Станислас-Андре Стееман - Козыри мсье Венса Страница 7

— Я занимаюсь расследованием обстоятельств смерти Жоржа д’Ау, — объяснил мсье Венс. — Вы уверены, что речь идет о самоубийстве?

— Черт возьми! — воскликнул Малез, отложив авторучку. — У этого типа висок прострелен пулей, принадлежащей его собственному револьверу, на оружии нет никаких других отпечатков пальцев, кроме его собственных, к тому же он письменно признался в том, что уходит из жизни добровольно!

— Обнаружены ли следы пороха или ожога вокруг раны?

— Да, как это обычно бывает после выстрела в упор.

— Не было ли разбито окно на первом этаже? Тщательно ли обыскали курительную и спальню?

— Да, но…

— Не исчезли ли спорные ставки, которые позднее должны были стать предметом дележа?

— Это ничего не доказывает. Даже если была совершена кража, то вовсе не обязательно имело место убийство.

— Значит, вы подозреваете кого-то в краже?

— Да, шофера. Он, очевидно, и разбил оконное стекло изнутри, чтобы убедить нас в том, что в комнату проникли с улицы.

— Он не сознался?

— Нет. Это крепкий орешек, который уже разыскивается полицией в Тулоне и Марселе.

— Вам говорили, что все четыре типа, которых в тот вечер принимал у себя д’Ау, в той или иной степени желали его смерти?

— Ну и что? — Малез затянулся трубкой и выпустил облачко дыма, которое поднялось к потолку, словно воздушный шар. — Я, например, желаю, чтобы окочурилась моя теща, но эта баба, как назло, находится в полном здравии!

Когда Малез начинал говорить, не вынимая изо рта трубки, мсье Венс всегда уходил с путаницей в голове:

— So long I, старина! На месте следователя я бы все как следует обмозговал, прежде чем закрывать это дело… Викер у себя?

Вопрос, похоже, удивил Малеза.

— Викер всегда у себя, — ответил он.

Викер, бледный длинноволосый молодой человек в очках, облаченный в белый халат, в течение всего года чахнул под самой крышей в тесной комнатке, украшенной графиками, убранными под стекла манускриптами и образцами почерка прославленных убийц.

Когда мсье Венс вошел, он сличал тексты, вооружившись лупой и отмечая общие черты с помощью тонко заточенного карандаша.

— Добрый день, Викер! Я принес вам кое-что на выходные.

Мсье Венс разложил перед графологом два или три письма, которые отдала ему Катрин.

— Не могли бы вы сравнить письма вот с этой запиской и сказать, подлинная она или нет?

— Стало быть, подлинность писем не вызывает сомнений?

— Никаких.

Вздохнув, Викер сопоставил предложенные ему тексты, направив на них яркий свет мощной лампы.

— Что?.. Опять эта писулька!.. — воскликнул он. — На прошлой неделе я уже дал утвердительный ответ. И все близкие жмурика поступили точно так же.

Даже начальство не могло заставить Викера изъясняться на языке экспертов.

— Не кажется ли вам почерк каким-то нерешительным и дрожащим? — настаивал мсье Венс.

— Нет. Похоже, что этот малый был под мухой.

— Вы не находите, что подпись, напротив, отличается необыкновенной четкостью?

— Нет, — повторил Викер. — Как правило, подпись человека обнаруживает большую твердость, чем любой другой текст. Это обусловлено автоматизмом.

Мсье Венс достал из кармана книгу, взятую им в изголовье усопшего, и положил ее рядом с письмами:

— Однако!.. Будьте добры, изучите это… через лупу!

Викер пожал плечами, не обнаруживая особого желания заняться еще и книгой:

— Если бы это были не вы, мсье Венс!.. Что это за лажа?

— «Записки из Мертвого дома» Достоевского, книга, которую д’Ау читал перед смертью… Точнее, она лежала на его ночном столике… Вы найдете его подпись на форзаце… Неплохой исходный материал для сравнения, а?

— У вас, мсье Венс, опять какая-то идея!

— Да, — признался детектив, — но я оставляю ее при себе. Не хочу влиять на вас.

Когда он ушел, Викер затянул, фальшивя:

Дамочка с брильянтамиЗаигрывает с франтами,Сводит их с ума —Обольстительница…

XI

Вечером того же дня мсье Венс отправился в «Вулкан», ночное кабаре, которое содержал Анжо.

— Привет, Фрамбуаз! — сказал он молодому парню, который помог ему снять пальто. — Фредди здесь?

— С одиннадцати часов, мсье Венс.

Мсье Венс быстро пересек первый зал, где танцовщица в сверхлегком одеянии крутилась колесом под огнем прожекторов.

