Виктор Галданов - Аптечное дело Страница 11

— С тобой, деточка, я готов вынести что угодно.

— Только держите себя в руках. Стойте на прямых ногах, — звучным голосом скомандовала она. — Сосредоточьтесь и напрягитесь. Можете закрыть глаза…

— Как хотите, душечка, — промурлыкал я, чувствуя, что еще вот-вот и потеряю голову.

Но она одним уверенным и быстрым движением расстегнула мне ширинку и достала то, что стремилось к ней, как мушка на мед, выставив неуемное красное рыльце.

— О, сколько в тебе энергии, — прошептала она, поглаживая ствол. — Она буквально рвется из тебя! Поделись еюсо мной! Подпитай меня! Дай мне частицу твоей сущности!

Я бы с удовольствием дал ей все это и того больше, и подпитал бы ее и справа, и слева, и спереди, и сзади, но ее пальчики были столь нежны, так резво двигались по самому чувствительному органу моего тела движениями поступательными, вращательными и подергивающими, что я разрядился моментально, стоило ей на мгновение прижаться ко мне всем телом.

— Вот видите, как хорошо, — произнесла она негромко. — В том-то и состоит прелесть психофизиологической секвенции что она объединяет людей, осуществляет взаимный обмен энергетическими полями и способствует переброске тантрической кармы.

С этими словами она послала мне воздушный поцелуй и скрылась в дверях ванной комнаты.

Я поправил брюки, сел, закурил и устало подумал, что вся эта нынешняя молодежь немного свихнулась на эзотерике. В наше время девчонки ее возраста были не в пример проще и понятнее. Во всяком случае, предсказуемее, это уж точно.

Явилась она, уже по самые пятки закутанная в шелковый японский халатик с драконами, и предложила мне чашечку чая. Я отказался.

— Спустимся ко мне в номер, я угощу вас чем-нибудь, — предложил я и написал на салфетке: «Уверен, что у тебя в номере есть уши».

Она согласно кивнула, быстренько переоделась, и мы спустились. Я подождал, пока девушка удобно устроится на диване, затем сказал без всяких предисловий:

— Я только что разговаривал с Зиганшиным.

Вероника открыла рот. Она была так изумлена, что некоторое время никак не могла его закрыть. Я раскурил сигарету, ожидая, пока девушка не оправится. Наконец она вымолвила:

— К-к-как?

— Вскрыл парадную дверь его дома и проник внутрь. Конечно, это не совсем в рамках закона, зато не пришлось тратить время на хождение по бесконечным коридорам. — Я усмехнулся собственной наглости и, не меняя выражения лица, прямо сказал: — Зиганшин говорит, что ваш отец чокнутый болтун.

Я смотрел прямо в глаза Веронике и видел, как возмущение и гнев сменили на ее лице выражение простодушного удивления.

— Я уже сказала вам — он никогда не видел изобретенного отцом лекарства в действии. Он не осмеливается этого сделать, понимая, что тогда будет значить отцовское изобретение для инсулиновой промышленности.

— Он сказал, что поручил своим подчиненным заняться этим делом.

— Его подчиненные! — фыркнула Вероника. — Да это просто марионетки! Им лишь бы отсидеть на работе. Отец даже разговаривать с ними не стал после того, как они потребовали формулу вещества, даже не увидев технологии его производства. Конечно, отец не самый тактичный человек в мире. С самого начала он подозревал людей Зиганшина в нечистой игре и не стал с ними церемониться, когда они приехали в Усмановск. Он просто выгнал их из лаборатории.

— С другой стороны, Зиганшин пообещал выслушать вас.

Девушка уже не была так потрясена, как сначала, глаза ее вновь расширились..

— Он вам так и сказал?

— Да. Встреча возможна через пару дней. Как только он вернется из поездки, в которую рванет завтра.

Вероника шумно вздохнула:

— Вы думаете, он сдержит слово?

— Возможно. Он ведь не обязан был этого говорить. Он мог бы поднять шум, вызвать милицию, мог бы, в конце концов, сразу же послать меня к черту. Но он даже не попытался.

Девушка поставила стакан на столик. Губы ее дрожали, и голос звучал неуверенно:

— Не знаю, что сказать. Вы просто великолепны. Вы так много сделали, и сделали так, что все кажется очень простым. Я чувствую себя просто глупо. Не знаю, то ли мне расплакаться, то ли расцеловать вас, я просто не могу поверить!

Я понимающе кивнул:

— Подробности вас не касаются.

— Что же вы сделали такого, чтобы убедить Зиганшина?

— Очень мало. Все оказалось несложно.

— Но почему же он согласился встретиться со мной?

