Дороти Сейерс - Ключ к убийству Страница 5

— И это действительно все?

— Действительно все. Кроме одного пустякового обстоятельства.

— Я очень люблю пустяковые обстоятельства! — воскликнул лорд Питер с детским восторгом. — Так много людей оказалось на виселице благодаря этим самым пустяковым обстоятельствам. Рассказывайте скорее!

 — Сэр Рубен и леди Ливи, которые были прекрасной парой, всегда спали в одной комнате. Как я уже сказал, в данный момент леди находится в Ментоне по причине расстроенного здоровья. В ее отсутствие сэр Рубен спит обычно в двуспальной кровати и неизменно на своей стороне, то есть с краю. Прошлой ночью он подложил под голову две подушки и спал посредине кровати, ближе к стене. Горничная, очень умная девушка, обратила на это внимание, когда пришла убирать, постель, и, проявив благоразумие настоящего детектива, не стала трогать постель и другим не разрешила до прихода полиции.

— А был еще кто-нибудь в доме, кроме сэра Рубена и слуг?

— Нет. Леди Ливи уехала с дочерью и своей горничной. Камердинер, повариха, горничная, уборщица и помощница поварихи были единственными людьми в доме. Естественно, они еще час или два ругались и сплетничали. Я пришел туда около десяти утра.

— А чем вы занимались после этого?

— Попытайся узнать, что это за деловая встреча была накануне вечером, поскольку, не считая поварихи, второй участник этой встречи был последним, кто видел сэра Рубена перед его исчезновением. Конечно, может оказаться, что для всего этого есть какое-нибудь очень простое объяснение, хотя будь я проклят, если в данный момент могу указать на кого-нибудь конкретно. Да пропади оно все, так не бывает, чтобы человек пришел домой, лег спать, а потом снова ушел в середине ночи в чем мать родила.

— Может быть, он не хотел, чтобы его узнали, и переоделся?

— Я подумал об этом — ведь это пока единственное возможное объяснение. Но это чертовски странно, Уимзи. Известный в городе человек, накануне важного разговора, не сказав никому ни слова, тихонько уходит из дому, переодевшись неизвестно в кого, и при этом оставляет дома часы, бумажник, чековую книжку и, что самое важное, свои очки, без которых он ничего не видит в шаге перед собой, так как чрезвычайно близорук. Он...

— Это действительно важно, — перебил его Уимзи. — Вы уверены, что он не взял запасные очки?

— Его слуга клянется, что у него было только две пары очков, одну из которых нашли на его туалетном столике, а вторую — в ящике стола, где он ее всегда держал.

Лорд Питер присвистнул.

— Ну, вы поразили меня, Паркер. Даже если бы он пошел куда-нибудь, чтобы покончить с собой, он и в этом случае обязательно взял бы с собой очки.

— Я уже начал проверять эту версию и раздобыл подробности всех дорожно-транспортных происшествий, случившихся до сегодняшнего дня, ведь сэр Ливи мог запросто угодить под машину и по чистой случайности — без очков он был слеп как крот. Но ничего подозрительного в сводках я не нашел. Кроме того, он взял с собой ключ от наружной двери, что свидетельствует о его намерении вернуться.

— Вы повидали тех, с кем он накануне обедал?

— Я встретил двоих из них в клубе. Они говорят, что он в тот день выглядел образцом здоровья и находился в наилучшем расположении духа, говорил, что с нетерпением ждет встречи с леди Ливи — позже, может быть на Рождество, — и с большим удовлетворением говорил о состоявшейся утром деловой встрече, в которой участвовал один из моих собеседников. Его фамилия Андерсон, он член клуба «Уиндхэмс».

— Значит, по крайней мере до девяти часов или около того у сэра Ливи не было никакого видимого намерения исчезнуть?

— Никакого — если только он не был актером исключительных способностей. Если что-то и заставило его изменить свои планы, это должно было произойти либо на таинственной встрече, которая произошла после обеда, либо когда он был в постели, между полуночью и половиной шестого.

— Ну, Бантер, что ты обо всем этом думаешь? — спросил лорд Питер.

— Это не по моей части, милорд. Разве что кажется странным, что джентльмен, который был слишком взбудоражен или нездоров, чтобы сложить свою одежду так, как он привык это делать, вспомнил, что ему надо почистить зубы и поставить ботинки за дверь. Обычно эти две вещи и забывают делать, милорд.

— Если ты на кого-то намекаешь, Бантер, — возмутился лорд Питер, — то я могу сказать только, что эта речь была недостойна тебя. Это мелкая личная проблема, дорогой Паркер. Послушайте, я не хочу вмешиваться, но мне ужасно хочется увидеть эту спальню, и притом как можно скорее.

— Конечно, вы можете пойти и посмотреть на все это — вы, вероятно, обнаружите много вещей, которые я проглядел, — спокойно ответил его собеседник.

