Жорж Сименон - Тётя Жанна Страница 6

– Вы привыкнете к этому. Завтра она об этом и не вспомнит или же, рыдая, будет просить у вас прощения и выложит всю кучу своих несчастий.

– Когда малыш должен есть в следующий раз?

– Вы в этом разбираетесь? Я думала, у вас не было детей. Он ест трижды в день. Второй раз – в полдень.

– Что он ест?

– У него есть рожок. Молоко в холодильнике. Еще пюре из овощей. Вы намерены этим заняться? Жанна спустилась вниз именно в тот момент, когда к воротам подкатил автомобиль комиссара, и ей пришлось открывать ему. Комиссар оказался не из местных. Здесь не было ни одной семьи с такой фамилией. Он выглядел примерно ровесником доктора. Комиссар принял Жанну за служанку и довольствовался тем, что спросил на ходу:

– Доктор Бернар все еще здесь?

– Он ждет вас в столовой. Из деликатности она оставила их одних. И, не зная, быть может, куда себя деть, пошла на кухню. Теперь это была современная кухня, ничем не похожая на старую, – такая, как рисуют в каталогах или выставляют в витринах: вся белая, со всякими усовершенствованными штучками. Жанна открыла холодильник, машинально изучила содержимое и, увидев приготовленный для жарки ростбиф с ломтиками сала, бросила взгляд на часы и нерешительно покрутила рычажки электрической плиты. Сточное отверстие позади, выходившее во двор, еще существовало, но белые стены были покрыты лаком; овощи и фрукты аккуратно разложены на белых полках. Двое мужчин поднялись по лестнице, и сверху стало слышно, как они разговаривают приглушенными голосами. В раковине Жанна увидела чашки со следами кофе с молоком, грязные тарелки, ложки, вилки, ножи. Она вспомнила, что посуда в беспорядке валялась и в комнатах: наверху тоже оставалась грязная посуда, которую она не собрала. Ее действия были инстинктивными. Она не размышляла, не спорила сама с собой. Только сейчас после всего случившегося у нее на лице появилось недовольное, или, скорее, грустное, выражение. Синий передник висел за дверью, она взяла его, накинула на шею, завязала сзади тесемки. Засучивать короткие рукава необходимости не было. Из крана потекла вода – почти сразу теплая, потом горячая, и она не глядя сунула руку в мыльный порошок, взяла тряпку; пар от воды начал оседать на стеклах. Стук тарелок создавал привычный звуковой фон, и Жанна была весьма удивлена, когда немного времени спустя услышала, что кто-то покашливает за приоткрытой дверью. Это был комиссар полиции.

– Извините меня за недавнюю бестактность. Я не знал, кто вы такая. Позвольте выразить вам мои соболезнования. Доктор Бернар сказал мне, что, наверное, не стоит беспокоить мадам Мартино сегодня утром, и я его понимаю. Не соблаговолите ли вы передать ей выражение моих чувств и сказать, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы свести формальности к минимуму?

– Тело так и останется пока наверху?

– Это не является необходимым, поскольку все очевидно. Более чем вероятно, что вскрытия не потребуется. Значит, вы уже сейчас можете вызывать похоронное бюро, и я думаю, – тут он бросил взгляд на еще исходящую паром посуду, которую вытирала Жанна, – что это нужно сделать в первую очередь, принимая во внимание время года.

Доктор невозмутимо держался позади него с видом человека, спокойно взирающего на происходящее.

– Думаю, что я сегодня не нужен вашей невестке, – сказал он. – Если, однако, возникнет необходимость, я буду дома весь день и вы сможете меня вызвать.

Она ответила просто:

– Спасибо.

В половине двенадцатого явился представитель похоронного бюро с двумя помощниками. Для очистки совести Жанна постучалась в дверь невестки, но ответа не получила. Ей в голову не пришло снять передник. Руки ее пахли луком.

– Лучше всего, конечно, выставить тело в голубой комнате, – сказала она, бегло осмотрев комнаты второго этажа.

Шедшая за ней Алиса проворчала раздраженно:

– Это комната Мад.

– А следующая?

– В ней живет Анри.

– Одному из них придется поспать на третьем этаже. Нельзя же оставлять тело наверху.

– Разбирайтесь с ними сами. Что же касается меня, то я не останусь в доме этой ночью.

Жанна не ответила ей, служащие похоронного бюро спустили тело с чердака и заперлись с ним.

Через улицу, с другой стороны моста, натянули широкую ленту; группы людей стояли на тротуаре, и их можно было видеть через открытые окна с удивительной четкостью; терраса «Золотого кольца» была набита битком, вьющиеся волосы Рафаэля мелькнули на мгновение под солнцем. Там проходили соревнования велосипедистов, и вот-вот должны были показаться первые гонщики, о чем возвестили крики, доносящиеся с вершины холма.

– Куда ушла Мадлен? – спросила Жанна.

– Вы думаете, она сообщает мне об этом?

– А когда она ушла?

– Утром, незадолго до того, как проснулся малыш. Было, вероятно, часов шесть.

