Жорж Сименон - Кабачок нью-фаундлендцев Страница 9

— Теперь вы, сударыня. Я спрашивал, что вы делали на борту траулера.

— Ничего особенного. Сопровождала своего любовника.

— Капитана Фаллю?

— Да, капитана. Я, так сказать, с ним уже с ноября. Мы встретились в Гавре, в кафе. Он влюбился. Приезжал ко мне два-три раза в неделю. Вначале я даже приняла его за маньяка, потому что он ничего от меня не требовал. Но нет, он влюбился по-настоящему, все поставил на карту. Снял мне хорошенькую меблированную комнату, и я поняла, что если умело взяться, он в конце концов женится на мне. Моряки хотя и не купаются в золоте, зато ведут правильную жизнь, а потом получают пенсию.

— Вы никогда не приезжали с ним в Фекан?

— Нет, он запрещал мне это. Сам приезжал в Гавр. Приключений у него было в жизни вряд ли много, потому что в пятьдесят лет он был робок с женщинами, как школьник.

— Простите, в то время вы уже были любовницей Гастона Бюзье?

— Ясное дело! Но я сказала Фаллю, что Гастон мой брат.

— Я работал! — запротестовал Бюзье.

— Знаем мы, как вы работали! Каждую субботу после обеда. Ну а кто это придумал — взять вас на борт?

— Фаллю. При мысли о том, что он оставит меня одну на все время рейса, он сходил с ума. С другой стороны, трусил, потому что существуют строгие правила, а это был такой человек, который ни на шаг не отступает от правил. Он колебался до последней минуты. Потом все-таки приехал за мной. Привел меня к себе в каюту в ночь перед отплытием. Меня это забавляло: все-таки что-то новое! Но если бы я знала, что это такое, я сразу отказалась бы.

— А Бюзье не протестовал?

— Он колебался. Понимаете? Старику не следовало противоречить. Он обещал сразу же после этого рейса уйти в отставку и жениться на мне. Но хорошенькую жизнь он мне приготовил. Целый день взаперти, в каюте, где воняет рыбой. Да еще, когда кто-нибудь входил, я должна была прятаться под койку. Едва мы вышли в море, как Фаллю уже начал жалеть, что взял меня с собой. Мне еще никогда не приходилось видеть, чтобы человек так нервничал. Десять раз в день он подходил к двери и проверял, хорошо ли она заперта. Стоило мне сказать хоть слово, он заставлял меня молчать из боязни, что кто-нибудь услышит. Он был раздражителен, угрюм. Иногда подолгу смотрел на меня, словно у него появлялось искушение покончить со мной, выбросив меня за борт.

Голос у нее был крикливый. Говоря, она жестикулировала.

— Кроме того, он становился все ревнивее. Расспрашивал меня о моем прошлом. Пытался узнать… По три дня не разговаривал, следил за мной, словно я ему враг. Потом вдруг его опять разбирала страсть. Были минуты, когда я его просто боялась.

— Кто из экипажа видел вас на борту?

— Это была четвертая ночь. Мне захотелось подышать воздухом на палубе. Надоело сидеть взаперти. Фаллю пошел проверить, нет ли кого на палубе. Он позволил мне пройтись, — всего пять шагов назад, пять вперед. Но ему пришлось на минутку подняться на мостик, тут ко мне подошел радист и заговорил со мной. Он был отчаянно смущен и заметно взволнован. На следующий день ему удалось пробраться ко мне в каюту.

— Фаллю его видел?

— По-моему, нет. Он мне ничего не сказал.

— Вы стали любовницей Ле Кленша?

Она не ответила. Гастон Бюзье усмехнулся.

— Да уж признавайся! — злобно бросил он.

— Разве я не свободна? А ты что, обходился без женщин, пока меня не было? А малютка с «Виллы цветов»? А фото, которое я нашла у тебя в кармане?

Мегрэ оставался серьезен, как авгур.

— Я вас спрашиваю, стали вы любовницей радиста?

— А я вам отвечаю: не ваше дело! Адель вызывающе смотрела на него, улыбаясь влажными губами. Она знала, что нравится мужчинам.

— Главный механик тоже видел вас?

— Что он вам наговорил?

— Ничего. Я просто подвожу итог. Капитан прятал вас у себя в каюте. Пьер Ле Кленш и главный механик по очереди тайком навещали вас там. Фаллю это заметил?

— Нет.

— А все-таки у него были подозрения, он бродил вокруг вас и оставлял вас одну только тогда, когда это было совершенно необходимо.

— Откуда вы знаете?

— Он по-прежнему говорил, что женится на вас?

— Не помню.

И Мегрэ представил себе траулер, кочегаров в трюмах, матросов, скученных на полубаке, радиорубку и на корме каюту капитана с приподнятой койкой.

Рейс продолжался три месяца.

И все это время трое мужчин бродили вокруг каюты, где была заперта женщина.

— Ну и глупость же я сотворила! — снова заговорила она. — Надо всегда остерегаться робких мужчин, которые уверяют, что хотят на вас жениться.

