победу - Николай Иванович Леонов Страница 46

class="p1">Тут же возникла вторая версия. При выяснении биографии Логинова было установлено, что он после войны жил пять лет в Ленинграде и чуть ли не ежегодно ездил туда в отпуск к племяннице. Племянница проживает в одном доме с «покойной» матерью Крошина. Логинов знал мать Крошина, знал, что старушка жива. Если все это звенья одной цепи? Если истинный мотив убийства не месть, а стремление убрать опасного свидетеля? Почему Крошин «похоронил» мать?

Один из братьев Птицыных вылетел в Ленинград, передал старушке привет от сына, почитал его письма. Мать готова была рассказывать о сыне с утра до вечера. Сейчас он «знаменитый строитель», разъезжает по стране. Три-четыре раза в год навещает старушку мать. Он внимателен и помогает деньгами. Детство у Сашеньки было трудное, но он всегда был очень талантлив. Инспектор с последним согласился, сказал между прочим, что Крошин просил привезти ему кое-какой инструмент, хранившийся в оставленном у матери чемодане. Робкая попытка обнаружить ценности успеха не принесла. Но когда инспектор уголовного розыска заговорил о соседке и сказал, что случайно знаком с ее дядей, старушка сообщила, что тоже знает старого наездника, весной он вновь приезжал на несколько дней в гости.

Предположение, что Крошин хранит в доме своей матери валюту и ценности, стало совсем реальным. Цепь почти замкнулась, оставалось чуть-чуть.

Весь вчерашний разговор был прелюдией, подготовкой. Сегодня следователь так резко сменил тон и ритм беседы, так легко, как о само собой разумеющемся, произнес фразу о матери, что Крошин невольно выдал себя.

– Из-за вашей матери я и не арестовываю вас, – сказал следователь. – Нам известно, что валюту и прочие ценности, приобретенные вами в Москве, вы храните у матери. – Крошин впервые за все время опустил голову, следователь понял, что победил, и, как о само собой разумеющемся, сказал: – С вами в Ленинград полетят два наших товарища, вы заберете свою казну, скажете матери, что улетаете на Крайний Север…

– Вы не сказали?..

– Не изображайте из себя любящего сына… – перебил Крошина следователь. – Мы не сказали.

В воскресенье над ипподромом развевались разноцветные флаги. Разыгрывался главный приз сезона.

В ложе Лева тоном бывалого человека давал пояснения отцу, матери и несколько растерявшейся от суматохи и шума Клаве. Генерал был при параде, Саша настояла, пришлось надеть форму и все ордена. Когда Лева убежал на конюшню, в ложе появился работник ипподрома и спросил:

– Простите, товарищ генерал, вы отец Льва Ивановича?

– Что? – генерал не понял вопроса. – Я генерал-лейтенант…

– Вижу, что генерал, – перебил мужчина и виновато улыбнулся. – Но вы папаша инспектора уголовного розыска Гурова?

– Папаша, а я мамаша, – сказала мама и рассмеялась.

Работник ипподрома исчез, явился через минуту со стульями, расставляя их, говорил:

– Будьте любезны, садитесь, пожалуйста. – Он разместил четыре стула, спросил: – Программа у вас есть? Хотите бинокль? У меня есть собственный, цейсовский.

– Спасибо, не надо, – ответила мама, глядя на кипевшего от негодования генерала.

Клава, которая, казалось, и не слышала ничего, села на стул, одернула юбку и солидно сказала:

– Это ты у себя генерал, Иван, а в жизни ты Левы Гурова отец. Садись уж. – И она отвернулась.

Лева держал Гладиатора. Рогозин и Николай запрягали. Нина сидела на погнутом колесе, мяла в руках пустой пакет из-под молока и задумчиво смотрела себе под ноги.

– Нашел время, когда явиться, – шипел на Леву Рогозин. – Большой приз, понимать должон. Двухлетка!

Нина села в «американку», приняла от Рогозина вожжи, скользнула по Льву безразличным взглядом.

Гладиатор напрягся, выдержал паузу и пошел, не рысью, шагом, он знал себе цену.

– Уйди сегодня с глаз моих долой! – уже в голос заявил Рогозин.

– Лев Иванович, – поддержал Рогозина Кунин, – Нина Петровна в большом призу едет, вы мешаете.

– Девчонка с разминки вернется, чтоб духу твоего не было. Уйди, говорю! – Рогозин наступал на Леву.

Он повернулся и пошел.

– То я в призу, то она в призу, – бормотал Лева обиженно.

