Джон Карр - Она умерла как леди Страница 5

— Я не хочу плавать под чужим флагом, сэр, — сказал он.

— Не сомневаюсь, мистер Салливан.

— Он имеет в виду… — начала Рита.

— Что, дорогая моя?

— Я никогда не играл в Вест-Энде, — объяснил Салливан. — У меня была только пара провинциальных ангажементов, да и то не слишком удачных. Последние два года я продавал автомобили, работая на фирму «Лоутер и сын». — Его глаза с темными впадинами под ними устремились на Риту. — Я не достоин…

— Опять! — прервала Рита. — Не говори так.

Они пребывали в таком состоянии, что запросто могли выложить все начистоту (по крайней мере, так мне казалось тогда), если бы Барри внезапно не заметил, что начинается дождь. Он посмотрел на небо, потом на свои безукоризненные серые фланелевые брюки и спортивную куртку с шелковым шарфом, завязанным узлом и засунутым за воротник рубашки, и его смущение приобрело форму преувеличенной активности.

— Я должен внести в беседку пляжные кресла, — заявил Салливан. — Они уже побывали под дождем. Прошу прощения.

— Дорогой, ты промокнешь! — воскликнула Рита с такой страстной наивностью, что это выглядело бы забавным, если бы дело не достигло той стадии, когда что-то должно было произойти.

Я направился с Ритой к парадной двери бунгало. Она судорожно сплетала пальцы рук. От нее исходил запах алкоголя.

— Я не могу этого выносить, — тихо сказала она. — Мне лучше умереть.

— Не болтайте вздор!

— А вы уверены, что это вздор, доктор Люк? Мне так не кажется.

— Это не важно. Просто скажите, что за игру вы затеяли.

— Значит, вы видели нас в беседке? Так я и думала. Ну, мне все равно.

— Я говорю не о беседке. Меня интересует, кто перерезал телефонные провода.

Рита резко остановилась, сдвинув тонкие брови. Выражение ее лица было настолько ошеломленным, что я не мог сомневаться в ее искренности.

— О чем вы? Я не перерезала никаких проводов. Я ничего о них не знаю. — В глазах Риты мелькнуло любопытство. — В нашем доме перерезали провода? Что, по-вашему, это значит?

Не дав мне шанса ответить, она открыла дверь и вошла.

Большая гостиная бунгало была освещена, как и столовая позади нее. Обитая белым и голубым атласом, на котором играл мягкий свет ламп под желтыми абажурами, гостиная не обнаруживала никаких признаков упадка или пренебрежения. Над камином висел портрет Риты, написанный Полом Феррарсом. Медные подставки для дров сверкали, на полу лежали плотные ковры, а на столике сбоку стояли бутылка и сифон.

Алек Уэйнрайт сидел возле приемника, держа в руке стакан виски с содовой.

— Э-э… привет, дорогая моя, — пробормотал он и сделал глоток, который, казалось, согрел его. — Мы искали тебя.

— Барри и я были на теннисном корте, — сказала Рита.

— Хорошо провели время?

— Да. Ты уже установил затемнение? Не забывай, что у Марты свободный вечер.

— Твой маленький муженек все сделал, дорогая, — отозвался Алек, вертя в руке стакан. — Этим вечером мы отлично позабавимся.

Рита походила на королеву из трагедии. С большим трудом ей удавалось скрыть стиснутые зубы. Казалось, она разрывается между искренней нежностью к Алеку, который делал явные усилия выйти из ступора, и столь же искренним желанием запустить в него чем-нибудь. Первое чувство одержало верх. Рита заговорила спокойно и даже ласково:

— Что мне рассказывал доктор Люк о том, будто кто-то перерезал телефонные провода?

Лицо Алека омрачилось.

— Наверняка работа чертова Джонсона! — воскликнул он. — Пробрался сюда и перерезал их, чтобы насолить мне. Это не страшно, но если нам понадобится позвонить в пожарную команду или полицию…

— Я хочу выпить, — прервала Рита. — Кто-нибудь может мне налить?

— Все на столе, моя прелесть. Наливай себе сама. Сегодня мы не позволим доктору запугивать нас. Это особый вечер.

— Я хочу выпивку со льдом! — почти закричала Рита.

Она сразу же попыталась улыбнуться мне, указывая, что все в порядке, но ее руки заметно дрожали. Рита прошла в столовую. Каблучки ее сандалий стучали по деревянному полу. У двери в кухню она остановилась и повернулась.

— Лучше бы мне умереть! — крикнула Рита через две комнаты не слишком громко. Но достаточно четко. Хлопнув дверью, она исчезла в кухне.

Алек выглядел всего лишь слегка удивленным. Под лампой его широкое лицо с грубоватыми чертами казалось не таким скукоженным, как днем, хотя губы иногда вздрагивали. Он тщательно причесал редкие седеющие волосы.

