Татьяна Полякова - Интим не предлагать

Татьяна ПОЛЯКОВА

ИНТИМ НЕ ПРЕДЛАГАТЬ

* * *

Он стоял передо мной, уставясь в пол, переминался с ноги на ногу и громко сопел, пытаясь таким образом выразить свое негодование по поводу затянувшегося допроса.

— Ну и?.. — вздохнув, спросила я. Он поскреб затылок, поддал кроссовкой угол коврика, склонил голову ниже и засопел еще выразительнее. — Так, — удовлетворенно кивнула я, медленно наливаясь краской. Само собой, удовлетворение относилось не к тому факту, что Сенька молчит как рыба, намекая на свое присутствие лишь выдающимся сопением, а к тому, что я в очередной раз оказалась права: педагог из меня никудышный и со стороны сестры было чистым безумием попросить меня присмотреть за ее единственным и чересчур любимым чадом. Десять дней назад именно эту мысль я пыталась довести до ее сознания, когда она, позвонив часа в два ночи, с места в карьер заявила:

— Дарья, мы уезжаем.

— Свинство какое, — чуть не плача ответила я. — Я только что уснула, и вот пожалуйста.

— Не ворчи, — отмахнулась Машка, которая была на тринадцать лет старше меня и по этой самой причине верила, что совершенно необязательно считаться с моим мнением. — Ты слышала, что я сказала?

— Конечно. — Я потерла глаза и устроилась в постели поудобнее, зная склонность сестры к долгим телефонным разговорам.

— Ну и что?

— Что? — удивилась я.

— Мы уезжаем, — начала свирепеть Машка. — А ты даже не спросишь куда.

— Слушай, два часа ночи, чего ты от меня хочешь? Ну куда?..

— Мы едем на раскопки. В пустыню…

— Тоже мне новость. — Теперь я начала злиться: сестра у меня археолог, так же как и ее муж, и в этой самой пустыне они сидят безвылазно по девять месяцев в году, окончательно свихнувшись на черепках, костях, неолите и прочей совершенно недоступной моему пониманию ерунде. Впрочем, крамольных мыслей в присутствии сестры я никогда не высказываю. — Слушай, Машка, — жалобно начала я. — Вали в свою пустыню и позвони мне оттуда днем, а? У меня нормальный биологический цикл, ночью я сплю, хоть ты можешь мне и не поверить…

— Помолчи немного, — прервала сестра мои излияния. — Мы уезжаем через два дня. А у Сеньки каникулы. Что ему делать в пустыне?

По моему мнению, там и Машке делать было нечего, а уж ребенку тем более.

— Отправь его к бабушке, — понемногу приходя в себя, посоветовала я.

— Ты же знаешь, Марина Васильевна недавно перенесла операцию, ей нужен покой…

Тут до меня наконец-то дошло: Машкина свекровь поправляется после операции, другой близкой родни у нас не наблюдается, выходит…

— Э-э, — начала я не совсем уверенно. — Ты хочешь, чтобы я взяла Сеньку к себе?

— Конечно. На два месяца. У тебя же отпуск. Вот и отдохнете.

Вообще-то я планировала провести отпуск иначе.

— Слушай, а кто всегда считал, что мне нельзя доверять ребенка, что я его испорчу, все такое…

— Я и сейчас так считаю, но у меня нет выбора. В общем, я купила билет. Сенька приедет в среду, в 15.20. Обязательно встреть его, он непременно наберет груду всякого дурацкого барахла.

— Хорошо, — покорно сказала я. — Только потом никаких претензий. Я плохой педагог, и тебе это доподлинно известно, я не умею воспитывать детей, особенно твоего Сеньку, а если и воспитываю, то не правильно.

— Воспитывай как умеешь, домой вернется, и будем перевоспитывать. Значит, в среду, в 15.20. Не забудь.

В среду я, изнывая от жары, томилась на вокзале, приехав туда где-то в половине третьего, автобус запаздывал, и я битый час торчала на солнцепеке. Видавший виды «Икарус» наконец возник из-за поворота, остановился, странно дернулся, а я подумала: «3а сорокаминутное опоздание грех на него обижаться. Скорее удивляет, как эта развалина вообще смогла преодолеть четыреста километров». Дверь открылась, появились пассажиры, а я принялась высматривать Сеньку. Голова его тут же возникла в третьем окне, он улыбался и махал мне рукой. Я тоже замахала руками, неизвестно чему радуясь, а через пару минут любимый племянник оказался в моих объятиях.

— Рада, что я приехал? — спросил он, излучая довольство.

— Еще как, — ответила я.

— Меня на все каникулы отправили. До тридцатого августа. Здорово, правда?

— Я счастлива.

— А у тебя когда отпуск?

— С пятнадцатого июля.

— Класс, на рыбалку поедем, на Волгу, как в позапрошлом году? А еще можно в поход на великах…

— Можно, — согласилась я. То, что меня ожидает чрезвычайно активный отдых, сомнений не вызывало. Болтая таким образом, мы извлекали из багажного отделения сумки, я насчитала их восемь штук. — Что это такое? — удивилась я, когда Сенькино добро было выгружено и заняло все свободное пространство вокруг нас.

— Вещи, — пожал плечами племянник.

