Смертельный дубль - Стаут Рекс Страница 9

Сзади донесся настойчивый бас Дэна:

— Что такое? За нами гонятся?

— Нет. Мы поймаем птичку, десять миллионов против одного!

— Но вы поворачиваете на юг! — крикнула Нэнси прямо Фоксу в ухо. — Я не… Куда мы едем?

— Едем работать, мисс Грант! Едем в Нью-Йорк, чтобы найти кого-нибудь, кто знаком с Диком Барри.

Через два часа Дэн и Нэнси сидели за столиком в углу огромного зала с кондиционером на Мэдисон-авеню возле Шестидесятой улицы. Нэнси пила оранжад, а Дэн заканчивал прохладительный напиток с мороженым под названием «Поплавок на гребне волны».

Дэн уговаривал девушку не волноваться.

— Да разыщет он его, вот увидишь. Из-под земли достанет. И насчет дяди не беспокойся. Все образуется.

Если уж тебе так хочется поволноваться, волнуйся из-за меня. Ведь я не даю тебе заснуть, вот моя миссия… Ага, вон он опять идет. Нашли его, Тек?

Текумсе Фокс подошел к столику и покачал головой.

— Нет еще. Ты дождешься, Дэн, что в один прекрасный день у тебя схватит живот, — сказал он, кивая на прохладительные напитки и мороженое. — Поехали.

Спустя еще два часа Дэн и Нэнси сидели друг против друга в отдельной кабинке ресторана-гриль с фонтаном в отеле «Черчилль». Она потягивала охлажденный ананасовый сок, он трудился над «Земляничным блаженством».

Ты совершенно не права, — убежденно говорил Дэн. — Самый подходящий возраст для мужчины, чтобы жениться, это где-то от пятидесяти до пятидесяти пяти лет. Я могу назвать тебе с десяток серьезных причин, но не стану делать этого сейчас, потому что ты почти засыпаешь и не сможешь их по достоинству оценить.

К тому же ты слишком молода. Я собираюсь жениться лет через пятнадцать. Скажем, женился бы я в двадцать пять. Что бы со мной сейчас было? Я знаю одного парня, его фамилия Покорни, так вот он как-то сказал…

Опять возвращается, смотри. Ну что, нашли его, Тек?

— Нет, — ответил Фокс. — Пошли.

Опустились летние сумерки. Дэн и Нэнси расположились за столиком на высокой террасе «Эскимо-Виллидж» — в нью-йоркском «Уорлдз-Фэйер». Перед Дэном медленно таял «Сладкий айсберг», превращаясь во «вчерашний снег»; Нэнси охлаждала свои пальчики о стакан чая со льдом и лимоном.

Дэн хмыкнул.

— Если тебе это ничего, то и я выдержу, — объявил он.

Нэнси с удивлением взглянула на него.

— Выдержишь что?

— Ладно, ладно, — пробурчал он. — Голову даю на отсечение, ни за что не угадаешь.

— Слишком жарко, и я очень устала для того, чтобы отгадывать. Все это вообще представляется мне совершенно сумасбродной затеей. Прославленный Текумсе Фокс несколько часов подряд таскает нас за собой и прочесывает пять районов города, стараясь разыскать болтуна, который рассказывает байки по радио. У меня нет никакой охоты отгадывать.

— Ладно. Повторяю: если ты в состоянии это терпеть, то и я тоже смогу…

Нэнси махнула рукой с усталым раздражением.

— Что терпеть? — опять повторила она свой вопрос. — О чем ты вообще говоришь?

— Я говорю о том вон верблюде за столиком у колонны, который глаз с тебя не сводит.

— А-а… — Нэнси бросила косой взгляд в сторону колонны. — Я его не заметила.

— Прямо не заметила.

— Да, не заметила. А если бы и заметила? — Она еще раз взглянула в ту сторону. — В чем он провинился?

— Я не говорю, что он провинился. Но раз ты спрашиваешь, посмотри на снаряжение, которое лежит на стуле рядом с ним. Похоже, профессионал. Если ты все же не прочь угадать, то могла бы сказать, что это фоторепортер какой-то газеты.

— Ну и что, если репортер?

— Так ведь ты же сегодняшняя сенсация, не так ли?

— Но… но он… — явно встревожилась Нэнси. — Он ведь не может об этом знать.

