Роберт Пайк - Безмолвный свидетель Страница 11

– Можете снять там трубку…

Клэнси в знак благодарности склонил голову и схватил трубку.

– Алло? Пожалуйста, соедините меня с мистером Джонсоном – приемная инспектора. Спасибо. – Он сунул руку в нагрудный карман, нащупал там шариковую ручку, нажал на кнопочку. Ожидая ответа, он придвинул к себе записную книжку.

– Алло, Джонсон? Это лейтенант Клэнси из 52-го участка. Все отлично, а у вас? Ну и славно. Вы не могли бы дать мне кое-какую информацию? Мне нужно узнать адрес по номеру телефона. Да. – Он взглянул на нацарапанные на листке цифры. – Университет – 6-7887. Да, правильно. Ну, конечно, подожду.

Он не сводил глаз с телефона. Стэнтон молча стоял рядом и ждал. Старик так и остался сидеть за коммутатором, сложив руки на коленях и глядя на полицейских.

– Алло? Еще раз… Да, записал. Западная Восемьдесят шестая улица, дом 1210. Квартира какая? – Он быстро писал. – Двенадцать? Один – два, да записал. Огромное спасибо! Да, как-нибудь надо обязательно собраться. Непременно. Спасибо! – Клэнси положил трубку, не сводя глаз с клочка бумаги, потом сложил его и сунул к себе в карман. Он повернулся к Стэнтону. Глаза его сияли.

– Стэн, тебе придется осмотреть номер одному. Я хочу проверить сейчас эту квартиру. Обследуй там все по полной программе: метки, вещи, одежда, чемоданы! Пошарь под подкладками. Выверни карманы и все, что найдешь, принеси с собой в участок.

Стэнтон кивнул. Возможный след, на который их вывел телефонный номер, и ему улучшил настроение.

– Конечно, лейтенант. Я ничего не упущу. Где потом встречаемся?

– Я буду либо в участке, либо позвоню тебе туда и оставлю записку. А ты жди меня там.

– О'кей. – Стэнтон задумался. – Если ты вернешься в участок, лейтенант, Чалмерс тебя там тотчас перехватит.

Клэнси похлопал себя по карману, где лежал листок с адресом.

– Может, у меня к тому времени что-нибудь для него будет. – Он обернулся к сгорбившемуся за коммутатором старику. – Огромное вам спасибо за помощь. И если вдруг сюда нагрянут репортеры или еще кто и начнут задавать вам вопросы… – Он заметил, как голубые глаза помрачнели.

– Я вовсе не прошу вас лгать, – успокоил его Клэнси. – Просто говорите, что полиция просила вас никому ничего не рассказывать.

Старик кивнул, и его голубые глаза просветлели. Клэнси двинулся к двери, отсалютовал менеджеру на прощанье и выбежал на улицу. Старик посмотрел на Стэнтона.

– По-моему, он тоже очень приятный человек.

– Да, – сказал Стэнтон, идя к лифту. – Он довольно приятный. Надеюсь, что он также и не менее везучий…

Глава четвертая

Дом 1210 по Западной Восемьдесят шестой улице оказался одной из тех недавно отремонтированных жилых многоэтажек, на реконструкцию которых, во всяком случае, по мнению Клэнси, муниципалитет вечно тратит кучу денег в попытке улучшить и без того шикарное жилье. Клэнси сам вырос в такой же многоэтажке на Сорок третьей улице недалеко от Десятой авеню, и даже невзирая на убогую нищету этого района, он до сих пор с теплым чувством вспоминает приветливые широкие лестницы, прохладу подъезда с высоким потолком и удивительный простор бесконечных холлов на этажах. Та гранитная многоэтажка, вдруг подумалось ему, осталась, кажется, единственным добрым воспоминанием о тех далеких уже днях – там он неизменно находил прибежище от жестокости внешнего мира. Он даже содрогнулся при мысли о том, какими варварскими разрушениями сопровождалась так называемая «реконструкция» жилого дома 1210.

Он медленно миновал здание, припарковался, вылез из машины и вернулся. Пронзительный крик заставил его поднять глаза – как раз вовремя, чтобы увернуться от резинового мяча, летящего прямо ему в лицо. Мимо него пробежали ребятишки, что-то громко крича и размахивая клюшками. Ну, подумал он с удовлетворением, по крайней мере в хоккей с мячом играют все теми же палками ОТ швабр. Значит, для Нью-Йорка еще не все потеряно.

Он прошел под полосатым навесом над подъездом, служившим неизменной приметой всех старых многоэтажек после капитального ремонта, с омерзением оглядел крошечный, в стиле рококо, вестибюль и нажал на звонок у таблички «Кв. 12». После короткой паузы загудел зуммер и тяжелая дверь чуть приоткрылась. Он с удивлением уставился в домофон. Даже не спросили, кто здесь. Пожав плечами, он толкнул дверь и вошел в подъезд.

