Джон Карр - Отравление в шутку Страница 7

— Не возражаю. Спрашивайте.

— По-вашему, кто-то в этом доме хочет… избавиться от судьи и его жены?

Туиллс задумался.

— Пока что я этого не утверждаю. Отвечу вам позже. У меня есть кое-какие идеи…

— Тогда другой вопрос. Кто-нибудь знал, что судья пригласил меня сюда сегодня вечером? Ни Мэри, ни Мэтт вроде бы не знают, хотя, если бы судья звонил по телефону, они были бы в курсе дела.

— Едва ли. Думаете… у него была какая-то определенная цель?

— Не уверен… Судья всегда оставался вечерами в библиотеке?

— Да. — Туиллс выглядел озадаченным. — Каждый вечер, с половины седьмого до десяти, он работал там регулярно, как часы.

— И выпивал при этом?

— Да, но не слишком много. Стакан-другой. Ему это не вредило.

— И всегда бренди?

— Бренди или виски — больше ничего. Кстати, где эти стаканы?

Я сказал, что они заперты в шкафу. Меня все еще интересовало, каким образом яд добавили в бренди. Конечно, если у судьи Куэйла вошло в привычку выпивать стакан каждый вечер, то это упрощало задачу преступника. С другой стороны, я помнил его мрачный комментарий по поводу несломанной печати на бутылке: «С этим они, по крайней мере, ничего не могут сделать!» Значит, он подозревал яд? Или всего лишь имел в виду, что никто не может попробовать бренди без его ведома? Но если судья приготовил коллекционную бутылку вместо обычной, для особого случая встречи со мной, то убийца никак не мог этого предвидеть, даже если обитатели дома знали о приходе гостя (что казалось невероятным). Пыль на бутылке указывала, что ее извлекли из погреба в тот же день — возможно, даже сегодня вечером…

Когда я вышел в холл, в дверь позвонили. Толстая, деловитая на вид женщина в пальто поверх крахмального одеяния сообщила, что она сиделка из больницы и что ее зовут мисс Херрис. Я послал ее к доктору, а потом наверх к Мэри и Мэтту. Теперь они могли оставить больную, так как сиделка собиралась их сменить, и я отвел их вниз, в библиотеку.

Объясняя, что произошел несчастный случай и что их отец вне опасности, я наблюдал за их лицами. Как только я упомянул, что Туиллс присматривает за судьей в своем кабинете, Мэри пулей вылетела из комнаты. Я слышал, как она кричит: «Уолтер! Уолтер!» — и как негромко хлопнула дверь кабинета Туиллса.

Мэтт остался в библиотеке. Я пытался определить, что таится под его самоуверенным обликом вечного студента. Он стоял у стола, медленно проводя рукой по лацкану пиджака; яркий свет падал на одну сторону его румяного бесстрастного лица. Мэтт по-прежнему носил костюмы от Розенберга и ботинки от Франка. Он всего лишь стал немного выше и толще того Мэтта, которого я знал ранее, подобно тому как здания его колледжа в псевдотюдоровском стиле были увеличенной версией псевдотюдоровских зданий его подготовительной школы. Розовые скулы торчали над воротничком. Голубые глаза, лишенные бровей, приобрели хитроватое выражение. Губы были плотно сжаты.

— До сих пор ты был не слишком откровенен, Джефф, — заметил он наконец.

— Лучше было помалкивать, — отозвался я, — пока опасность не миновала.

— О, я не беспокоюсь. — Рука продолжала поглаживать лацкан. — Я не имею к этому никакого отношения… Только чего ради ты строишь из себя ищейку?

— Убирайся к черту! — огрызнулся я.

— Ну-ну, Джефф! — Мэтт обиженно наморщил нос. — Я ничего плохого не имел в виду. Просто я не хочу, чтобы на мне пробовали детективные трюки. — Он достал шелковый носовой платок и вытер лоб, демонстрируя оскорбленные чувства. — Я ужасно расстроен, старина. Эта история меня доконает. Мы же друзья детства! Я не хотел тебя обидеть…

— Ты можешь вбить себе в башку, — перебил я, — насколько серьезно это дело? Если ты постараешься держаться естественно и оставишь на минуту этот покровительственный тон…

Он сел.

— Хорошо. Но повторяю: я расстроен. Эта история с ядом не касается мамы, верно? Я имею в виду… ее не отравили?

— Спроси у Туиллса. Я не знаю.

— Послушай, Джефф, ты ведь не станешь об этом болтать? Меня это уничтожит! Ты представить себе не можешь… — Он порывисто вскочил.

Я с трудом сдерживался.

— Ты хоть понимаешь, что кто-то в доме пытался отравить твоего отца и, вероятно, твою мать?

— Это невозможно! Что за нелепая идея! — Мэтт плюхнулся в кресло, скривив рот в усмешке. — Это отпадает! Разве только… почему я об этом не подумал? Конечно, это горничная. Она славянка или что-то в этом роде… — Теперь он выглядел серьезным и в то же время жалким. — Нет, это ошибка! Ты отлично знаешь, что никто не мог пытаться…

— Пожалуйста, успокойся. Ты ведь сам обещал поговорить об этом. Почему бы не теперь?