— Отчего же, может, если читает бульварные газетки и имеет хороший глаз и нюх. — Дэн мрачно склонился над лужицей, оставшейся от его «Сладкого айсберга». — Допускаю, что ты могла не заметить, как он на тебя глазеет. Естественно, ты к этому привыкла. На тебя полные залы народу глазеют. Это же твоя работа — надевать всякие платья и вышагивать взад-вперед, чтобы люди могли посмотреть на тебя. Ты прекрасно понимаешь, что у тебя и лицо, и фигура взглядогеничные, поэтому ты и…

— Взглядогеничные? Что это значит?

— «Геничный» означает «порождающий», «вызывающий». Следовательно, «взглядогеничный» — это «вызывающий взгляды».

— То есть ты хочешь сказать, что мое лицо и фигура притягивают взгляды?

— Именно так.

— Мисс Грант!

Разговор отвлек внимание Дэна и Нэнси от «верблюда» за столиком у колонны, поэтому они не заметили его ловких и проворных действий с камерой. Теперь, когда он неожиданно выкрикнул ее имя, оба повернулись, обратив к нему лица, и одновременно моргнули, ослепленные светом вспышки. Но Дэн, еще не успев открыть глаза, уже прыгнул вперед, и теперь моргать пришлось «верблюду»: кулак Дэна угодил ему в челюсть и опрокинул навзничь между столов и стульев, а камера полетела по полу. Поднялись крик и суета, в зал стремительно выбежали официанты.

Над всем этим вдруг прозвучал властный голос:

— Могу я спросить, что все это значит?

Повернувшись, Дэн сердито посмотрел на Текумсе Фокса и покачал головой:

— Думаю, у меня все же схватило живот.

— Надеюсь, что живот. — Фокс взял Нэнси за руку. — Идемте отсюда.

Дэн двинулся за ними с видом человека, которого можно остановить лишь с большим трудом и ценой громадных усилий. Поэтому никто даже не предпринял такой попытки.

В понедельник в одиннадцать часов вечера Нэнси Грант крепко спала в комнате на втором этаже в доме Фокса. Крепкий сон отчасти объяснялся здоровой и цветущей молодостью, отчасти крайней усталостью и отчасти таблеткой, которую миссис Тримбл растворила для нее в стакане воды. Присутствие Нэнси в доме Фокса было вызвано тем фактом, что дом этот находился значительно ближе к Уайт-Плейнс, чем маленькая квартирка в Нью-Йорке, которую она делила с девушкой, тоже работавшей в фирменном магазине «Хартлспун». Дядя Энди спал — или, может быть, не спал — где-то в Уайт-Плейнс, где именно, она не знала. Его задержали в качестве важного свидетеля, и освобождение под залог пришлось отложить до утра, несмотря на уже выдранные Натом Коллинзом пух и перья. Если Энди предъявят обвинение в убийстве, что представлялось вполне возможным, то об освобождении не может быть и речи. Но Нэнси все же спала в силу трех указанных выше причин.

Внизу, в большой комнате, забитой вещами, собралось человек пять. Дэн Пейви и покусанный пчелами мужчина играли в триктрак; невзрачный молодой человек и мужчина с короткой шеей и длинными седыми усами спорили, склонясь над кроссвордом; Текумсе Фокс играл на гитаре дуэтом с черноволосым маленьким итальянцем. Но в десять пятьдесят восемь Фокс отложил гитару, включил радио, нашел нужную программу и отрегулировал громкость. Бойкий мужской голос заговорил: «…Представлюсь сам, потому что в прошлый раз диктор по ошибке назвал меня Дюбарри, и мне пришлось полчаса говорить фальцетом, но, мало того, я еще вынужден был делать это на французском, чего не умею без музыки. Итак, вас приветствует Дик Барри…»

Невзрачный молодой человек бросил:

— Вот уж не предполагал, что любопытство заставит вас пасть так низко.

Ответа он не получил. Фокс сидел неподвижно в течение следующих десяти минут.

«…Я находился в вестибюле отеля „Черчилль“, а по нему расхаживал коридорный и беспрестанно повторял:

«Вызывают Дика Барри, вызывают Дика Барри, вызывают Дика Барри…» Я возьми и брякни ему по привычке:

«Ставь пузырь, и путь к моему сердцу откроется…»

Невзрачный юноша поднялся и вышел из комнаты, Фокс посидел еще десять минут.

«…А теперь новости на завтра и на будущую неделю.

Тем, кто не верит, я предлагаю: подождите и, когда произойдет то, что я сейчас предскажу, вы сами увидите, ошибаюсь ли я! Большое жюри Бруклина на основании обвинительного приговора предаст суду человека, который носит косой пробор, ужинает в клубе «Фламинго» и откликается на имя Лесли или просто Лес.