– Какого-то Ринга здесь называют, Отеллу какую-то, – сообщила Клава, когда Лева вернулся в ложу. – Ну-ка, Лев Иванович, – она достала кошелек, стала вынимать аккуратно сложенные купюры, – поставь там на моего Григория.

– Клава!

– Что Клава? – Она с вызовом взглянула на генерала. – Какая еще Отелла, когда мой Григорий едет?

Мама тоже раскрыла сумку, генерал же демонстративно отвернулся.

Лева купил билеты и вернулся в ложу, когда рысаки двинулись за стартовой машиной. Нина на Гладиаторе принимала восьмым колесом и в первый поворот вошла лишь четвертой.

– Ты когда жениться думаешь? – глядя на летящих лошадей и скрывая охвативший его азарт, спросил тихо генерал.

– Я сам решу, отец, – ответил Лева.

На противоположной прямой Гладиатор переместился на третье место. Ринг и Отелло шли голова в голову. При выходе из последнего поворота Гладиатор захватил их. Лошади голова в голову летели к финишу.

– Завтра, отец! Завтра! – бормотал Лева, и ему казалось, что это он сам борется на дорожке с соперниками.

Выстрел в спину

Вместо пролога

«При первичном осмотре на входной двери никаких повреждений не обнаружено.

Прихожая размером два на три метра, дверь в комнату из прихожей – налево, в кухню – прямо и направо.

При входе на правой стене вешалка, на которой висит плащ 50–52-го размера, принадлежит хозяину квартиры. На полу прихожей следов, годных для идентификации, не обнаружено. Дверь в комнату замка не имеет, открыта. Комната размером четыре на пять метров, с одним окном напротив двери, выходящим на юго-запад.

Труп лежит почти в центре комнаты, головой к двери, на спине (фотографии прилагаются)».

Из протокола осмотра места происшествия.

«Температура тела и температура окружающей среды, а также наличие, величина и расположение трупных пятен и время восстановления их после надавливания свидетельствуют о том, что смерть наступила примерно восемь-девять часов назад».

Из заключения медэксперта.

«Форма и величина входного пулевого отверстия под левой лопаткой, наличие и ширина пояска обтирания, наличие и ширина пояска окопчения, а также распределение вокруг пулевого отверстия остатков продуктов сгорания пороха и несгоревших порошинок свидетельствуют о том, что выстрел произведен с расстояния менее метра».

Из заключения эксперта научно-технического отдела.

Эти документы появились на столе инспектора МУРа капитана милиции Льва Гурова второго сентября, а первого сентября Лева шел по Страстному бульвару в сторону Петровки и напевал: «Судьба играет человеком, а человек играет на трубе». Сегодня Леве исполнилось тридцать, и он был склонен смотреть на мир снисходительно. Вместе с Левой по бульвару шагали школьники. Маленькие мальчики с оттягивающими плечи ранцами, словно крошечные солдатики, стыдливо сторонились своих гордых бабушек и мам. Девочки в белых передничках, прижимая к груди букеты, напоминали балерин, выходящих на поклон. Старшеклассники, люди уже умудренные и в меру разочарованные, шли неторопливо.

В Москву Лева переехал больше года назад. Сначала высоким начальством был решен вопрос о переводе в столицу отца Левы – генерал-лейтенанта Ивана Ивановича Гурова. Вдруг неожиданно перевели в Москву и начальника Левы – полковника Турилина, который добился перевода и для Левы. Отец же все сдавал дела.

Родители и воспитавшая Леву домашняя работница, хозяйственный руководитель семьи Клава, должны были приехать в октябре.

Первые полгода Лева жил в общежитии, затем Гурову-старшему дали большую квартиру в новом доме. Лева с двумя чемоданами переехал в пустые гулкие комнаты, купил раскладушку, долго таскал ее по квартире и наконец установил на кухне. Еще через несколько месяцев от родителей прибыло два контейнера с вещами. Сейчас ящики загромождали квартиру, создавая лабиринты. Лева закрыл дверь в комнаты, оставив себе переднюю, ванную, туалет и кухню. Этим он хотел подчеркнуть, что ко всей остальной территории не имеет отношения и тем более не несет за нее никакой ответственности.

Москва и Управление уголовного розыска встретили Леву прохладно. В группе вместе с Левой было четыре человека.

Старший инспектор подполковник Петр Николаевич Орлов работал в уголовном розыске уже четверть века, то есть почти столько, сколько Лева жил на свете. Был он человек решительный и властный, держался неприветливо, указал Леве стол и сейф, приказал ознакомиться с делами и приступить к работе, так