Б. Седов - Знахарь. Путевка в «Кресты» Страница 12

И я постарался получше запомнить его осклабившуюся рожу. Когда-нибудь я его отыщу.

Я скользнул взглядом направо и остановил его на стоящем в проходе менте — том, что сейчас похвалил меня за живучесть. Тоже лыбился, гадина, крутил в руке, словно четки, наручники, и с интересом разглядывал мою небритую рожу. Я заставил себя ухмыльнуться — как можно мерзостнее, как можно ехиднее — и подмигнул ему: мол, здравствуй, ублюдок, рад видеть тебя не в гробу и не в саване. Впрочем, этого мусора я раньше никогда не встречал.

— Вот ты каков, значит, Разин, — лениво пошевелил губами мент. Браслеты блеснули в тусклом свете дежурной лампы. — Ну, прям как Степка-казак. И ведь тоже княжну персидскую замочил. Со мной пойдешь сейчас, тварь. — Только сейчас я заметил на нем погоны майора и подумал о том, что на уровне местного РОВД он имеет, как минимум свой кабинет.

— Ну пойдем, коли надо — негромко прошамкал я, и у меня перед носом пролетели наручники. Их ловко словила огромная лапища прапора.

— Рожей к стене! За спину руки!!! — рявкнул он так, что если б здесь были стекла, они бы повылетали из рам, — Правил не выучил, блядь?!!

— Ничего, выучит. — услышал я голос майора, когда развернулся к стене и заложил руки за спину. — Время теперича много будет на это.

«А если он прав, этот майоришка? — подумал я, чувствуя, как старается прапор, чтобы браслеты посильнее стянули мои запястья. — Если действительно много? Если я ошибся в расчетах, считая, что разберутся со мной уже через пару недель? Ошибся всего лишь лет эдак на двадцать».

— Давай, пшел! — Меня сильно пихнули в спину.

На двадцать лет?!! Мне стало страшно. По-настоящему страшно впервые за весь сегодняшний день.

— Пшёл быстро, сказал!

По настоящему страшно!!! Почему-то именно в этот момент — ни раньше, ни позже — я ощутил, что угодил в серьезнейший переплет.

Не шевельнуть ни рукой, ни ногой! Не вздохнуть! Не застонать!

Я сумел только открыть глаза. Я сумел лишь ощутить основательно отутюженным боком жесткую холодную поверхность нар, на которых валялся, свернувшись в позе зародыша. А еще я определил щекой, что нары, как ни странно, покрыты деревом. Значит, я уже в другой камере — не там, где живут два веселых бомжа. Хорошо бы вспомнить, а почему я не там? И что вообще произошло? Из-за чего я так расклеился, что ощущаю себя отбивной на столе мясника?

Прошло, наверное, миллион лет, прежде чем я сумел привести правую руку в движение и осторожно начал ощупывать себе бока. Сначала ребра, пытаясь определить, сколько сломано. Кажется, ни одного. Потом — почки. Та-а-ак, вроде бы опущения нет, но кровью, возможно, недельку пописать придется. Что же, пора привыкать. Печень… селезенка… плечевые суставы… Я вздохнул с облегчением, когда пришел к выводу, что внутренних повреждений нет. Вроде бы нет. Только ушибы. Ушиб на ушибе. Все мое тело — сплошной ушиб. А от этого я не подохну.

И сразу мне стало заметно легче. Я смог даже негромко выругаться сквозь зубы. Мне удалось лаже приподнять голову и осмотреться.

Камера, освещенная желтым светом пыльного дежурного фонаря, оказалась совершенно пустой. Ни грязных бомжей, ни злобных афганцев. Ни вонючей параши… Вернее, параша стояла на положенном месте, но по сравнению с той, что мне довелось наблюдать в прежней камере, казалась просто медицинским стерилизатором. К тому же с подобранной по размерам крышкой.

В проходе к стене был привинчен небольшой — даже меньше, чем в поезде — плохо окрашенный железный стол, сделанный в монолите с двумя, железными же табуретами. Небольшие нары — по размерам тоже примерно как полка в поезде — были действительно обшиты досками.

Если к тому же на металлическом столике стояла бы кружка с водой, то жизнь здесь вообще показалась бы медом. Мне очень хотелось пить. Ужасно хотелось пить! Глотка пересохла настолько, что ее даже саднило, как при ангине. Но плестись к двери, колотить в нее кулаком, вызывать вертухаев и наивно просить у них напиться я не стал. Во-первых, потому что совершенно не было на это сил. Во-вторых, потому что не без основания полагал, что напоят меня еще одним ударом по почкам. А потом еще попинают ногами. Нет уж, ну их всех, мусоров, на три буквы!

Я снова свернулся калачиком и постарался припомнить, что же меня привело в эту одиночную «камеру-VIP». Только то, что менты, отметелив меня так сильно, что я потерял сознание, постеснялись возвращать меня, неподъемного, в общую камеру? А в тот момент как раз пустовала эта? Хм, такой вариант имеет право на жизнь.