— Паркер, друг мой, вы — гордость и честь Скотленд-Ярда! Смотрю я на вас, и Сагг представляется мне мифом, сказкой, мальчиком-идиотом, порожденным на свет мозгом какого-то поэта-фантазера. Сагг слишком совершенен, чтобы быть настоящим. Кстати, он что-нибудь узнал о трупе?

— Сагг говорит, — ответил Паркер, стараясь точно передать слова Сагга, — что человек умер от удара по шее. Это ему сказал врач. Сагг говорит, что убийство произошло день или два назад. Это тоже ему сказал врач. Сагг полагает, что это тело принадлежало богатому еврею в возрасте около пятидесяти лет. Это ему мог сказать кто угодно. Он говорит, что нелепо предполагать, что труп втащили через окно так, чтобы никто ничего об этом не знал. Он говорит, что, скорее всего, человек вошел через дверь и был убит кем-то из семьи или прислуги. Он арестовал девушку, хотя она мала ростом и выглядит хрупкой и болезненной и никак не могла угробить кочергой крепкого и рослого мужчину. Сагг арестовал бы и Типпса, но Типпс весь вчерашний день, а также позавчерашний был в Манчестере и вернулся домой только прошлой ночью, — сказать по правде, Сагг все равно хотел арестовать его, хотя если человек был мертв уже день или два, то малыш Типпс никак не мог убить его накануне вечером. Но завтра он все равно арестует его как соучастника, а также старую леди с ее вязаньем — я бы этому не удивился…

— Ну что ж, я рад, что у малыша такое крепкое алиби, — заметил лорд Питер, — хотя, если вы основываете свою версию на трупной бледности, синюшности, окоченелости и прочих, казалось бы, вполне убедительных для здравомыслящего человека доказательствах, вы должны быть готовы к тому, что какой-нибудь скептик из прокуратуры просто-напросто наплюет на все свидетельства медицинского характера. Помните защиту Импи Биггза в деле с этим чайным магазином в Челси? Шесть медиков в расцвете сил, противоречащие один другому, и старый Импи, расписывающий всякие аномальные случаи из Глейстера и Диксона Манна, пока глаза присяжных не завертелись в глазницах! «Готовы ли вы поклясться, доктор Сингамтайт, что начало трупного окоченения указывает без всякой возможной ошибки на час смерти?» — «Согласно моему опыту, в большинстве случаев», — отвечает доктор холодно и непреклонно. «А, говорит Биггз, — но ведь это суд, а не парламентские выборы. Мы не можем продолжать без выражения особого мнения меньшинства. Закон, доктор Сингамтайт, уважает права меньшинства, живого или мертвого». Какой-нибудь осел смеется, и старый Биггз выпячиваем грудь и бесстрастно продолжает: «Джентльмены, это не предмет для смеха. Мой клиент — честный и уважаемый джентльмен, он боролся за свою жизнь, джентльмены, и дело обвинения доказать его виновность — если оно это сможет — без всякой тени сомнения. Итак, я снова спрашиваю вас, доктор Сингамтайт, можете ли вы торжественно поклясться, без малейшей тени сомнения, — вероятной или возможной тени сомнения, — что эта несчастная женщина встретила свою смерть не раньше и не позже, чем вечером в четверг? Вероятнее всего? Джентльмены, мы не иезуиты, мы прямые и честные англичане! Вы не можете просить жюри, состоящее из прирожденных англичан, осудить кого-либо на основании «вероятности». Гром аплодисментов.

— Подзащитный Биггза все равно был виновен, заметил Паркер.

— Конечно. И тем не менее он был оправдан. Уимзи подошел к книжному шкафу и вынул из него том «Судебной медицины». — «Время наступления трупного окоченения может быть установлено только самым общим образом весьма приблизительно, так как результат определяется многими факторами». Осторожная скотина. «Однако в среднем окоченение может наступить — шея и нижняя челюсть — через 5—6 часов после смерти»… м-м-м... «до полного окоченения проходит, по всей вероятности, до 36 часов. Однако при некоторых обстоятельствах оно может наступить и необычно рано или значительно задержаться»! Очень помогает, верно? «Браун-Сэкар утверждает… три с половиной минуты после смерти... В некоторых случаях наступало только спустя 16 суток после смерти... сохранялось в течение 21 дня». Господи! «Модифицирующими факторами являются: возраст... состояние мускулатуры или лихорадочное состояние... или высокая температура окружающей среды... и так далее и тому подобное... почти все, что угодно. Впрочем, не важно. Вы можете сообщить свои доводы насчет того, чего это все стоит, инспектору Саггу. Уж он-то и того не знает. — Он отложил книгу подальше. — Вернемся к фактам. Что вы сами разузнали о трупе?