Энн Перри - Утопленник из Блюгейт-филдс Страница 5

В особняке царила тишина. Все шторы наполовину приспущены, входная дверь затянута черным крепом. На мостовой напротив парадного крыльца рассыпана солома, чтобы заглушить шум колес проезжающих экипажей. Гилливрей надел самый строгий костюм и с печальным лицом держался в двух шагах позади Питта. Инспектор с раздражением отметил, что его помощник напоминает сотрудника похоронного бюро, переполненного профессиональной скорбью.

Открывший дверь дворецкий тотчас же проводил полицейских в дом, не дав им времени задержаться на пороге. В полумраке приспущенных штор прихожая казалась мрачной. В гостиной были зажжены газовые рожки, а в камине горел огонь. На низком круглом столике посреди комнаты стояли профессионально подобранные белые цветы, хризантемы и сочные, мягкотелые лилии. В воздухе стоял слабый запах воска, мастики и увядающих цветов, немного затхлый.

Энсти Уэйбурн пришел практически немедленно. Он был бледный и усталый, лицо у него осунулось. Уэйбурн уже заранее приготовил то, что намеревался сказать, и не стал терять времени на любезности.

— Доброе утро, — натянуто начал он. Затем, не дожидаясь ответа, продолжал: — Насколько я понимаю, у вас есть кое-какие вопросы, которые вы должны задать. Разумеется, я сделаю все возможное, чтобы изложить вам тот небольшой объем информации, которым располагаю. Естественно, я всесторонне обдумал этот вопрос. — Стиснув руки, Уэйбурн уставился на стоящие на столике лилии. — Я пришел к заключению, что на моего сына, несомненно, напали какие-то незнакомцы — скорее всего, в первую очередь с целью ограбления. Также я могу согласиться с тем, что, хотя это и маловероятно, похищение замышлялось с самого начала, хотя у нас нет на то никаких указаний — мы не получали требование выкупа. — Мельком посмотрев на инспектора, он тотчас же снова отвел взгляд. — Разумеется, возможно, у преступников просто не было времени — произошла какая-то нелепая случайность, и Артур погиб. Очевидно, они запаниковали. — Уэйбурн шумно вздохнул. — И трагические последствия этого нам всем известны.

Питт раскрыл было рот, но Уэйбурн махнул рукой, останавливая его:

— Подождите, пожалуйста! Позвольте мне продолжить. Мы почти ничего не можем вам рассказать, но, несомненно, вы хотите узнать о последнем дне жизни моего сына, хотя я и не представляю себе, как вам это сможет помочь.

Завтрак прошел как обычно. Присутствовали мы все. Утро Артур по обыкновению провел со своим младшим братом Годфри, занимаясь с наставником мистером Джеромом, которого я нанял для этой цели. За обедом не случилось ничего примечательного. Артур был таким же, как всегда. Ни в его поведении, ни в разговорах не было ничего необычного, он ни словом не упомянул ни о ком, кого бы мы не знали. У него не было никаких планов.

Говоря все это, Уэйбурн не двинулся с места, продолжая стоять в той же самой точке дорогого обюссонского ковра.

— Во второй половине дня Годфри продолжил занятия с мистером Джеромом. Артур почитал час-другой, кажется, что-то из классики, на латыни. Затем он ушел гулять с сыном друга семьи, юношей безупречной репутации, которого мы хорошо знаем. Я сам разговаривал с ним, и он также не заметил ничего странного в поведении Артура. Расстались они примерно в пять часов дня, насколько смог вспомнить Титус, но Артур не сказал ему, куда идет, упомянув лишь о том, что собирается поужинать с каким-то другом. — Наконец Уэйбурн посмотрел инспектору в глаза. — Боюсь, это все, что мы можем вам сказать.

Питт почувствовал, что на пути расследования уже возводится стена. Энсти Уэйбурн решил для себя, что произошло: случайное нападение, жертвой которого мог стать любой, трагическая, но неразрешимая тайна. Поиски разгадки не вернут погибшего сына и только принесут дополнительные ненужные страдания тем, кто и без того убит горем.

Инспектор по-человечески сочувствовал Уэйбурну — человек потерял сына, причем при необычайно болезненных обстоятельствах. Однако убийство нельзя скрыть, какие бы страдания это ни приносило.

— Да, сэр, — тихо произнес инспектор. — Мне бы хотелось встретиться с наставником мистером Джеромом, если возможно, и с вашим сыном Годфри.

Уэйбурн поднял брови.

— Вот как? Разумеется, вы можете встретиться с Джеромом, если желаете. Хотя я не вижу в этом никакого смысла. Я уже рассказал вам все, что ему известно. Но, боюсь, не может быть и речи о том, чтобы вы говорили с Годфри. Мальчик только что потерял своего брата. Я не позволю подвергать его допросам — особенно поскольку в этом нет абсолютно никакой необходимости.