— Если бы ты меня послушала… — вставил Гастон Бюзье.

— Да заткнись ты! Знаю я, в каком бы доме сейчас находилась, если бы тебя слушала! Не хочу говорить плохого о Фаллю — он умер. Но все-таки был чокнутый. Воображал себе бог знает что. Считал, что обесчещен хотя бы уж потому, что нарушил правила. С ним становилось все труднее и труднее. Неделю спустя он уже не разжимал зубы, разве чтобы устроить мне сцену. Или спросить, не входил ли кто в каюту. Особенно он ревновал к Ле Кленшу. Он говорил:

— Тебе это понравилось бы, а? Человек-то молодой! Признайся, если бы он зашел в мое отсутствие, ты бы его не оттолкнула! — И хихикал так, что меня просто мутило.

— Сколько раз приходил к вам Ле Кленш? — медленно спросил Мегрэ.

— Придется сказать. Один раз, на четвертый день. Я даже не могла бы объяснить, как это случилось. Потом это стало уже невозможно: Фаллю слишком усердно за мной следил.

— А механик?

— Никогда! Он пытался. Приходил, глядел на меня через иллюминатор. И бледнел как полотно. По-вашему, это можно назвать жизнью? Я была точно зверь в клетке. Во время качки мне становилось плохо, и Фаллю даже не ухаживал за мной. Он целыми неделями до меня не дотрагивался. Потом на него опять накатывало.

Гастон Бюзье закурил сигарету. Презрительная гримаса не сходила с его лица.

— Заметьте, господин комиссар, я здесь ни при чем. Я в это время работал.

— Ты уж помолчи, — оборвала его Адель.

— Что произошло, когда вы вернулись? Фаллю говорил вам о своем намерении покончить самоубийством?

— Он? Ровно ничего не говорил. Когда мы пришли в порт, он уже две недели как со мной не разговаривал. Целыми днями смотрел в пространство. Я даже решила бросить его. С меня уже было довольно, понимаете? Я лучше с голоду помру, но свободной. Я услышала, что мы подходим к набережной. Фаллю вошел в каюту и сказал мне всего несколько слов: «Подождите, пока я не приду за вами».

— Простите, разве он не был с вами на «ты»?

— Под конец уже нет.

— Продолжайте.

— Да больше и нечего рассказывать. Вернее, остальное рассказал мне Гастон: он был на набережной.

— Говорите, — скомандовал Мегрэ, обращаясь к Гастону.

— Как она сказала, я был на набережной. Видел, как матросы входили в кафе. Я ждал Адель. Было темно. Но вот капитан сошел на берег, один. На набережной стояли вагоны. Он сделал несколько шагов, и тут кто-то бросился на него. Что произошло, точно не знаю, но я услышал всплеск, как будто в воду упало чье-то тело.

— Вы не узнали бы этого человека?

— Нет. Было совсем темно, и потом мне почти нищего не было видно — вагоны мешали.

— В каком направлении он скрылся?

— По-моему, пошел по набережной.

— А вы не заметили радиста?

— Я его не знаю. Я ведь его никогда не видел.

— Ну, а вы как сошли с корабля? — обратился к Адели комиссар.

— Кто-то открыл дверь каюты, где я была заперта. Это оказался Ле Кленш. Он велел мне: «Бегите быстрей!»

— И все?

— Я хотела расспросить его. Я слышала, как люди бежали по набережной, и видела лодку с фонарем, плывшую в гавани. «Бегите!» — повторил он и вытолкнул меня на мостик. Все смотрели в другую сторону. На меня никто не обратил внимания. Я заподозрила, что случилось что-то плохое, и решила, что лучше уйти. Гастон стоял немного дальше и ждал меня.

— Что вы делали потом?

— Гастон был бледен как полотно. Потом мы пили ром в разных бистро. Переночевали в гостинице «Железная дорога». На следующий день во всех газетах говорилось о смерти Фаллю. Тогда мы сразу на всякий случай удрали в Гавр: мы не хотели быть замешанными в эту историю.

— А все-таки она не удержалась: приехала сюда и болтается здесь, — отчеканил любовник Адели. — Не знаю, из-за радиста или…

— Ну, хватит! Конечно, меня интересовала эта история. И вот мы три раза приезжали в Фекан. Чтобы не очень бросаться в глаза, ночевали в Ипоре.

— Главного механика больше не видели?

— Откуда вы знаете? Видела один раз, в Ипоре. Он так посмотрел на меня, что я даже испугалась. Некоторое время он шел за мной следом.

— А почему вы сейчас ссорились с любовником? Она пожала плечами:

— Почему? А вы разве не поняли? Он убежден, что я влюблена в Ле Кленша, что радист стал убийцей из-за меня и так далее. Он устраивал мне скандалы. А с меня хватит. Довольно уж я хлебнула горя на этом проклятом траулере.

— А все-таки, когда на террасе я показал вам ваше фото…