Патриция Хайсмит - Сочинитель убийств. Авторский сборник Страница 56

Гай вернулся в гостиную, где они с Бобом Тричером засиделись за поздним завтраком. Боб прилетел в Нью–Йорк за день до Гая, и Гай пригласил его на субботу и воскресенье. Они болтали об Альберте и о своих коллегах в Комиссии, о рельефе местности, о ловле форели и обо всем, что приходило в голову. Гай посмеялся над анекдотом, который Боб рассказал на франко–канадском диалекте. Стояло чистое солнечное ноябрьское утро; они собирались дождаться Анны, которая поехала за покупками, отправиться в машине на Лонг–Айленд и выйти в море под парусом. От того, что рядом был Боб, Гай радовался, как мальчишка на каникулах. Боб воплощал для него Канаду и работу над проектом, которая открыла в нем — и Гай это понимал — еще одну, и довольно обширную, внутреннюю сферу, куда Бруно не было доступа. А хранимая тайна о будущем младенце заставляла его любить всех без разбора, дарила ощущение волшебного превосходства.

Не успела Анна войти, как опять зазвонил телефон. Гай поднялся, но Анна его опередила. Ему смутно подумалось, что Бруно безошибочно выбирает время для своих звонков. А потом, не веря собственным ушам, он услышал, как разговор перешел на сегодняшнюю прогулку под парусом.

— В таком случае подъезжайте, — сказала Анна. — Ну ладно, если уж так настаиваете, захватите пива.

Боб озадаченно воззрился на Гая.

— В чем дело? — спросил он.

— Ни в чем, — ответил Гай и сел.

— Звонил Чарлз. Ты ведь не очень против, если он к нам присоединится, правда, Гай? — Анна деловито пересекла гостиную с полной сумкой овощей. — В четверг он мне признался, что рад был бы сходить с нами под парусом, и я, можно сказать, его пригласила.

— Ладно, — ответил Гай, не сводя с нее глаз. Этим утром она была в веселом, приподнятом настроении, когда с трудом верилось, чтобы она могла хоть кому–нибудь в чем–нибудь отказать, но Гай понимал, что в приглашении Бруно сыграло роль не одно только настроение. Ей хотелось еще раз взглянуть на них вместе. Лишний день не могла потерпеть, даже сегодня Гай почувствовал, как в нем растет обида, и быстро себя осадил: она не понимает, не может понять, да и вообще всю эту кашу ты заварил сам, собственными руками. Так что он проглотил обиду и не захотел даже думать об отвращении, которое у него вызовет Бруно. Он твердо решил весь день держать себя в руках.

— А не мешало бы тебе, старина, заняться своими нервишками, — посоветовал Боб и с удовольствием осушил чашечку кофе. — Хорошо хоть расстался со своей привычкой глушить себя кофе. Сколько ты тогда выпивал за день, чашек десять?

— Примерно. — Нет, он напрочь отказался от кофе, пытаясь вернуть сон, и теперь кофе вызывал у него отвращение.

В Манхэттене они прихватили Хелен Хейберн и выехали на Лонг–Айленд по мосту Трайборо. Предзимнее солнце ложилось на берег с морозной прозрачностью, скудно высвечивало белый пляж и нервно искрилось в зыбкой воде. «Индия» похожа на заякоренный айсберг, подумал Гай, вспомнив, как в свое время ее белизна воплощала самое сущность лета. Свернув на стоянку, Гай машинально нашел взглядом длинный ярко–синий автомобиль Бруно с открывающимся верхом. Гай вспомнил рассказ Бруно, как он катался на карусели на ярко–синей лошадке; поэтому он и купил машину такого цвета. Он заметил Бруно — тот стоял на пристани под навесом у служебного здания, не видно было только его головы. Длинное черное пальто, маленькие ботинки, руки в карманах, вся фигура выражала знакомое тревожное ожидание.

Бруно забрал рюкзак с пивом и с робкой улыбкой направился к ним, но даже отсюда Гай распознал накопившийся в нем восторг, готовый в любую минуту прорваться на волю. На нем был ярко–синий шарф под цвет автомобиля.

— Привет. Привет, Гай. Вот, решил тебя повидать, пока есть возможность.

Он бросил Анне умоляющий взгляд.

— Рада вас видеть, — сказала Анна. — Познакомьтесь. Мистер Тричер — мистер Бруно.

Бруно поздоровался с Бобом.

— Никак не сможете вырваться ко мне нынче вечером, Гай? Будет много народа. А то взяли бы да и приехали, все вместе, а? — он с надеждой улыбнулся им всем, включая Хелен и Боба.

Хелен сказала, что у нее дела, а то бы она с удовольствием приехала. Запирая дверцы машины, Гай глянул в ее сторону и увидел, что она опирается на руку Бруно, переобуваясь в сапожки. Бруно вручил Анне пиво с таким видом, словно собрался уходить.

Хелен тревожно воздела светлые брови:

— Как, вы не с нами?

— Одет не по случаю, — неубедительно объяснил Бруно.

— Ну, на боте полно плащей, — заявила Анна.