— Но о чем тут говорить?

Я протянул ему мой портсигар, и мы оба взяли по сигарете. Какое-то время мы молча курили под аккомпанемент тиканья часов.

— Ну, например, о домашней атмосфере…

— Вот еще! — фыркнул он. — Она такая же, как в других домах. Мне, во всяком случае, этот дом нравится!

— И отношения между всеми вполне сердечные?

— Слушай, Джефф, я разумный человек и пытаюсь держаться в стороне от любых дрязг. В этом мире лучше ладить со всеми… Конечно, Джинни, Кларисса и особенно мама ссорятся с отцом, но только не я. Я просто стараюсь не попадаться ему на глаза. Если он говорит: «Пойдем в библиотеку, Мэтт, и поболтаем, как раньше», я отвечаю: «Прости, папа, но мне надо выйти». И я действительно ухожу. Я ведь знаю, что он хочет почитать мне свою дурацкую книгу. О чем мне с ним говорить? Он даже никогда не посещал юридическую школу! — Мэтт произнес это серьезно, словно выдавая позорную тайну. — Можешь этому поверить? А ведь папа — судья!

«Я бы охотно свернул тебе шею, Мэттью Куэйл-младший! — подумал я. — В тени великих юристов, чьи голоса доносятся из прошлого, ты будешь заниматься мелкими тяжбами и грошовыми мошенничествами, а на твоей могиле напишут: „Он посещал юридическую школу“. Но сейчас я буду расспрашивать тебя тщательно и постараюсь поймать на слове».

Внезапно Мэтт хлопнул по подлокотнику кресла.

— Господи! — пробормотал он. — Яд… По-моему, я кое-что понял!

— Что именно?

— Хорошо бы вспомнить, кто это сказал… Менее недели назад мы говорили о ядах.

— Кто?

— Мы все. За обедом. Погоди, дай мне подумать — я многое забыл… — Он махнул рукой и нахмурился. — Да. В тот день мы ели жареную баранину. Кто-то рассказал историю о каком-то римском парне — Юлии Цезаре или Нероне; я вечно их путаю. Вроде бы какой-то родственник хотел его отравить, но он был умен. У него был дегустатор, который пробовал всю пищу. Однажды этому типу подали очень горячий суп. Дегустатор сказал, что все в порядке, но посоветовал охладить суп водой из кувшина с холодной водой. Они так и сделали, а потом оказалось, что родственник добавил яд в кувшин и своего добился… Не знаю, может ли это помочь…

— Кто это рассказывал?

— Не могу вспомнить. Кажется, одна из девочек. Вероятно, Джинни — она постоянно читает такую чушь. Да и какая разница? — Мэтт встал и встряхнулся. — Это ничего не значит. Я…

Он как раз сделал паузу, когда мы услышали звук мотора и увидели фары автомобиля, мелькнувшие на подъездной аллее.

— Это возвращается Джинни или Кларисса. — Мэтт щелкнул пальцами. — Им нужно сообщить о случившемся. Лучше я сделаю это сам. Ты мог бы… ну, ты понимаешь! — Он явно был возбужден, хотя причина была мне не понятна. — Оставайся здесь, а я обо всем позабочусь. Они могут разволноваться — от женщин всего можно ожидать. Если хочешь с ними поговорить, я пришлю их сюда. Просто подожди немного. Я закрою дверь, ладно?

Мэтт делано улыбался, пятясь боком к двери, и выглядел как человек, вынужденный срочно повиноваться зову природы. Он выбежал из комнаты, когда на веранде послышались шаги.

Но я думал о других вещах. Похоже, «одна из девочек» читала рассказ Светония[15] о супе, которым Агриппина[16] отравила старшего брата Нерона. В качестве застольной беседы это едва ли подходило для дома Куэйлов. Статуя Калигулы в углу, казалось, скривила в усмешке дряблые губы.

О да. Обитателям Золотого Дома были известны приемы, слишком изощренные для современного преступника. Когда Клавдий[17] болел, окруженный телохранителями, его смогли убить, отравив перо, которое он просовывал в горло, чтобы вызвать рвоту. Но нынешний убийца не настолько изобретателен — он подсыпает белый мышьяк (давно известный, уже когда его использовал Олимпиодор[18]) в кофе жертвы или же, презирая столь деликатные методы, идет на дело с автоматом. Однако эта история Светония…

Господи! Я уставился на статую, а затем повернулся к столу, так как на меня снизошло предчувствие правды. До сих пор я спрашивал себя: как могли отравить бренди? На столе еще валялись кусочки сургуча, которым была запечатана пробка. Печать была слишком старой, чтобы подозревать какой-то трюк. Кроме того, отравитель не мог знать, что в доме будет гость, что судья Куэйл днем принесет бутылку из погреба, а если бы он даже был об этом осведомлен, то никак не мог угадать, какую бутылку выберет судья. Нет, отравитель хотел быть уверенным, что его жертва выпьет гиосцин независимо от того, какая бутылка и какой напиток будут использованы. А судья Куэйл никогда не пил бренди и виски без содовой…