— Очевидно, Рита слегка переутомилась, — промолвил Алек. — Слишком много физических упражнений в такую жару. Я всегда говорил ей… А, входите, мальчик мой! Присаживайтесь и налейте себе что-нибудь.

Мы слышали, как дождь стучит по крыше бунгало. Барри Салливан вошел из холла, вытирая руки носовым платком. Его робость и смущение едва ли могли укрыться от Алека. Молодой человек страдал от угрызений совести куда сильнее, чем Рита.

— Спасибо, сэр, — сказал Барри и поднял со стола бутылку. — Я выпью стаканчик, если вы не возражаете. Обычно я не пью, но сегодня вечером…

— Сегодня вечером особый случай, а?

Стакан выскользнул из пальцев Барри, звякнул о стол и свалился на пол. Но он упал на ковер и потому не разбился. Высокий молодой человек тут же подобрал его, опустившись на колени, как упавшая рама для сушки белья. Поднявшись, он старался не смотреть на Алека.

— Должно быть, я самый неуклюжий тип в мире! — заявил Салливан, жестикулируя так яростно, что на сей раз едва не разбил стакан о бутылку. — Не понимаю, как это произошло. Он просто выскользнул у меня из пальцев.

Алек усмехнулся. Его веко слегка подергивалось.

— Забудьте об этом, мой мальчик! Главное, что вы не разбили бутылку. Садитесь. В половине девятого мы включим радио…

— Радио?

— Рита хочет послушать пьесу. — Он посмотрел на меня. — Это «Ромео и Джульетта» — я проверил в «Радио тайме». А в девять будут новости. Знаете, я жалею, что не пригласил Пола Феррарса и его гостя.

Дверь в кухню со скрипом открылась. Рита, неся комбинацию джина с лимоном в стакане, где позвякивал лед, прошла через столовую, стуча каблуками.

— Что там с Полом Феррарсом? — резко осведомилась она, поднеся стакан к губам. Ее глаза инстинктивно метнулись к собственному портрету над камином.

О достоинствах Пола Феррарса как художника пусть судят критики. Могу лишь сказать, что мне портрет всегда нравился. Феррарс изобразил Риту по пояс, в вечернем платье с бриллиантовым ожерельем на шее и бриллиантовыми браслетами на запястьях. Последний штрих казался Рите дурным вкусом, но его предложил Алек, который был очень доволен результатом.

Все же в картине ощущался пародийный элемент. Хотя она подчеркивала красоту Риты, кое-что в ее полуулыбке могло бы не понравиться Алеку, если бы он понял смысл этого. Рита во плоти с отвращением посмотрела на портрет и быстро отвернулась.

— Так что там с Полом Феррарсом? — повторила она.

— У него гостит один джентльмен, дорогая. Кажется, это ваш пациент, доктор?

— Нет, это пациент Тома, — ответил я. — Том запретил ему ходить, и он приобрел инвалидную коляску с мотором — выписал из Лондона последнюю модель.

— Его фамилия Мерривейл, — объяснил Алек. — Он детектив.

Барри Салливан налил себе виски, добавив очень мало содовой, и выпил его залпом.

— Это неправда! — вскричала Рита. — Миссис Паркер говорила мне, что он из военного министерства.

— Мерривейл не официальный детектив, но участвовал в расследовании ряда дел об убийствах. Это факт! — Алек быстро кивнул. — Я подумал, что мы могли бы попросить его рассказать о них. Вероятно, это интересно. Меня всегда интересовали преступления.

Рита и молодой Салливан обменялись взглядами над головой Алека. Глаза Барри, казалось, спрашивали: «Сегодня вечером?» — а глаза Риты отвечали: «Да». Признаюсь, в этот момент меня охватила паника. Барри налил себе еще одну порцию виски, добавил еще меньше содовой и осушил стакан еще быстрее; страх в его взгляде сочетался с решимостью. Наклонившись, Рита пригладила редкие волосы мужа.

Алек включил радио.

Глава 4

«Вы слушали радиопостановку «Ромео и Джульетта» по пьесе Шекспира, адаптированной для радио Кеннетом Мак-Вейном. Роли исполняли…»

Дождь прекратился, и в гостиной был слышен только голос диктора, перечисляющий имена. Эмоции были напряжены до такой степени, что я вздрогнул, когда в громкоговорителе послышался гулкий вибрирующий звук Биг-Бена, медленно бьющего девять.

«Слушайте новости Би-би-си. У микрофона Брюс Белфрейдж».

Алек, сидевший в полуступоре, опустив подбородок на грудь, сразу встрепенулся. Придвинув к приемнику кресло, чьи колесики громко заскрипели, он склонился вперед, напрягая слух.