Рекс Стаут - Черная гора (сборник) Страница 6

Примерно теми же успехами увенчались усилия трех-четырех дюжин копов, брошенных на отработку «женской» версии. Через пару недель сфера их деятельности разрослась, охватив в дополнение к первым семи пассиям всех дам, пользовавшихся благосклонностью Марко в последние четыре года вместо одного.

Кремер сказал Вульфу, что тот, если хочет, может сам пройти всю цепочку, просмотрев около трехсот записей бесед с восьмьюдесятью четырьмя опрошенными, и Вульф их посмотрел. Он провел за их изучением в офисе окружного прокурора одиннадцать часов. В результате сформулировал девять версий, отработка которых, однако, не сдвинула дела с мертвой точки.

Вульф оставил в покое женщин и те чувства, которые они возбуждали в копах, и переключил Сола, Фреда и Орри, не говоря уже обо мне, на международное направление. Мы буквально своротили гору и много чего накопали на десять значащихся в телефонном справочнике Манхэттена организаций, чьи названия начинались со слова «югославский».

Узнали, в частности, что сербам наплевать на боснийцев и хорватов. Что большинство живущих в Нью-Йорке югославов на дух не переносят Тито и практически все имеют зуб против русских. Что восемь процентов швейцаров на Парк-авеню родом из Югославии. Что выходцы из этой страны, в первом и втором поколении, не склонны беседовать с незнакомцами и запросто могут послать вас к черту, если решат, будто вы что-то вынюхиваете.

И это лишь некоторые из тех вещей, что в массе своей не оправдали слабой надежды вывести нас на след типа, выпустившего три пули в Марко Вукчича. Все вылетело в трубу.

В первые четыре дня мы видели Карлу еще дважды. Она явилась в субботу днем и спросила Вульфа, правда ли, что, как было объявлено, прощания с покойным не будет.

Вульф подтвердил, что в соответствии с последней волей Марко, изложенной в письменном виде, его кремируют без траурной церемонии.

Она возразила, что сотни людей хотели бы выразить ему любовь и уважение.

На это Вульф ответил, что, если человеческие предубеждения должны уважаться, даже когда их носителя уже нет в живых и он не может отстоять свое мнение, следует признать за ним право распорядиться собственными останками.

Единственное, чего она смогла добиться, так это обещания, что прах отдадут ей.

Затем она поинтересовалась успехами расследования. Вульф ответил, что сообщит ей, когда будет что сообщить. Этот ответ ее явно не удовлетворил.

В следующий раз Карла пришла в понедельник вечером. Мне надоело выходить на звонки в дверь, и я переложил эту миссию на Фрица, который ее и впустил. Войдя в кабинет, она приблизилась к столу Вульфа и выпалила:

– Вы сообщили полиции! Они продержали у себя Лео целый день. Днем пришли за Полем и его забрали тоже. Я знала, что вам нельзя доверять.

– Пожалуйста… – начал было Вульф, но ее прорвало.

Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Карла продолжала свою высокопарную декламацию, пока, запыхавшись, не остановилась, чтобы перевести дыхание. Вульф, открыв глаза, осведомился:

– Ты закончила?

– Да! Я закончила. С вами.

– Тогда нам не о чем говорить. – Он дернул головой. – Вот дверь.

Она подошла к красному кожаному креслу и села на край.

– Вы же говорили, что не сообщите о нас полиции.

– Я и не сообщал. – Он устал и был возмущен. – Если ты мне не доверяешь, то не поверишь ничему, что я скажу, так зачем сорить словами?

– Я хочу их услышать.

– Очень хорошо. Я ничего не сказал полиции ни о тебе и твоих соратниках, ни о твоих догадках относительно убийства Марко. Но там работают отнюдь не дураки. И они доберутся до сути, я точно знаю. Удивлен, что этого еще не случилось. К тебе приходили?

– Нет.

– Придут, это точно. В моем распоряжении только четыре человека, и мы не справляемся. У них – несметные полчища. Если ты упомянешь, что приходила ко мне в четверг вечером, они обидятся, что я утаил от них твой визит, но это неважно. Можешь сказать или не говорить, как тебе будет угодно. Что касается информации, которую ты мне сообщила, поступай с ней по своему разумению. Возможно, будет лучше, если они докопаются до всего сами, потому что в ходе поисков способны обнаружить что-то неизвестное тебе. Поскольку ты здесь, я могу также сознаться тебе, каких успехов достиг. Никаких. – Он повысил голос: – Никаких.

– Совсем ничего?

– Ничего.

– Я не открою полиции того, что открыла вам. Но это не имеет значения. Если вы сами им все не разболтали, так разболтаете. – Она вдруг вскочила, вскинув кверху руки. – Ах, как вы мне нужны! Мне нужно спросить вас… Нужно сказать вам, чт́о я должна сделать. Но я не скажу! Не скажу!

