Димитр Пеев - Седьмая чаша Страница 11

– Как насчет аптечного управления?

– Действительно, Даргова когда-то работала на центральной базе. Но по цианистому калию не только на базе – во всем министерстве комар носу не подточит. Мы убедились: у них с этим делом строго.

– А машина Дарговой?

– Без вашего разрешения?

– Хм. Да-а. Торопиться не следует. Ничего удивительного, если Даргова сама о себе и написала…

– Все возможно, товарищ подполковник, – тихо ответил Смилов.

6

Зинаида Даракчиева была дома одна. Не тратя время на дипломатические тонкости, она с тревогой спросила Косту:

– Что-нибудь серьезное?

– Я вижу, нашу компашку немного потрясли, – отвечал Даргов и разразился неестественным смехом. – И все мыши по своим норкам юрк! А я одного не пойму: зачем милиция вообще тратит силы, разыскивая убийцу такого человека, как Георгий? Будь они чуть поумней, взяли бы и публично объявили о вознаграждении отравителя.

– Предпочитаю, чтобы ты не разглагольствовал на сей счет, – сказала она сухо. – Все-таки Георгий был моим мужем, к тому же его нет в живых.

Даргов испытующе устремил на нее свои маленькие мышиные глазки. В них сквозила такая насмешка, что хозяйка почему-то смутилась и отвела взгляд.

– Ладно, ладно, – махнул он рукой. – Не разыгрывай убитую горем вдову. Знаешь, это тебе не идет. Слишком давно я тебя знаю, Зина… Лучше скажи, тебя в милицию вызывали? Допрашивали? Понимаю. А когда в последний раз?

– Вчера. После обеда. Подполковник Геренский. Спокойный, даже немного нудный, но, будь уверен, видывал виды. Кое-кто из нас горько пожалеет, что вынужден был беседовать с подполковником Геренским.

– Кто-нибудь пожале-е-ет, – протянул Даргов. – Только не из нас, а из вас. Я тут сбоку припека. Потому что не все развлекались прошлый раз на дачке. Мужа Бебы забыли позвать, и ты знаешь об этом лучше других. Запамятовали. Да-с.

– Ты сам явился, без приглашения. И еще с обеда шлялся возле дачи. И милиция это знает, учти!

Даргов хрипло рассмеялся.

– Чего мне учитывать? Я сам им все сказал. Хотел, говорю, узнать: чего это нас раньше в гости с женой приглашали, а тут одну жену. Я, говорю, ревнив, есть, говорю, такой грех, ну и не совладал с сердцем, отпросился после обеда с работы – и в Драгалевцы.

– После обеда, говоришь? А почему следователю нельзя предположить, что ты еще до приезда всех проник на дачу и всыпал яд в чашу Георгия?

– Правдоподобно. Но пусть это докажут! – отвечал он, продолжая смотреть на вдову с усмешкой. – Пусть докажут!.. Слушай, Зина, все достаточно просто. Каждый из нас, подследственных, как выражаются эти товарищи из милиции, в своих показаниях обязательно что-то скрыл. Я тоже не исключение. Да-да, ты правильно меня поняла – я тоже скрыл одну вещь. А именно: я абсолютно точно знаю, кто отравил.

– Кто? – В ее голосе смешались любопытство, недоверие, удивление. – Извини, ревнивец Коста, но ты, кажется, зарапортовался.

– К чему высокопарные извинения, Зина? Я не зря торчал возле дачи. И многое увидел еще до того, как оттуда увезли твоего отравленного мужа.

– Допустим, ты все знаешь. Почему же не признался в милиции?

– Причин много, но я назову только две. Во-первых, я рад смерти Георгия. Не смотри на меня так, Зина, я действительно радуюсь. Никогда я не мирился со своими рогами, а в последние два-три года они очень потяжелели. Да, тот, кто угостил ядом Георгия Даракчиева, совершил истинное благодеяние для меня, рогоносца Драгова. Низкий ему поклон. Это, так сказать, первая причина. А вот и вторая. Факт, что я единственный – если не считать убийцу – знаю правду о смерти Даракчиева, дает мне в руки огромную власть, Зина. И я оказался бы последним дураком, бросив свое могущество на ветер.

– Выражайся яснее, Коста.

– Все яснее ясного. Давай подумаем вместе: какое Георгий оставил наследство? Ковры? Хрусталь? Золотые побрякушки, дачу, машины? Все это мишура. Главное наследство – консорциум! А что такое консорциум, Зина? Фабрика по производству денег, вот что. И теперь она станет моей. Потому что я знаю, кто убийца.

– Твоей так твоей. Я не против, – сказала вдова спокойно. – Только мне на твои проекты золотые, в общем-то, начхать…

– Глубоко ошибаешься. Именно ты поможешь мне их осуществить и будешь достойно вознаграждена. А заартачишься – пеняй на себя.