Как только дверь распахнулась, мимо него прошмыгнул коренастый парень, воспользовавшись, как оно и принято в Нью-Йорке тем, что кто-то из жильцов принимает гостя. Клэнси мельком заметил темный костюм, белую рубашку – «эскот», жидкую бороденку, темные очки под мягкими велюровыми полями шляпы. Вторгшийся в подъезд незнакомец грубо оттеснил его в сторону и скрылся во мраке коридора, ведущего в глубь здания. Весьма в духе времени, злобно подумал Клэнси. Если уж кому-то взбрело в голову превращать эти старинные гранитные чудища в современные жилища, то уж могли бы заранее подумать, какой сброд сюда сразу же полезет!

Он поднялся наверх, прекрасно зная систему нумерации квартир во всех этих перестройках. Двери на этажах, ведущие в коридор к квартирам, были выкрашены в белый цвет, а двери квартир украшали небольшие декоративные картинки – каждая в своем стиле. На двери квартиры номер 12 на втором этаже красовалась уродливая пара игральных костей – на обеих выпало по шесть очков, – точно зеленые кляксы на розовом фоне. Клэнси поджал губы и постучал. Из-за двери ему сразу ответил приветливый голос, почти совсем не заглушенный тонкой фанеркой, – женский.

– Входи! Не заперто!

Он озадаченно поднял брови, повернул дверную ручку и, слегка толкнув дверь, обнаружил, что она и впрямь не заперта. Дверь распахнулась настежь, и его взору открылась светлая комната, со вкусом обставленная, но не слишком загроможденная мебелью. Комната купалась в солнечных лучах, проникавших сюда через большое окно. Эти окна своего детства Клэнси часто вспоминал с тоской. На низкой кушетке в середине комнаты сидела молодая женщина. Перед ней стоял кофейный столик с выстроившейся батареей причудливой формы флакончиков. Руки ее были заняты, халатик рискованно распахнут, обнажая полную грудь, едва умещавшуюся в светленький бюстгальтер. Войдя, Клэнси уставился на нее, а она дернула головой, откинув за плечи светлые волосы.

– Приветик! Найди себе стул. Я уже заканчиваю. Клэнси медленно стянул с головы шляпу и почесал затылок.

Если это она таким образом изображала полное признание вины и чистосердечное раскаяние, то тогда он не кто иной, как сам Дж. Эдгар Гувер. Она подняла на него глаза, поймала взгляд, устремленный на ее полуобнаженный бюст, и без особого успеха попыталась запахнуть халат.

– Слышь, не обращай внимания, папик! Это не продается. Просто у меня еще лак на ногтях не просох… – Она улыбнулась: веселая, беззаботная, доброжелательно-шаловливая улыбка, ослепительно белые зубы. – Чтобы открыть тебе дверь парадного, мне пришлось нажать на кнопку зуммера локтем.

Клэнси сглотнул слюну и с опаской сел в зачехленное кресло, в котором чуть было не утонул. Он стал наблюдать за ее филигранной работой. У нее привычка, отметил он про себя, кусать кончик языка, когда она сосредоточенно что-то делает. Она опять встряхнула головой, откинув волосы назад, и взглянула на него.

– Слышь, какая я негостеприимная хозяйка! Может, хочешь выпить? – Она мотнула головой в сторону шкафчика у стены, и от этого движения волосы снова упали ей на лицо. – Там есть все, чего только душа не пожелает. За исключением, пожалуй, аквавита.

– Нет, спасибо, – сказал Клэнси.

– Я тебя не осуждаю. Слишком рано. Я сама не пью до обеда, – улыбнулась она. – Закончу через секундочку – последний палец.

Она совершила крошечной кисточкой очень сложный маневр, сунула ее в одну из бутылочек, закрутила и откинулась назад.

– Ну вот и порядок. Как тебе?

Она отвела ладонь в сторону и стала рассматривать плоды своего труда, а потом протянула руку на суд Клэнси.

– Представляешь, этот лак называется «Морской закат над заливом». Ну и название! Я бы назвала это «Розовый восход»! – Теперь, когда ее руки были не заняты, она запахнула халат на своей изрядной груди и нахмурилась. – Ты опоздал, папик!

Пи одни мускул не дрогнул на лице Клэнси.

– Я обычно говорю: лучше поздно, чем никогда. Она расхохоталась.

– Ты так любишь говорить? Я люблю говорить: сбереженный цент все равно что заработанный. И еще: когда под рукой не окажется гвоздя – потеряешь королевство! – Она откинулась на спинку кушетки, с довольным видом изучая свои ногти. – Но вот чего я никогда не говорю, так это: «Деньги – корень всех бед».

Она подняла глаза. Клэнси заметил, что они фиалкового цвета. Очень красивая женщина, решил он, и далеко не глупышка.

– Ну ладно, папик, моя бы воля, я бы все утро просидела тут с тобой да травила поговорки, но мне время некогда терять. Ты принес билеты?