Но есть и другой. Я даже похолодел, когда он пришел мне в голову! Я даже на время забыл про свои болячки!

А что, если это — улучшение режима содержания (или как это там у них называется)? А что, если накануне, намяв мне бока, от меня сумели добиться каких-нибудь показаний? Какого-нибудь наговора? Что, если сломили меня? Ведь мусора в этом деле непревзойденные доки.

Я снова негромко выругался и постарался покрепче напрячь мозги и припомнить, что же произошло вчера после того, как прапор сковал мне запястья наручниками…

Так… нас с майором выпустили из дежурки, в которой сидят вертухаи, и мы пошли по длинному подвальному коридору. По этому же коридору меня вели и пару часов назад — «на отсидку». Теперь же я возвращался назад. На волю?! Я даже в какой-то момент подумал, что мы с этим ментом сейчас выйдем на улицу через дверь, сквозь которую меня заводили сюда, и поедем в какой-то другой район. Или даже в «Кресты». Я даже направился к этой двери, но майор у меня из-за спины прошипел:

— Не туда. Прямо и направо, на лестницу.

Мы поднялись на третий этаж и прошли по другому длинному коридору. В отличие от подвального — уже совершенно цивильному коридору: с паркетным полом и отделанными деревянными панелями стенами. Никаких признаков жизни вокруг я не замечал. Не удивительно. Даже менты-трудоголики должны отдыхать, а был уже поздний вечер — если судить по кромешной темноте за окнами. А может, была уже глубокая ночь? Черт ее знает. Я давно потерял счет времени.

— Здесь стоять! Рожей к стене!

Я послушно уперся лбом в стеновую панель. Услышал, как за спиной скрипнула дверь, и майор проорал:

— Леха, где ты там, мать твою? Я чего, на посылках у вас? Шестерку нашли… принимай клиента.

— Одного? — услышал я другой голос, густой и глубокий, как оперный театр.

— Одного?!! Ну ты нахал, мать твою! Одного… — сразу распалился майор. — Нет, всех собрал. Строем привел. Кочевряжиться будешь, назад щас доставлю, и никого никогда… Забирай, пока не раздумал. — И ткнул меня кулаком в больные почки. — Кругом!

Я не спеша развернулся и сразу пересекся взглядом с крепким детиной в ментовских форменных брюках и матросской тельняшке. Мышцы у этого типа были что надо! — наверное, в свободное время, накачавшись стероидами, он не отлипал от тренажеров. Рожа тоже что надо — плоский негроидный нос, тяжелый подбородок и маленькие свинячьи глазки. Интеллекта в них было ноль.

Из-за плеча детины выглядывал еще один мусор (или кем он там был?). Тоже в тельняшке, маленький и чернявый. Совсем молодой, с девчоночьей рожицей — такие очень нравятся стареющим нимфоманкам.

— В распоряжение ихнее поступаешь, — ткнул меня в грудь майор. — И смотри мне… Так, — он переключил внимание на детину, и на этот раз ткнул пальцем его, — чтоб все путем. И по-быстрому. До утра чтоб блестело. — И пружинистым шагом пошел по коридору к лестнице. А детина со свинячьими глазками сразу же принялся за меня. А проще сказать, зацепил пятерней за локоть и поволок за собой.

— В наряд заступаешь сегодня, — объяснял он мне на ходу. — Выполнишь норму — накормим. Будешь лениться — отпиздим. Короче, коридор с рекреацией полностью моешь, оба сортира и лестницу. Работы на четыре часа, если по-быстрому. В конце каждого часа перекур пять минут. Вот. — Он продемонстрировал мне четыре сигареты без фильтра. — Первую выдам, когда отмоешь сортиры.

— Я не курю, — ухмыльнулся я, наблюдая за тем, как этот боец отпирает дверцу в маленькую подсобку с ведрами, тряпками и швабрами. Этот дебил даже не держал в голове мысли о том, что мыть все сегодня ему предстоит самому.

«Зато получит хорошую компенсацию — разомнет на мне свои кулачищи», — с легкой дрожью в душе подумал я и даже зажмурился, пытаясь настроить себя на то, что уже через пару минут, когда пошлю этого «завхоза» подальше, мне снова будет очень и очень больно. Только б не сделали инвалидом.

— Не куришь, как хочешь, — невозмутимо промолвил легавый и сунул сигареты обратно в красную картонную пачку. Потом ловко снял у меня с запястий наручники. — Заходи, получай инвентарь.

Нет, он просто поражал меня своей детской уверенностью в том, что умеет распоряжаться людьми! Бить их умеет — я в этом не сомневался — но вот быть при этом сильнее… Вот уж тут хрен: не со всяким подобное катит. А он еще не выучил этого правила жизни. Но сейчас он с ним столкнется.