— Знать бы! Возможно, он побоялся того шума, который я могу поднять. Впрочем, он не похож на человека, которого легко испугать. Может быть, он подумал, что у меня есть какой-то компромат на него. Или он очень хитрый и коварный тип и просто тянет время, чтобы потом нанести удар. Может, у него есть хозяева и он должен получишь распоряжения от босса, который ему платит. Не исключено, что ему просто захотелось разыграть всемогущего доброго повелителя и сделать некий эксцентричный жест, который удовлетворит его собственное самолюбие. Одновременно он покажет, и как он широко мыслит, и как близок он к народу, и какой он демократ. Все возможно. Тем не менее ни одно из объяснений мне не кажется достаточным. Я хожу кругами и в конце концов возвращаюсь совсем к другому объяснению.

— К какому же?

— Насколько реально то преследование, которому вы с отцом подвергаетесь? Сколько в этом правды, а сколько вымысла?

В глазах Вероники я увидел неподдельную боль.

— Вы на самом деле не верите мне?

Я смотрел на нее с симпатией, стараясь убедить себя, что сделал бы все точно так же, даже если бы она была толстой и некрасивой, если ей было бы пятьдесят лет, а передние зубы у нее пусть торчали бы, как у кролика.

Потом я перестал смотреть на девушку, а подойдя к окну, залюбовался открывшейся панорамой…

«Дзинг»! — Вдруг на стекле появилась маленькая дырочка, и от нее разбежалась паутинка трещинок. Пуля пролетела мимо моей головы и застряла в стене. Все произошло в мгновение ока.

Я уже стоял в простенке между двумя окнами, укрытый, по крайней мере, от повторного выстрела. Вероника побелела, глядя на противоположную стену — там, где-то рядом с потолком, и должна была находиться пуля, предназначавшаяся ее собеседнику.

— Кто-то стрелял в вас, — сказала она, не зная, что нужно говорить в подобной ситуации.

— На этой основе уже можно строить другую теорию, — согласился я.

— Но откуда стреляли?

— Со стороны набережной. Они знают окно моей комнаты. Несмотря на внушительный возраст, я становлюсь достаточно беззаботным.

Не выходя из простенка, я потянул за штору и задернул окно. Потом точно так же зашторил и второе окно и только после этого вышел из своего временного укрытия.

— Вы попытаетесь поймать их? — спросила Вероника.

Я засмеялся:

— Я не супермен, дорогая! Пока я спущусь вниз, они будут уже далеко-далеко. Мне следовало бы предвидеть такой оборот — ведь меня недавно предупредили… — Я скрипнул зубами. — Мне кажется, эти подонки ищут все же вас. Если же вы меня обманываете, то ваша игра безумно сложна.

Девушка посмотрела мне в глаза, чувствовалось, что в голове у нее копошится рой мыслей, но она не может перевести их в слова.

Потом в тишине пискнул мой пейджер. Я глянул на сообщение, поднял трубку и позвонил по указанному номеру.

— Хэллоу, это Джессика Браун из «Ассошиэйтед пресс», — сказал женский голос. — Я только что говорила с господином Зиганшиным и заинтересовалась вашей ночной беседой. Не рассердитесь ли вы, если я попрошу вас о коротком интервью?

Голос был мягкий и удивительно завораживающий. Но мне уже приходилось сталкиваться с этими сладкоголосыми сиренами.

— Даже и не знаю, на какую тему мы с вами могли бы побеседовать, — ответил я. — Мне тридцать пять лет, я. считаю, что наш нынешний президент просто молодчина, думаю, что Россия еще долго не бросит пить, я советую всем покупать облигации Сбербанка, и у меня аллергия на тополиный пух. Сверх того мне больше нечего поведать миру.

— О, я отняла бы у вас всего несколько минут, вам не придется отвечать на те вопросы, которые вам не понравятся. И еще мне хочется поговорить об этом удивительном изобретении

— Позвоните мне, пожалуйста, завтра, я буду знать свои планы, — предложил я журналистке, про себя решив обязательно отключить телефон.

— Как, вы уже в постели?

Я приподнял брови, потом нахмурил их:

— Когда я был маленьким, такие вопросы называли сугубо личными, — ответил я спокойно, но уже начиная злиться.

— А я как раз в вестибюле, — не унималась журналистка. — Почему бы нам не встретиться прямо сейчас? Обещаю, вы сможете выкинуть меня вон, как только я вам надоем.

После этого я уже не колебался. Мое терпение лопнуло.

Я не ждал никаких журналистов. Никому постороннему я своего адреса не давал, а кроме того, интервью у меня в последний раз брал следователь Гнатюк после отстрела денег у одного жлоба. Да и вообще, настоящие журналистки никогда не пришли бы в вестибюль гостиницы, заранее не договорившись о встрече со своей жертвой. И уж конечно, не стали бы устраивать спешку, являться в гостиницу за полночь ради обыкновенного интервью. Кстати, и обворожительный голосок и двусмысленные обороты тоже явно не из запаса настоящих бравых репортерш.