Карла развернулась и вылетела из кабинета. Она так разогналась, что, выйдя в прихожую, я застал ее уже возле выхода. А когда подошел к двери, та уже захлопнулась за Карлой. Через одностороннее стекло я наблюдал, как она сбегает по ступенькам, уверенная и гибкая, истинная фехтовальщица или танцовщица, которых она сочетала в одном лице.

Это был последний раз, когда мы ее видели, но не последний, когда мы про нее слышали. Разговор о Карле зашел неожиданно через четыре дня, утром в пятницу. Вульф проводил очередное совещание со мной, Солом, Фредом и Орри, стараясь придумать, какие бы камешки еще приподнять, чтобы посмотреть, что под ними, когда позвонили в дверь. Через минуту Фриц объявил:

– Сэр, вас хочет видеть мужчина. Мистер Шталь из Федерального бюро расследований.

Брови Вульфа полезли вверх. Он взглянул на меня, я кивнул, и он велел Фрицу пригласить посетителя в кабинет. Парни переглянулись.

Время от времени все мы сталкивались с людьми из ФБР, но Шталь не был одним из многих. По ходу своей деятельности он чаще отдавал приказы, чем получал. Ходили слухи, что к Рождеству он займет большой угловой кабинет в дом номер двести девяносто, вниз по Бродвею. Он редко выполнял роль мальчика на побегушках, а потому его появление было событием.

Мы все это знали и оценили. Когда он вошел и прошагал через комнату к столу Вульфа, тот даже оказал ему честь, приподнявшись для рукопожатия, что свидетельствовало об одном: ситуация совершенно безнадежна.

– Давно мы с вами не встречались, – заявил Шталь. – Года три?[7]

Вульф кивнул:

– Пожалуй, так. – Он указал на красное кожаное кресло, которое освободил Фред Даркин. – Садитесь.

– Спасибо. Можем мы поговорить наедине?

– Если нужно.

Вульф выразительно взглянул на троицу, и парни послушно поднялись, вышли и закрыли за собой дверь. Шталь устроился в красном кресле.

Среднего роста, начинающий лысеть, он не производил бы большого впечатления, если бы не челюсть, которая опускалась вниз на добрых два дюйма, а затем резко выступала вперед. Он был явно создан для тарана.

Шталь покосился на меня, вынудив Вульфа сказать:

– Вы, наверное, знаете, что мистер Гудвин – мои глаза и уши. Он в курсе всех моих личных дел.

Шталь не мог этого знать – хотя бы потому, что это была неправда. Если бы я получал по пять центов – или лучше десять – каждый раз, когда Вульф что-то утаивал от меня, без всякой на то причины, просто так, то давно бы разбогател.

Тем не менее Шталь кивнул:

– В некотором смысле вы можете считать это дело личным. Мы хотели бы встретиться с вашей дочерью, миссис Карлой Бриттон.

Плечи Вульфа поднялись на одну восьмую дюйма и опустились:

– Ну так встречайтесь. Ее адрес – Парк-авеню, девятьсот восемьдесят четыре. Номер телефона – Поплар три-три-ноль-четыре-три.

– Я знаю. Ее нет дома уже три дня, со вторника. Она никому ничего не сказала. Никто не знает, где она. А вы знаете?

– Нет, сэр.

Шталь потер кончиком пальца подбородок.

– Что мне в вас нравится, так это прямота и откровенность. Я никогда не видел комнату наверху, прямо над вашей, которую вы называете южной, но слышал о ней. Всем известно, что время от времени в ней гостят некоторые ваши клиенты. Вы не будете возражать, если я поднимусь и взгляну на нее?

Вульф снова пожал плечами:

– Зря тратите энергию, мистер Шталь.

– С этим все в порядке. Энергии у меня хоть отбавляй.

– Тогда поднимайтесь. Арчи…

– Да, сэр.

Я встал и проводил Шталя, следовавшего за мной по пятам, на третий этаж. У двери южной комнаты посторонился и вежливо предупредил:

– Идите первым. Она может выстрелить.

Он открыл дверь и вошел. Я встал на пороге.

– Приятная комната. Такая солнечная, – сказал я. – И кровати тут первоклассные. – Я указал пальцем на дверь: – Это вход в ванную, а там – в уборную. Одна девушка, по имени Присцилла Идз, хотела снять ее за пятьдесят зеленых в неделю, но ее убили[8]. Для такого важного государственного служащего, как вы, мистер Вульф наверняка сбавит плату…

Тут я заткнулся, потому что Шталь пришел в движение. Он знал, что потерпел неудачу, но тем не менее заглянул в ванную, а затем не поленился открыть дверь уборной. Когда он вышел в холл, я сказал ему в спину: