Кэрол Дуглас - Авантюристка Страница 9

Я, конечно же, опечалилась, что любопытство подруги, свойственное американкам, вызвало столь негативную оценку моих соотечественников, но, увы, была не в силах возразить.

Лишь только открылись голые плечи покойника, меня тоже охватило волнение: а что если и у него на груди сияет татуировка? Значит ли это, что оба утопленника были моряками? Или между их смертями – а может, и жизнями, – существует иная, куда более зловещая связь?

Ирен разочарованно вздохнула. Не удержавшись, я тоже взглянула на несчастного. На его волосатой груди была начертана темная, извилистая буква «S», не менее трех дюймов[17] в длину.

И снова вздох примадонны.

– Ты что же, не рада сей отвратительной находке? – удивилась я.

Я достала блокнот, чтобы подруга перерисовала зловещую метку. Мне не терпелось поскорее записать в дневник все, что с нами происходило, до мельчайших, даже самых неприятных деталей, ведь мои воспоминания не раз сослужили нам добрую службу.

– Мало того, что у него тоже татуировка, – пояснила я. – Ведь это опять буква, и в том же вычурном стиле. Вот оно – доказательство того, что этот бедняга тесно связан с человеком, покоившимся на обеденном столе Брэма Стокера много лет назад. Хотя смысл этой связи мне неподвластен… Ирен?

По просьбе подруги я сама выполнила эскиз, и мы с Годфри тотчас сравнили его с оригиналом. К моему удивлению, получилось очень похоже.

Ирен уже не смотрела на татуировку – и это после всего, через что нам с Годфри пришлось пройти, чтобы она смогла ее увидеть! Нет, на сей раз взор ее был устремлен на лицо покойника – невзрачное, широкое, цвета застиранной скатерти.

– Что там, дорогая? – Годфри подался вперед.

Смотритель закатил глаза и вновь процедил:

– Anglais.

– То, что я вижу, превзошло все мои ожидания, – вымолвила наконец Ирен, отстраняясь от трупа и протягивая мне блокнот. – Черты лица у него не французские, а кельтские, – я так и думала. Но я и не предполагала, что на шее у него синяки. И почему мы не осмотрели покойника из Челси более основательно? Сначала его задушили, а уж затем бросили в реку. Вероятно, самоубийцу из Челси тоже пытались задушить.

– Может, рыбаки слишком сильно сдавили ему шею, – предположил Годфри. – Это, конечно же, более логичное объяснение.

– Да так, что остались синяки? – В голосе подруги звучало сомнение.

Тут она вдруг вспомнила о смотрителе и, покачав головой, промокнула глаза кружевным платком.

– Нет, быть того не может! – запричитала она. – Он совсем не похож на нашего бедного Антуана. – Ее внезапно, как по команде, покрасневшие глаза повернулись ко мне. – Правда ведь, Филиппа? Совсем не похож. Благодарю, месье.

Годфри принялся переводить сию притворную тираду смотрителю, но актерское мастерство Ирен подействовало на того куда сильнее. Он уже готов был вывести нас из склепа.

Мне удалось чуть-чуть задержаться – вечно они про меня забывают; должно быть, всему виной кротость, свойственная выходцам из Шропшира, – и наскоро записать в дневник свежие впечатления. Увидев, что троица приближается к арке, я поспешила за ними.

В полном составе, как и пришли, мы ретировались, оставив покойников в мрачных раздумьях. Прежде чем покинуть морг, я не удержалась и устремила прощальный взгляд на лицо несчастной малышки, пришпиленное, словно бабочка-альбинос, к влажной каменной стене.

Глава шестая

Загадочное письмо мистера Нортона

– Носовой платок, вымоченный в аммиаке! – объявила Ирен. – Старый актерский трюк.

– Теперь понятно, как ты в нужный момент вызываешь слезы. Может, и прячешь их так же? – предположила я. – Итак, что все-таки значат извилистые буквицы?

После ужина мы собрались в гостиной, чтобы взглянуть на эскизы татуировок при свете лампы. Даже взъерошенный Казанова прижался к прутьям клетки, вытянув тощую шею.

– Буквы выведены столь искусно, что могли бы украсить средневековую рукопись, – мило нахмурился Годфри.

– Как жаль, что нельзя было их сфотографировать! – посетовала Ирен. – Нелл могла упустить ту или иную значимую деталь, когда перерисовывала татуировки в блокнот. Может, кто-то намеренно придал им схожесть с буквами, дабы ввести нас в заблуждение.

– Ты хочешь сказать, что суть кроется не в контурах, а в узорах? – Мысль супруги воодушевила Годфри. – Это было бы чертовски умно!

– Может, зеркало? – предложила я.

– Зеркало? – переспросили Нортоны в унисон.

– Возможно, что-то прояснится, если мы посмотрим на них задом наперед.

Схватив эскизы, Ирен и Годфри бросились в вестибюль. Увы, отражения нам тоже ни о чем не говорили.

– С чего вы решили, что в этих символах кроется некий тайный смысл? – поинтересовалась я. – Может, это всего лишь начальные буквы каких-нибудь имен. Скажем, Оливер и Сидни.

– Или их французских эквивалентов – Оливье и Сен-Дени, – подхватил Годфри. – Вполне возможно, что это и не англичане вовсе.

– Как насчет Офелии и Серафимы? – предположила я.

– Прекрасная мысль, Нелл! – Годфри уставился в потолок, обдумывая мои слова. – Подобным способом мужчины часто выражают свое почтение дамам сердца.

Наши предположения, возникающие одно за другим, рассердили примадонну.

– Давайте уже от чего-то отталкиваться, – недовольно промолвила она, передвигая рисунки по зеркалу, словно кусочки мозаики. – Вполне возможно, что это инициалы. Во всяком случае, сейчас это единственное, за что можно зацепиться. – Последовала долгая пауза. – Как же мне надоела эта Франция!

С этими словами Ирен бросила эскизы и кинулась в музыкальную комнату, оставив меня и Годфри у старого зеркала. Вскоре послышались свирепые удары по клавишам, и зазвучала музыка Вагнера.

Пока я подбирала рисунки, Годфри налил бокал хереса. Мы на цыпочках прокрались в музыкальную комнату, оставив без внимания Казанову, верещавшего «Хор пилигримов».

Люцифер, моргая, топтался на домотканом ковре, покачивая недовольной черной мордой: Ирен потревожила его сон, согнав с обтянутого бархатом рояльного табурета.

Под звуки отбиваемых Ирен аккордов Годфри учтиво поставил бокал хереса на фортепиано, снял с камина канделябр и осветил пюпитр с разложенными нотами мелодичной сюиты Шумана. Впрочем, в тот вечер они были неуместны: руки примадонны двигались в такт ее собственным чувствам и воспоминаниям.

Годфри облокотился на инструмент и окинул супругу восторженным взглядом. Я уселась на диван. Конечно, Годфри еще предстоит познать бурный нрав Ирен, но сможет ли он его укротить? За время нашего общения я не раз становилась свидетелем ее артистической вспыльчивости. Мистер Нортон только-только начинал осознавать, что там, где блистает творческий гений, непременно бушуют нетерпение и расстройство.

Я и не заметила, как Ирен успокоилась; постепенно ее игра стала плавной и нежной. Быть может, на примадонну подействовала невозмутимость супруга. Чуть слышно звучали мелодии ласковой сюиты Шумана. Вскоре стихли и они: сделав паузу, Ирен отхлебнула хереса.

– Правда в том, – нарушил Годфри внезапно воцарившуюся тишину, – что мы – гости в чужом краю, и нас преследуют призраки прошлого. Но у нас есть здоровье, богатство и мудрость. Наше положение небезнадежно! У тебя, дорогая Ирен, остались музыка и нераскрытые тайны, которые ты так любишь. Много ли найдется женщин в Париже, видевших, как из Сены достают мертвеца? Что касается тебя, дорогая Пенелопа…

Я удивилась, услышав свое имя, потому что привыкла наблюдать за Нортонами исключительно со стороны.

– Ты, дорогая Пенелопа, – продолжил он, – фиксируешь в своем блокноте все, что происходит вокруг, и умеешь смотреть на вещи глазами других. И даже я продолжаю заниматься своим делом. Жизнь непредсказуема. В начале недели я перенаправил в Лондон одно дело, связанное с завещанием. Досадно, но я не смог порекомендовать месье ле Виллару никого, кто превосходил бы Шерлока Холмса с Бейкер-стрит…

Ирен вскочила, ударившись локтем о рояль:

– Годфри, быть того не может! Ты действительно направил кого-то к Шерлоку Холмсу?

– Не кого-то, дорогая моя. Франсуа ле Виллар – выдающийся французский сыщик. Я счел, что ему не помешает ознакомиться с методами мистера Холмса. Ты все равно уже не работаешь в Лондоне. Не станешь же ты обижаться, что я лишил тебя потенциального клиента.

– О, Годфри! Как ты мог? Ты неисправим! Почему ты не посоветовался со мной?

Буря стихла, едва начавшись. Подруга засмеялась и вновь опустилась на рояльный табурет, к большому неудовольствию Люцифера: решив, что свято место пусто не бывает, хитрец не преминул воспользоваться временным отсутствием хозяйки и теперь был вынужден спасаться бегством.

– Дело это – сущий пустяк, – продолжил Годфри. – К тому же весьма любопытно, что предпримет Холмс, ведь сам я не вправе надолго отлучаться в Лондон. Видишь, жизнь идет своим чередом, вопреки всем препонам и даже самой судьбе. Готов поставить свою долю от Бриллиантового пояса на то, что ты разгадаешь смысл татуировок и странных смертей их обладателей.