Сейчас лучше было не спорить. В настоящий момент для Питта это были лишь голые имена, люди без лиц и характеров, без связей, если не считать очевидных кровных уз: обо всех взаимных чувствах можно было только гадать.

— И все же мне бы хотелось поговорить с мистером Джеромом, — повторил инспектор. — Быть может, он вспомнит что-нибудь полезное. Мы должны исследовать все возможности.

— Не вижу в этом смысла. — Нос Уэйбурна залился краской, возможно, от раздражения, возможно, от удушливого аромата лилий. — Если Артур стал жертвой грабителей, Джером едва ли может знать что-либо такое, что поможет следствию.

— Скорее всего, сэр, вы правы. — Поколебавшись мгновение, Питт сказал то, что должен был сказать: — Однако нельзя исключать вероятность того, что смерть вашего сына была как-то связана с его… медицинским диагнозом. — Какое омерзительное иносказание! Однако Питт помимо воли использовал его, болезненно ощущая присутствие Уэйбурна, насыщенную шоком атмосферу этого дома, хранящего память многих поколений жесткой самодисциплины и наглухо запертых чувств.

Лицо Уэйбурна застыло.

— Это еще не было установлено! Вне всякого сомнения, мой семейный врач установит, что ваш полицейский патологоанатом совершил вопиющую ошибку. Смею предположить, он постоянно имеет дело с людьми совершенно другого круга, вследствие чего обнаружил то, к чему привык. Уверен, что, узнав, кто такой Артур, он пересмотрит свое заключение.

Питт не стал ввязываться в спор. Пока что в этом не было необходимости. Возможно, это вообще не потребуется, если «семейный врач» обладает и профессиональным мастерством, и мужеством. Будет лучше, если он скажет Уэйбурну правду, объяснив, что все это можно в определенной мере сохранить в тайне, однако отрицать это бессмысленно.

Инспектор переменил тему.

— Как зовут друга вашего сына, сэр, — кажется, Титус?

Уэйбурн медленно выдохнул, словно боль прошла.

— Титус Суинфорд, — ответил он. — Его отец Мортимер Суинфорд — один из старейших наших друзей. Замечательная семья. Но я уже установил все, что известно Титусу. Он больше ничего не сможет добавить.

— И все же, сэр, мы с ним поговорим, — стоял на своем Питт.

— Я спрошу у его отца, даст ли он вам свое разрешение, — холодно промолвил Уэйбурн, — хотя я также не вижу в этом никакого смысла. Титус не видел и не слышал ничего существенного. Артур не поделился с ним, куда собирается пойти и с кем. Но даже если бы он сказал, куда идет, не вызывает сомнения, что на него напали уличные грабители, посему эта информация все равно оказалась бы бесполезной.

— О, сэр, не исключено, что она нам поможет. — Питт решил прибегнуть к полулжи. — Возможно, удастся установить, куда направился ваш сын, а разные преступники орудуют в разных районах. Если знать, где искать, быть может, мы даже найдем свидетелей.

На лице Уэйбурна отразились колебания. Он хотел как можно быстрее похоронить эту трагедию, со всеми приличиями, скрыть ее под толстым слоем земли и венков. В газетах напечатают некролог в черной рамке, будет гроб с бронзовыми ручками, над могилой произнесут скорбную речь. Вернувшись домой, все на какое-то время станут говорить приглушенными голосами, выдерживая траур. Затем начнется медленное возвращение к жизни.

Но в то же время Уэйбурн не мог позволить себе продемонстрировать нежелание помочь полиции в розысках убийц своего сына. Он вел внутреннюю борьбу, не в силах подобрать слова, способные выразить его чувства так, чтобы это прозвучало как нечто достойное, нечто такое, что не запятнало бы его.

Инспектор все понял. Он буквально подобрал за Уэйбурна подходящие слова, поскольку ему уже приходилось сталкиваться с этим; не было ничего необычного или не поддающегося пониманию в стремлении похоронить боль, не выпустить трагедию смерти и позор заболевания за пределы узкого круга ближайших родственников.

— Наверное, вам лучше поговорить с Джеромом, — наконец произнес Уэйбурн. Это был компромисс. — Я спрошу у мистера Суинфорда, разрешит ли он вам встретиться с Титусом. — Он протянул руку к шнурку звонка и позвонил. Тотчас же появился дворецкий, словно ждавший за дверью.

— Да, сэр? — учтиво спросил он.

— Пришли ко мне мистера Джерома, — сказал Уэйбурн, не глядя на него.