Артур Дойл - Возвращение Шерлока Холмса. Долина Ужаса (сборник) Страница 8

Громко звякнул звонок, и почти сразу на лестнице раздались тяжелые шаги. В следующую секунду в дверях возник наш старый знакомый Лестрейд. За его спиной маячили двое полицейских в форме.

– Мистер Джон Гектор Макфарлейн? – обратился Лестрейд к молодому человеку.

Лицо нашего невезучего клиента сделалось бледным как полотно. Он медленно встал.

– Вы арестованы за убийство мистера Джонаса Олдейкра из Лоуэр-Норвуда.

Макфарлейн посмотрел на нас глазами, полными отчаяния, и, совершенно сраженный, рухнул на стул.

– Одну минуту, Лестрейд, – сказал Холмс. – Полчаса для вас роли не сыграют, а этот джентльмен как раз собирался рассказать о том, что произошло этой ночью. Это могло бы помочь нам разобраться, что к чему.

– Что тут разбираться, и так все ясно, – решительно произнес Лестрейд.

– И тем не менее, если позволите, я все же хотел бы выслушать его.

– Что ж, мистер Холмс, мне, конечно, трудно вам отказать, – смилостивился инспектор, – вы ведь нам пару раз помогали, так что Скотленд-Ярд, так сказать, перед вами в долгу. Но оставить арестованного с вами наедине я не имею права, поэтому должен сразу предупредить, что все, что он скажет, может быть использовано против него.

– А большего мне и не надо, – очнулся наш клиент. – Все, чего я прошу, – выслушайте меня и поверьте, что все это истинная правда.

Лестрейд посмотрел на часы.

– Даю вам тридцать минут, – сказал он.

– Сначала я должен объяснить, – торопливо заговорил Макфарлейн, – что мистера Джонаса Олдейкра я не знал. Лишь имя его было мне знакомо, и то потому, что когда-то, много лет назад, мои родители его знали, хотя с тех пор их дороги давно разошлись. Когда вчера около трех часов он появился у меня в кабинете в Сохо{26}, я сильно удивился. И удивление мое возросло еще больше, когда он объяснил причину своего визита. В руках он держал несколько исписанных листков, вырванных из записной книжки – вот они – их он и положил передо мной на стол.

«Это мое завещание, – сказал он. – Я бы хотел, чтобы вы, мистер Макфарлейн, оформили его как полагается. Пока вы будете это делать, я посижу у вас».

Я взялся его переписывать, и вообразите себе мое удивление, когда я увидел, что с определенными оговорками он завещал все свое имущество мне. Это был невысокий странноватый человек, энергичный, с треугольным лицом и совершенно белыми ресницами. Когда я посмотрел на него, я увидел, что он не сводит с меня своих внимательных серых глаз. У меня, честно говоря, голова пошла кругом, когда я прочитал условия завещания, но мистер Олдейкр объяснил мне, что он холостяк, что родственников у него, похоже, нет, а в юности он был знаком с моими родителями, а также слышал, что я весьма достойный молодой человек, и поэтому решил, что его деньги попадут в достойные руки. Конечно же, в ответ я смог только пролепетать какие-то слова благодарности, после чего завещание было подписано и заверено моим клерком. Вот оно, на голубой бумаге, эти листки, как я уже объяснял, – черновик. После того как все было закончено, мистер Джонас Олдейкр сказал, что дома у него имеется множество документов (договоры аренды, документы о передаче прав собственности, закладные, ценные бумаги и так далее), с которыми мне обязательно нужно ознакомиться. Он сказал, что не сможет успокоиться, пока все это дело не будет доведено до конца, и попросил меня приехать к нему в Норвуд в тот же вечер с завещанием, чтобы все закончить. «И запомните, мой мальчик: ни слова родителям, – добавил он в конце. – Пусть это будет для них небольшим сюрпризом». Для него, видимо, это было очень важно, потому что он заставил меня дать слово, что я не проболтаюсь. Вы, наверное, понимаете, мистер Холмс, что я в ту минуту готов был сделать все, что бы он ни попросил. Ведь в моих глазах он был благодетелем и единственным моим желанием было угодить ему. Поэтому я послал домой телеграмму, в которой сообщил родителям, что меня задерживают на работе дела и я не знаю, как поздно вернусь. Мистер Олдейкр к тому же пригласил меня к себе на ужин, но сказал, что лучше приехать в девять, потому что сам будет дома не раньше. Правда, я не сразу нашел его дом, поэтому добрался туда на полчаса позже назначенного времени. Когда я вошел…

– Одну минуту! – перебил его Холмс. – Кто открыл вам дверь?

– Женщина средних лет. Наверное, его экономка.

– Надо полагать, она спросила, кто вы?

– Разумеется, – сказал Макфарлейн.

– Продолжайте.