— Привет, Тридцатка! — бросил он на ходу невысокому человеку, похожему на ласку и одетому в костюм цвета резеды. — Как всегда, на стреме?

«Тридцатка» — это прозвище. Точнее сказать, сокращенный вариант прозвища «Тридцать и сорок».

Тот, кому оно принадлежало, вздрогнул от неожиданности, словно у него за спиной разорвалась петарда, но мсье Венс не остановился. Пройдя вдоль бара, который казался нескончаемым, он повернул к двери, где красовалась выведенная белыми эмалированными буквами надпись «Посторонним вход запрещен».

— Привет, Жоффре! Уже в строю?

Через секунду он вошел в игральный зал, в то время как Тридцатка и Жоффре — здоровенный малый, которому плохо причесанные волосы соломенного цвета придавали вид подпорки для хмеля, в спешном порядке вступали у него за спиной во враждебный сговор.

— Мы еще поговорим с этим типом в укромном местечке! — с ненавистью сказал Жоффре.

И он опять принялся отравлять всех, кто находился поблизости, своей тонкой мексиканской сигарой.

— На вашем месте я бы ставил также на «лошадей», — посоветовал мсье Венс.

Фредди Доло, стоя перед высокими стопками жетонов, кончил выкладывать их на сукне под заинтересованными или завистливыми взглядами других игроков и крупье.

— И на последнюю четверку двадцать луидоров! — объявил он, затем не спеша обернулся и произнес — О! Добрый вечер, комиссар!.. Рекомендую вам ставить на четырнадцать, эта цифра выпадает каждый раз! По крайней мере, выпадала, поскольку неизвестно, как пойдут дела теперь, когда вы здесь!..

— Вы закончили? — спросил мсье Венс. — Мне надо с вами поговорить.

— Почту за честь…

— Двадцать два, черный, четный и пас! — выкрикнули крупье.

— Что я вам говорил! — пробормотал Фредди.

Через пять минут они беседовали под сенью пальмы, растущей в кадке, — единственного дерева в «Вулкане».

— Давайте, комиссар! Заводите свою шарманку! Я настроил свои локаторы…

— Два джина с тоником! — заказал мсье Венс. (Он засек Анжо, который наблюдал за ними издали с отсутствующим видом.) — Прежде всего я хотел бы сообщить вам о том, что виделся с вашим братом Мартеном…

Фредди вздохнул, кончив распихивать по карманам пачки банкнот, полученные им в кассе.

— Я тоже!.. — сказал он. — Недавно ночью, когда выходил от д’Ау. Он начал меня поучать, но я смотался, пока дело не дошло до настоящей трагедии.

Мсье Венс был серьезен.

— Может быть, вам следовало бы его выслушать? — спросил он.

Фредди усмехнулся:

— Ну, нет… Пусть он продает свечки, если это ему нравится — и даже кропила, — но пусть не лезет в мою беспутную жизнь! Мы ведь не супруги! — Он взял стакан и добавил — Din Skol, min skol, alia vaclra frickor skol.[1]

— Malqamme![2] — ответил мсье Венс невозмутимо. — Мне казалось, что вы любите друг друга.

Фредди нервно комкал коробок спичек.

— Когда мы были пацанами — возможно, но даже и тогда!.. Он обзывал меня «хулиганом», а я ею — «ризничим»… А сегодня!.. — Казалось, Фредди набрал в легкие побольше воздуха, словно пловец, собирающийся нырнуть в воду, и продолжил — Сегодня Мартен завидует мне черной завистью, вот в чем дело! Если хорошенько подумать, я бы не удивился…

— Не удивились бы чему?

Фредди опорожнил стакан и сказал:

— Довольно! Это наши дела.

Мсье Венс вяло поаплодировал танцовщице с тамбурином, которая закончила свой номер.

— Вы не оставались в ту ночь с д’Ау наедине? — спросил он.

— Да, — признался Фредди, — но самое большее на полчаса, чтобы уложить его в постель и запереть спорные ставки в ящик стола.

— В котором часу вы его покинули?

Фредди окликнул бармена.

— Да не знаю!.. В половине третьего, в три, что-то в этом роде… Вам лучше спросить у Мартена, который ждал меня на улице!

— А за сколько времени до вас ушли остальные?

— Минут за сорок, может быть, сорок пять…

— Печально! — сказал мсье Венс.

— Почему печально?

Потому что Жорж д’Ау, согласно заключению судебно-медицинского эксперта, умер примерно в это время… и потому что за тридцать — сорок пять минут можно успеть сделать немало…

Фредди как будто осенило:

— Что, по-вашему, надо было вести записи?.. Хотел бы я посмотреть на вас, комиссар, если бы у вас на руках оказался субъект, который принимает носки за шляпу, а кровать — за гондолу!