Зазвонил телефон.

– Да, – сказала вдова, подняв трубку. – Это я… Что-о-о? Хорошо-хорошо. Милости прошу. Сейчас открою. – Трубка была осторожно водворена на место, после чего Даракчиева, округлив глаза, сказала шепотом: – Подполковник Геренский! Он уже здесь, звонит снизу…

7

– Вы забыли представить меня товарищу Даргову, – сказал подполковник, подавая руку Косте. – Моя фамилия Геренский. А вы – муж Богданы Дарговой, я не ошибаюсь?.. Хорошо, что не забываете вдову в ее неутешном горе.

Коста, как сквозь сон смутно различавший слова подполковника, сжался в старинном кресле. Глядя на этого рослого смуглолицего человека, он с ужасом думал, не слишком ли много лишнего наболтал «неутешной» вдове. Ведь если у нее в квартире такие вот здоровяки, стражи законности и порядка, установили, к примеру, микрофоны, тогда для него все может сложиться нехорошо, очень нехорошо.

– Да, мы говорили о смерти моего мужа, – вздохнула Даракчиева. – Насильственная смерть так потрясает душу, вам это должно быть понятно. Невозможно забыться, отвлечься… А Коста – один из самых близких друзей Георгия…

– Вы действительно были близким другом покойного? – спросил Геренский.

Даргов, призывая на помощь все свое самообладание, ответил:

– И не только я. Другом, притом интимным, была покойному и моя жена. Через нее я являлся ему в какой-то степени родственником…

«Да ты, оказывается, циник, – думал Геренский, удивленно разглядывая хихикающего Косту. – К чему такое афиширование?»

– А с Зиной Даракчиевой мы старые приятели, – продолжал Даргов. – Следуя моей логике, вы можете подумать так: связь Даракчиева с моей женой породила естественное желание обманутых супругов отомстить им… И ошибетесь. Мы просто приятели.

Вдова вынуждена была пояснить:

– Мы знали, что находимся приблизительно в одинаковом положении. Но наша дружба совершенно обычна, заурядна, независима от нашей общей печальной участи. И он, и я знали о каждой встрече этих подонков, а поделать ничего не могли.

– И про коктейль-парти знали? – спросил подполковник.

– Да, Коста позвонил мне в четверг в Варну, спросил, как отдыхается. Он и раньше довольно часто звонил. А тут сообщил, что снова затевается сборище на даче. Что я могла сказать? Чем могла его утешить?

Геренский осмотрелся. Убранство огромного кабинета наводило на мысль о почти неограниченных финансовых возможностях владельца старинных гобеленов, живописных полотен, персидских ковров, дорогих безделушек. А леопардовую шкуру он вообще видел впервые в жизни.

– Я должна вас порадовать, товарищ Геренский, – нарушила молчание вдова. – Как раз перед вашим приходом Коста страшно меня заинтриговал. Вы не поверите, но вроде бы он знает, кто убийца моего мужа. Спросите его, может быть, он действительно раскроет страшную тайну.

– Нич-чего та-а-кого я н-не гово-орил, – заикаясь, вымолвил Даргов. – То есть я… гово-орил, но шу-утил…

– Это была первая шутка, которую я занесу в дело, гражданин Даргов, – тихо сказал подполковник.

– Я шутил. Откуда мне знать, кто убил Георгия? Конечно, у меня есть свои предположения, но перед Зиной я их высказывал, не подумав.

– Теперь, подумав, выскажите ваши предположения мне. Кто, по-вашему, убийца?

– Атанас Средков. Таможенник.

– Может быть… Не исключено. Но почему именно он?

– Все, кто тогда был на даче, люди честные, порядочные. Голову даю на отсечение – они и мухи не обидят, – не моргнув глазом выпалил Коста Даргов. – А у этого таможенника – заметили? – морда подозрительная. И глаза так и бегают, так и бегают…

– Дешево голову свою отдаете, – сурово сказал подполковник. – Насчет честных и порядочных людей мы наведем справки. А глаза, как я заметил, бегают не только у таможенника.

8

Геренский и его помощник молча брели по городу. Каждый был поглощен своими думами. Так они миновали несколько кварталов и наконец уселись в каком-то скверике на свободную скамейку.

– Сегодня навестил Богдану Даргову, – тихо начал Геренский. – Встретила меня в каком-то ночном пеньюаре, к тому же явно навеселе, представляешь? Я думал, что такие роковые дамы остались только в опереттах, ан нет, все еще благоденствуют…

– Почему же она кричала «я убью тебя»? Что там у них стряслось?

– Ровным счетом ничего. Они там баловались, как дети, хохотали, гонялись друг за другом, и она шутя все это ему крикнула. Знаешь, что сказала Беба, когда я возмутился такой низкопробной липой?

Смилов пожал плечами.