Молодой человек вытер вспотевший лоб и продолжил рассказ:

– Эта женщина провела меня в гостиную, на столе там уже стоял скромный ужин. Когда мы поужинали, мистер Джонас Олдейкр повел меня в свою спальню, где у него был сейф, он его открыл и вытащил целый ворох разных документов, которые мы вместе стали просматривать. Закончили мы где-то между одиннадцатью и двенадцатью. Он сказал, что не хочет беспокоить экономку, поэтому вывел меня через стеклянную дверь в спальне, которая, кстати, все это время была открыта.

– Скажите, а штора в комнате не была опущена? – спросил Холмс.

– Точно не помню, по-моему, была опущена наполовину. Да, вспомнил, он поднял ее, когда раскрывал передо мной дверь. Я тогда еще не мог найти свою трость, но он сказал: «Не переживайте, надеюсь, мы теперь будем с вами часто видеться, так что трость вашу я найду и вы заберете ее, когда приедете в следующий раз». Когда я уходил, сейф оставался открытым, а бумаги были разложены по стопкам на столе. Ехать домой в Блэкхит было уже слишком поздно, поэтому на ночь я снял номер в «Анерли Армз», и о мистере Олдейкре больше ничего не слышал до тех пор, пока сегодня утром не прочитал в газете о том, что случилось ночью.

– Что-нибудь еще хотите спросить, мистер Холмс? – поинтересовался Лестрейд, брови которого за время рассказа пару раз удивленно взлетали вверх.

– Пока я не побываю в Блэкхите, вопросов у меня нет.

– Вы хотели сказать, в Норвуде, – поправил его Лестрейд.

– Ах да, именно это я и хотел сказать, – загадочно улыбнулся Холмс, но инспектор хорошо знал, хотя ни за что бы в этом не признался, что острый как бритва ум моего друга мог проникать в глубины, ему, Лестрейду, недоступные, поэтому, внимательно посмотрев на него, сказал:

– Я бы хотел переброситься с вами парой слов, мистер Холмс. Мистер Макфарлейн, за дверью стоят два моих констебля, внизу ждет экипаж.

Молодой человек с жалким видом поднялся и, бросив на нас последний, умоляющий взгляд, вышел из комнаты. Полицейские увели его вниз, но Лестрейд остался.

Холмс тем временем взял черновики завещания и принялся внимательно их рассматривать.

– Довольно любопытный документ, вы не находите, Лестрейд? – Он бросил их на стол перед инспектором.

Сыщик просмотрел бумаги и удивленно сказал:

– Я тут могу прочитать только несколько первых строчек, вот эти предложения на середине второй страницы и еще парочку в самом конце. Тут почерк почти идеальный. Все остальное написано так, что почти ничего не понятно. В трех местах я вообще ничего разобрать не могу.

– И как вы это объясните? – спросил Холмс.

– А вы?

– Это было написано в поезде. На остановках почерк обычный, во время движения – плохой, а когда вагон переезжает стрелки – вовсе неразборчивый. Опытный эксперт сразу бы указал, что тот, кто писал завещание, ехал в пригородном поезде, поскольку стрелки на железной дороге располагаются так часто только вблизи больших городов. Если предположить, что составление завещания заняло всю дорогу, можно сделать вывод, что это был экспресс, который останавливался только один раз, между Норвудом и Лондон-бриджем.

Лестрейд рассмеялся.

– Извините, Холмс, но, хоть убейте меня, я не понимаю, какое все эти ваши премудрости могут иметь отношение к делу?

– Это подтверждает рассказ молодого человека хотя бы в той степени, что Джонас Олдейкр вчера приезжал к нему с завещанием. Довольно странно, что человек готовит такой важный документ кое-как, в спешке, вы не находите? Это наводит на одну мысль: он не думал, что завещание будет иметь большое значение, поскольку был уверен, что оно не вступит в силу.

– И в то же время тем самым он подписал себе смертный приговор, – заметил Лестрейд.

– Вы так считаете?

– А вы нет?

– Такую возможность нельзя исключать, но мне еще невсе ясно.

– Не все ясно? Да что же тут может быть не ясно? Один юноша вдруг узнает, что, если определенный человек умрет, к нему перейдет состояние. Что же он делает? Он никому ничего не рассказывает, под каким-то предлогом в тот же вечер приезжает к своему клиенту, дожидается, пока единственный посторонний человек в доме ляжет спать, и убивает своего благодетеля в его же спальне. После этого он сжигает его тело и отправляется в ближайшую гостиницу. Пятна крови в комнате и на трости очень мелкие, поэтому вполне вероятно, что он, не заметив их, решил, что никаких следов совершенного им преступления не останется, если избавиться от тела. Следов, которые каким-то образом могли навести полицию на него. Разве это не очевидно?