— Вижу, что вещи. В твоем возрасте я путешествовала налегке. И как, скажи на милость, мы допрем все это до машины?

На счастье, стоянка была недалеко, навьюченные, как верблюды, короткими перебежками мы добрались до нее и погрузили вещи в багажник.

— Дарья, — ликовал Сенька, — я так рад, что приехал к тебе…

Ну а теперь он вовсе не улыбался, а усердно сопел, не оставляя ковер в покое, ковырял его кроссовкой и томился под моим горящим взглядом.

— Объяснять ты ничего не хочешь, — кивнула я. — Я, со своей стороны, не желаю видеть племянника инвалидом, а дело, судя по всему, идет к этому. Остается одно: дать телеграмму твоим родителям…

— Не надо, — торопливо сказал он.

— Надо, надо, ты почти калека, а я даже не знаю, в чем дело…

— Никакой я не калека, чего ты выдумываешь? — Сенька коснулся пальцами синяка под левым глазом прямо-таки выдающихся размеров и добавил:

— Обычное дело…

В принципе, я была с ним согласна: синяк для четырнадцатилетнего мальчишки и в самом деле не бог весть что, да вот беда, его правый глаз украшал точно такой же синяк, приобретенный вчера, и тоже по обычному делу. Так как у Сеньки, как у всех нормальных людей, только два глаза, мне оставалось только гадать, в каком виде он появится завтра.

— Вчера ты неудачно упал с велосипеда, — добавив в голос суровости, напомнила я. — Упал с велосипеда и заработал синяк под глазом. Я не учинила тебе допрос с пристрастием, хотя сама, падая с велосипеда, обдирала коленки или лоб, на худой конец. Но сегодня тебе все же придется объяснить, почему ты так упорно падаешь с велосипеда, и все на глаза.

— Это мое личное дело, — пробормотал он.

— Извини, теперь уже нет. Я за тебя отвечаю. Если бы твоя мать видела тебя сейчас, с ней бы случился нервный припадок. Отправляя тебя ко мне, она рассчитывала, что здесь ты по крайней мере в безопасности. И что?

— Что? — Теперь он вздохнул со всхлипом, опустил готечи и принял самый что ни на есть покаянный вид.

— Ничего. Завтра же с первым автобусом к бабушке, а там к родителям в пустыню. В пустыне драться будет не с кем, на то она и пустыня.

— Я за правое дело, — торопливо сказал он.

— Само собой, — кивнула я. — А что за дело такое?

Он еще немного помялся, но все же ответил:

— Он фотографию отобрал. И не отдает.

— Фотографию? — не сразу дошло до меня. — Какую?

— Анину…

Аня — это, между прочим, Сенькина девушка. Он, как истинный влюбленный, носил ее фото с собой в одном чехле с проездным билетом.

— Зачем кому-то ее фотография? — нахмурилась я.

— Незачем, просто из вредности. Я ее Петьке показывал, а этот гад подошел и выхватил. Я говорю, отдай, а он всякие гадости… Я ему и врезал.

— А он тебе, — подсказала я.

— Между прочим, их было трое, а я один…

— Почему один, а Петька?

— Петька удрал. Испугался.

— Вот так друг. А на труса вроде бы не похож.

— Петька не трус, он испугался, Упыря все боятся. И я боюсь, но ты сама всегда говоришь: со злом надо бороться и всяким гадам спуску не давать. А Упырь самый настоящий гад и есть.

«Вот уж что верно, то верно».

— Да где ж вас черт свел? — не очень педагогично рявкнула я. — Ведь Упырь к нам во двор не ходит.

— В парке. Мы с Петькой в тир пошли пострелять, а потом за мороженым. Сидели на скамейке, а эти сзади подошли. Упырь фотографию у Петьки вырвал… у меня бы не вырвал.

— Ясно, — пробормотала я. — А сегодня вы где встретились?

— Мы не встретились. Я сам к нему в парк ходил, чтоб фотографию вернуть.

— Вернул?

— Нет. Ну ничего…

— Завтра опять пойдешь? — кашлянув, спросила я, пытаясь скрыть чувство глубокого неудовлетворения, всецело заполнившего мою душу.

— Пойду, — буркнул Сенька упрямо.

— Может, он уже разорвал ее?

— Нет. Он мне ее показывал. Дразнит…

— Ага, — только и нашла я что сказать, косясь на Сеньку.

Племянника родители воспитывали правильно, всяким гадам в самом деле спуску давать нельзя, но теперь я этому обстоятельству была совсем не рада. Дело в том, что в нашем районе Упырь — личность известная. Парню семнадцать лет, школу давно бросил, родителям до него никакого дела. Собрал вокруг себя ребятишек лет пятнадцати и целыми днями шатается по улицам. Вечерами многие родители были вынуждены встречать своих деток, если их путь лежал через парк (обычное место дислокации Упыря с компанией), да и взрослые без особой нужды в парке появляться не решались. И вот теперь эта шпана прицепилась к моему Сеньке. Сама по себе ситуация не из приятных, а тут еще правильное воспитание: сиди племянник во дворе, глядишь, Упырь оставил бы его в покое, наш двор его не жаловал, и он его тоже, но ведь Сенька сам на рожон лезет… Ну надо же… А до моего отпуска еще целая неделя, за это время мальчишку и в самом деле без ног оставят.