Энн Кливз - Вороново крыло Страница 5

— Давайте я вам помогу?

Смешно, но Фрэн боялась, что ее помощь отвергнут. Она с легкостью находила общий язык с модными фотографами, способными довести до слез взрослых мужиков, но перед миссис Гёнри тушевалась как шестилетка. Обычно она приводила дочь перед самым звонком. К тому времени вокруг учительницы уже толпились родители, и, похоже, она со всеми ними отлично ладила.

Удивленная миссис Гёнри обернулась:

— Правда? Буду вам благодарна. Кэсси, посиди пока. Возьми себе книжку и подожди остальных.

Кэсси против обыкновения послушалась с первого раза.

На обратном пути Фрэн тащила санки и выговаривала себе за то, что радуется как ребенок: «Подумаешь! И вообще, какой толк в зубрежке? Если бы не переезд, отдала бы Кэсси в штайнеровскую школу[3]. Нет, ну надо же! Всего-то и сделала, что повесила таблицу умножения, а уже на седьмом небе от счастья. Как же, как же, ведь Маргарет Гёнри одарила улыбкой, назвала по имени!»

Фрэн глянула по сторонам, высматривая старика, жившего в доме на холме, но никого не увидела. Иногда, когда им случалось идти мимо, старик выходил навстречу. Заговаривал он редко, чаще просто махал рукой в знак приветствия. И лишь однажды подошел и протянул Кэсси конфету. Фрэн старалась не давать дочери конфет — от сахара никакой пользы, только лишний вес да испорченные зубы. Но старик так робел и так хотел их порадовать, что она только «спасибо» пробормотала. Кэсси мигом сунула слегка запыленную мятную карамельку в рот, зная, что при посторонних мама ничего не скажет. Когда же старик ушел, у Фрэн язык не повернулся велеть дочери выплюнуть конфету.

Она остановилась, глядя с холма вниз на воду — в надежде снова увидеть ту картину, что так заворожила ее. Особенно цветом. На островах нет ярких тонов: оливковая зелень, бурая земля, серая, стального цвета, морская вода. К тому же из-за вечных туманов краски кажутся приглушенными. Но сияние раннего утра все вдруг расцветило, оживило. Кипенно-белый снег. Резко очерченные силуэты деревьев. Вороны. Она представила их угловатыми, почти в кубистической манере. Казалось, птицы вытесаны из неподатливой черной древесины. И еще ярко-красное пятно — словно частичка солнца, алеющего над горизонтом.

Фрэн бросила санки у обочины и решила перейти поле, чтобы рассмотреть пятно поближе. С дороги на поле можно было попасть через ворота, однако из-за сугробов отворить ворота она не смогла, так что просто-напросто перелезла через них. Выложенная из камня стена, разделявшая поле на два участка, иногда прерывалась; в одну такую брешь запросто мог проехать трактор.

По мере приближения перспектива отодвигалась, но Фрэн это мало заботило: увиденный пейзаж прочно отпечатался у нее в мозгу. Она ожидала, что с ее появлением вороны взлетят, — ей хотелось увидеть их в полете. Хотелось посмотреть, как они удерживают в воздухе равновесие с помощью хвоста клином, чтобы потом точнее передать позы птиц на бумаге.

Целиком поглощенная волшебным пейзажем в отраженном солнечном свете, Фрэн оказалась на месте прежде, чем успела что-либо толком разглядеть. До сих пор она видела лишь силуэты и цвет. При ближайшем рассмотрении ярко-красное пятно оказалось шарфом. Серое пальто и белеющая плоть были не так заметны, припорошенные грязноватым снегом. Вороны обступили лицо и клевали — одного глаза уже не было.

Когда Фрэн только подошла, птицы взлетели, но теперь она стояла неподвижно, не в силах двинуться, и птицы вернулись. Несмотря на обезображенное лицо девушки, Фрэн узнала ее. И вдруг пронзительно закричала — так громко, что связки в горле болезненно напряглись. Она замахала руками, отгоняя птиц, — вороны взлетели и стали описывать круги.

Лежавшую в снегу девушку звали Кэтрин Росс. Вокруг ее шеи был туго затянут красный шарф, край которого на снегу казался лужей крови.

Глава пятая

Магнус сидел у окна и смотрел. Что-то ему не спалось, и свой наблюдательный пункт он занял затемно. Магнус видел, как мимо прошла та женщина — она везла на санках маленькую девочку, а потом они вместе скатились с горки. Он смотрел на них и даже немного завидовал. Думая, что раньше все было иначе. Во времена его детства матери воспитывали своих чад в строгости, на такие забавы их попросту не хватало.

Он давно уже заметил, что в округе появилась маленькая девочка, и раз даже прошел за ней и ее матерью вверх по дороге — поглядеть, где те живут. Дело было в октябре — он тогда как раз задумался о прошлом, вспомнил Хэллоуин, как они, дети, ходили по соседям ряженые, с выдолбленными из репы фонариками. Магнус надолго погрузился в воспоминания, и его ум затуманился, в голове все перемешалось.