– Одна?

– Разумеется, нет. За ней приехали на машине. Я слышала автомобильный гудок. Потом она спустилась.

– И кто там был?

– Друзья.

– Какие друзья?

– Во всяком случае, какие-то парни. Можете спросить у нее, когда она вернется. Единственное, что я знаю, так это то, что она ушла в шортах: все ее платья в шкафу.

– Может ли она вернуться сегодня вечером?

– Скорее, завтра рано утром. Готова поспорить, что она поехала купаться в Руайан.

– А ее брат?

– Вы же слышали, что сказала его мать. Анри опять угнал машину. Я не знаю, как он отыскал ключ, отец всегда его прятал.

– Сколько ему лет?

– Анри? Девятнадцать.

– А Мадлен?

– Вы ее тетя и не знаете этого? Видать, и правда, что...

Она прикусила губу, сделав это специально – так, чтобы было заметно.

– Правда – что?

– Ничего. Меня это не касается. Если я правильно понимаю, вы приехали, чтобы жить в этом доме?

Она уставилась на синий передник на ее тетке и, не дожидаясь ответа, настолько очевидным он ей казался, добавила:

– Ну, а мне, если хотите знать, на прошлой неделе исполнилось двадцать лет, со своим мужем я жила ровно пять месяцев. Может быть, вы понимаете, что я хочу сказать?

– Я думаю, что ребенок проснулся.

– Черт возьми! Все время этот ребенок! Раз уж вы с ним управляетесь лучше меня, идите к нему вы.

– Я спущусь вниз и закончу готовить, а ты пока за ним присмотришь. Поняла?

Жанна никогда не была такой спокойной, и племянница даже рта не раскрыла, чтобы ей возразить, и осмелилась лишь состроить гримасу в спину уходящей Жанне; прежде чем направиться в комнату к проснувшемуся ребенку, она зажгла новую сигарету.

Когда Жанна открыла печь, в кухне словно раздалась музыка; шипенье соуса, которым она поливала жаркое, для дома играло почти ту же роль, что и ночное стрекотанье кузнечиков для деревни. На кастрюлях подпрыгивали крышки, из-под них вырывался пар.

– Ну вот! Начинает кричать, несносный ребенок! Как только тебя берет твоя мать, ты орешь. Если ты не замолчишь, я тебя отдам тете Жанне...

Жанна в ответ на это не улыбнулась, не нахмурила брови и только уголком передника вытерла покрытый капельками пота лоб.

Вошел представитель похоронного бюро с записной книжкой в руке:

– Не хочу вас беспокоить, я вполне понимаю ситуацию, но нужно поговорить о списке...

Жанна не поняла.

– Нужно будет разослать большое количество писем с извещением о смерти: ведь месье Мартино очень хорошо знали и уважали во всей округе. С клиентами я мог бы разобраться завтра, если мне поможет бухгалтер.

– Я сейчас же поговорю об этом с невесткой.

– Постарайтесь, чтобы она не очень с этим мешкала. Что же касается церковных вопросов...

– Брат строго соблюдал церковные обряды?

– Не думаю. Но он, безусловно, разделял христианские чувства.

Представителем похоронного бюро был совсем молодой человек, изо всех сил старавшийся казаться значительным.

– Я убежден, что мадам Мартино пожелает совершить отпущение грехов.

– Думаю, что это невозможно, поскольку церковь в случае самоубийства не соглашается на...

– Извините, но я в курсе дела. В принципе вы правы. Некоторые аспекты тем не менее стоит рассмотреть, и я знаю, что они будут рассмотрены благожелательно. Вполне вероятно – не так ли? – что человек, покушающийся на собственную жизнь, в тот момент, когда он делает это, не является здоровым душой и телом; к этому церковь относится с пониманием. Но даже и в противоположной ситуации, когда смерть наступает не сразу после предпринятого действия, достаточно всего лишь нескольких секунд – и человек получает возможность целиком и полностью раскаяться. Приношу извинения за такие подробности. Если позволите, я поговорю об этом с кюре, а потом сообщу его точку зрения.

– Благодарю вас.

Она упустила из виду, что этого молодого человека нужно проводить. Двое его помощников ждали у ворот. Привычка закрывать за уходящими калитку давно забылась, но Жанна, как и в прежние времена, задвинула засов.

Вернувшись в дом, она ощутила тяжесть в пояснице, какую-то общую ломоту в костях и ненадолго застыла посреди кухни, не зная, что предпринять. На полках, прямо под рукой, были расставлены различные пряности, бутылки с приправами. На одной из бутылок золотыми буквами было написано «Мадера», но Жанне удалось вовремя сдержать непроизвольное движение руки к этой бутылке, лишь она подумала о буфетной стойке на вокзале в Пуатье, о светлых волосах Рафаэля. Потом ей вспомнился тощий силуэт Дезире в обеденном зале при тусклом, словно в церковной ризнице, освещении; Жанне показалось, что она снова слышит монотонный голос Дезире, рассказывающей новости: "Я родила троих, но двое умерли... "