До бота нужно было добираться на лодке. Гай и Бруно вежливо, но упрямо заспорили, кому грести, пока Хелен не предложила им обоим сесть за весла. Гай загребал долгими сильными взмахами; Бруно, сидевший бок о бок с ним на срединной банке, усердно греб ему в пару. Гай ощущал, как по мере приближения к «Индии» в Бруно растет сумасбродное возбуждение. Пару раз с него сдувало шляпу, на третий он встал и картинно швырнул ее в море.

— Я их вообще не терплю! — заявил он, покосившись на Гая.

Надеть плащ Бруно отказался, хотя через кокпит время от времени перелетала пена. Прерывистый ветер не позволял поднять парус. В пролив «Индия» вошла на моторной тяге; за рулем стоял Боб.

— За Гая! — крикнул Бруно, но в его голосе проскользнули какая–то невнятность и натужливость, на что Гай обратил внимание еще утром. — Приветствуем и поздравляем!

Он резко опустил воздетую серебряную фляжку, изысканно изукрашенную изображениями фруктов, и вручил Анне. Бруно напоминал собой громоздкую мощную машину, которая все никак не заработает, потому что не включается в нужный ритм.

— Коньяк «Наполеон». Пять звездочек.

Анна отказалась, но Хелен, успевшая замерзнуть, разок приложилась, Боб тоже. Под натянутым брезентом Гай держал Анну за руку в варежке и старался ни о чем не думать — ни о Бруно, ни об Альберте, ни о море. Ему было неприятно видеть, как Хелен поощряет Бруно или как Боб с вежливой, немного растерянной улыбкой вглядывается в море по курсу, стоя за штурвалом.

— Кто–нибудь помнит слова «Туманная, туманная роса»? — спросил Бруно, суетливо стряхивая пену с рукава пальто. Глотнув из фляжки, он разом захмелел.

Бруно обиделся, что никто не захотел повторно отведать его специально отобранного напитка и не пожелал спеть. Его убило, что Хелен назвала песню «Туманная, туманная роса» унылой. Он любил эту песню. Когда еще они соберутся вот так, все вместе? Он и Гай. Анна. Хелен. И приятель Гая. Он вертелся на угловом сиденье, оглядывался, пялился на тонкую линию горизонта, исчезающую и вновь встающую из высоких волн, на все более узкую полоску берега за кормой. Он попытался разглядеть вымпел на верху мачты, но она качалась, и у него закружилась голова.

— Когда–нибудь мы с Гаем объедем весь земной шар и перевяжем его ленточкой, как целлулоидный шарик! — объявил он, но все пропустили его слова мимо ушей.

Хелен болтала с Анной, изображая руками в воздухе что–то вроде мяча, а Гай объяснял Бобу устройство мотора. Гай наклонился, и Бруно заметил, что складки у того на лбу стали глубже, а глаза все такие же грустные.

— Неужели ты ничего не понимаешь! — Бруно дернул Гая за руку. — Ты даже сегодня не можешь не быть серьезным?

Хелен начала было про то, что Гай всегда серьезный, но Бруно оборвал ее, потому что она ни черта не понимает, какой Гай серьезный и почему. Он благодарно улыбнулся в ответ на улыбку Анны и снова извлек фляжку.

Но Анна и Гай снова отказались от коньяка.

— Я же купил его специально для тебя, Гай. Думал, тебе понравится, — сказал Бруно с обидой.

— Выпей, Гай, — попросила Анна.

Гай отхлебнул глоток.

— За Гая! За гения, друга и партнера! — провозгласил Бруно и выпил. — Гай и вправду гений. Вы это хоть понимаете?

Он обвел их взглядом, подавив желание обозвать сборищем тупиц.

— Разумеется, — согласился Боб.

— Раз вы старый друг Гая, — поднял фляжку Бруно, — выпью и за вас!

— Спасибо. Я очень старый друг, один из старейших.

— Сколько лет вы знакомы? — с вызовом спросил Бруно.

Боб посмотрел на Гая, улыбнулся:

— Лет десять будет.

Бруно нахмурился.

— Я знаю Гая всю жизнь, — тихо сказал он с угрозой в голосе. — Спросите его самого.

Гай почувствовал, что Анна выдернула ладонь из его руки. Он увидел, что Боб в замешательстве хихикнул. На лбу у него выступил холодный пот. Как всегда с Бруно, он утратил последние остатки спокойствия. Ну почему он каждый раз надеется, что вдруг да сможет вынести его общество?

— Давай, Гай, скажи ему, что я твой самый близкий друг.

— Да, — сказал Гай. Он ощущал напряженную полуулыбку Анны, ощущал ее молчание. Уж теперь–то она все знает и просто ждет, что они с Бруно вот–вот скажут об этом в открытую. Он вдруг почувствовал — как в ту пятницу вечером в кафе, — будто уже рассказал Анне всю правду. Он вспомнил, что собирался рассказать, а то, что пока еще не рассказал и Бруно в очередной раз играет с ним в кошки–мышки, — это представлялось последней, заслуженно мучительной карой за промедление.