Оказалось, мать с дочерью жили в том самом доме, который на лето сдавали туристам, том самом, где когда-то жил священник со своей семьей. Магнус встал под их окном, наблюдая, но они его не видели, ведь он стоял тихонько, стараясь не выдать себя. Он же не собирался никого пугать. Ни-ни.

Девочка сидела за столом и рисовала толстыми восковыми мелками на больших листах цветной бумаги. Ее мать тоже рисовала, только углем. Она стояла рядом с дочерью и, перегибаясь через ее плечо, энергично заштриховывала дальний край листа. Хотел бы Магнус видеть, что она рисует. Прервавшись, женщина откинула с лица волосы, и на щеке остался след как от сажи.

Магнус залюбовался маленькой девочкой: пунцовые с мороза круглые щечки, золотистые кудряшки. Жаль, мать не надевает на нее юбочку. Розовую шелковую юбочку с кружевами, а еще белые носочки и туфельки с пряжками. И пусть бы она в этой юбочке танцевала. Но даже и в брючках с ботинками девочка прехорошенькая — с мальчиком ни за что не спутать.

Из окна Магнус не видел, что происходит по ту сторону холма, где на снегу лежала Кэтрин Росс. Он отошел заварить чай, вернулся с кружкой к окну и принялся ждать. Особых забот у Магнуса не было — живности осталось не так уж и много. К овцам он выходил еще вчера вечером — бросил им сена. А на участке в такую холодину, когда земля промерзает и повсюду снег, делать нечего.

«Бездельнику черт работу сыщет», — частенько приговаривала мать; Магнус живо представил ее и едва не оглянулся, ожидая увидеть в кресле у камина. Обычно она сидела, обернувшись поясом, набитым конским волосом, — спицы так и мелькают в руках. За день мать шутя вывязывала пару носков, за неделю — простенький, без узоров, свитер. Лучшая вязальщица во всей округе. Хотя за вещицы с модными, традиционными для острова Фэр-Айл узорами бралась редко. «И кой прок в этих цацках? — говаривала она, упирая на „цацки“ — Небось жарчее-то не будет».

Магнуса разбирало любопытство: какую еще черт сыщет для него работу?

Тем временем мать девочки возвращалась из школы, везя за собой порожние санки. Он видел, как она начала взбираться на холм, подавшись вперед и с трудом переставляя ноги — будто под непосильной ношей. Женщина поравнялась с его домом и глянула назад, на большую воду.

Магнус догадался, что ее внимание что-то привлекло. И подумал: а не выйти ли ей навстречу, не пригласить ли в гости? Вдруг она замерзла? Наверняка обрадуется возможности погреться у жарко натопленного камина, хлебнуть чайку с печеньем. Печенье у Магнуса оставалось, а еще — кусок имбирного пирога в жестяной коробке. Ему стало интересно, готовит ли женщина для своей дочки что-нибудь вкусное? И он решил, что вряд ли. Теперь не те времена. К чему затевать возню с выпечкой? Это ж придется взять глубокую миску, взбить в ней сахар с маргарином, влить, помешивая ложкой, патоку… Кому это надо, когда в Леруике продается выпечка с начинкой абрикосовой и миндальной, а имбирный пирог из магазина ничуть не хуже того, что пекла его мать?

Глубоко задумавшись, он упустил подходящий момент — мать девочки уже медленно удалялась. Ну ничего не поделаешь. В последний раз мелькнула ее голова в необычной шапке, вроде вязаного берета, и женщина скрылась с глаз, ступив в одну из ложбинок на неровном поле. Магнус заметил трех воронов, резко взметнувшихся в небо будто от выстрела. Но крика женщины не услышал — слишком далеко. Потеряв женщину из виду, Магнус тут же о ней позабыл. Не настолько она его интересовала, чтобы все время о ней думать.

Вверх по склону проехал на «лендровере» муж учительницы. Магнус знал его в лицо, хотя ни разу с ним не заговаривал. Обычно тот выезжал из дому рано поутру, а возвращался уже затемно. Может, на этот раз его задержал выпавший снег. Магнус, с тех пор как мать умерла, жил совсем один. Ему только и оставалось, что наблюдать, так что он был осведомлен о передвижениях всех соседей.

Из разговоров, слышанных на почте и в автобусе, Магнус знал: Алекс Гёнри работает в местном муниципалитете и его работа как-то связана с охраной природы. Местные были им недовольны. Мол, кому, как не им, лучше знать? Да и кто он такой, этот Гёнри, чтобы устанавливать свои законы? Местные считали, что промысловую рыбу поедают морские котики, и раз так, надо их отстреливать. Говорили, что таким, как Гёнри, зверье дороже людей. Магнусу котики нравились — их торчащие из воды морды казались такими забавными и дружелюбными. Что до него, ему котики не мешали. Но ведь он и рыбачить-то никогда не рыбачил.