Евгений Сухов - Замануха для фраера Страница 12

Вот к какому человеку привел Якима Серый. И вот какого авторитета воочию увидел Яким.

Собственно, в облике Мамая не было ничего ужасающего. Голый череп с тюбетейкой на темени, плоское татарское лицо в оспинах и сеткой морщин возле глаз, мясистый нос и тонкие бесцветные губы. Многие дворники-татары, коих на Москве обреталось весьма значительное количество, были намного страшнее. Особенно дворник их приюта Мухамметдин, которого лишь стоило назвать Мухой, как он мгновенно выходил из себя и начинал гоняться за ребятней, дико вращая глазами и ругаясь на чем свет стоит.

Мамай, когда Серый представил ему Якима, коротко и остро глянул на него и бросил:

– Обущить. Научить дыраца и сытырелять. Пыраверить вы деле…

Обучать драться Якима не было необходимости. Приют обучил его этому с пеленок.

Обучать стрелять тоже долго не пришлось. Глаз у Якима был зоркий, парень он был смекалистый, и в скором времени он владел подаренным Сергеем «наганом» как заправский стрелок.

Ну а проверить в деле… Скоро представилась и такая возможность.

Потом было еще дело. И еще…

А вскоре они с Серым попали в засаду. Брали на гоп-стоп одного заезжего «купца», про которого фраера им накололи, что тот поедет обратно к себе в Питер с большой мошной. Оказалось – полицейская подстава. Его с Серым повязали на деле с поличным.

Центральная московская тюрьма приняла непутевых сыновей равнодушно, на своем долгом веку она повидало и не такое.

Централка – и ночи, полныя огня,централка – зачем сгубила ты меня?

Следствие по их делу заканчивалось, ведь у следаков с доказательствами был полный ажур. Прокурорские потирали руки – взять двух весовых фартовых на гоп-стопе и пришить обоим разбой было делом не частым. На горизонте уже маячила сессия Окружного суда и хороший срок лет в восемь-десять лет каторжных работ.

Централка – я твой бессменный арестант,погибли юность и талант…

А потом грянула февральская революция. Пришла свобода, ввергнувшая страну в хаос, и как следствие того, была объявлена амнистия. Поначалу власти выпускали заключенных осторожно, лишь мошенников с карманниками, а потом из острога стала выплывать рыба и покрупнее – жиганы с уркаганами. Своего часа терпеливо дожидались Серый с Якимом, зная, что за той стороной забора Мамай не бездействует.

В начале марта выпустили политических.

А потом в Московской уголовке случился пожар. Сгорели дела многих московских уркачей, в том числе и Якима с Серым. Мамай, воспользовавшись случаем, нанял ушлых присяжных поверенных и добился пересмотра дела Серого и Якима. И в августе семнадцатого друзья сделали Московскому централу ручкой.

Мамай приказал покуда затихариться. А то, что сказал Мамай – закон!

Промышляли по малому, баловство одно: чистили квартиры съехавших за границу буржуев, ходили с Мамаем на толковища, выполняли разные его поручения, трясли должников…

А потом Мамай получил маляву из Казани. То бишь, телеграмму. В ней было написано:

Мама доехал благополучно обстоятельства вынуждают пробыть здесь еще три-четыре дня Александр.

Телеграмма была от самого Савелия Родионова, а это означило, что их ожидало новое дело.

Яким еще налил полстакана водки, выпил с аппетитом и захрустел огурцом, продолжая поглядывать на сверток.

Да, участие в деле, которое им с Серым предложил Мамай, могло принести в случае фарта славу и несомненный авторитет в воровском мире. Шутка ли: вскрыть Государственный банк, в котором скопилось золото бывшей империи. Им с Серым отводилась роль боевиков, а Мамай занялся привлечением специалистов. И он нашел их, лучших, с которыми, по его словам, можно было провернуть «итэ ниболшое дилцэ».

Первым был прибившийся к фартовым года два назад бывший адъюнкт-профессор химического факультета Московского университета Ленчик, разбитной веселый парень, которому отводилась, судя по всему, какая-то очень важная роль.

Вторым был специалист по электричеству и оператор плавильного аппарата Гриша, худющий мужик лет сорока с козлиной татарской бородой и в старорежимном пенсне. Помнится, он тогда смолил дешевые папиросы «Друг», буквально одну за другой. Ему тоже, наряду с Ленчиком и самим Савелием Николаевичем Родионовым, отводилась важная роль в задуманном деле. А они с Серым должны были, при надобности, прикрывать обоих спецов, Мамая и патрона, дать им возможность спокойно выполнить «работу».

Ехали они в Казань по железке. Мамай был всю дорогу мрачен, говорил мало и без конца пялился в окно. Где было тогда понять Якиму, что глодали воровского авторитета предчувствия, и как позже оказалось, совсем не случайно…

Яким еще плеснул горькой в стакан, выпил одним глотком, зацепил пятерней капустки.

Нет на этой земле могилы Мамая. Разметало его тело ошметками после взрыва поезда так, что даже если кто-нибудь и задался бы целью собрать Мамая воедино, то не досчитался бы многих его частей. А тогда, летом восемнадцатого, они ехали в поезде и тоже почти безотрывно смотрели в окно. Дело, которое им предстояло «сработать», было из ряда вон, как определил его неунывающий Ленчик.

– Если все получится, мы войдем в историю, – втолковывал он электрических и плавильных дел мастеру и энергично хлопал его по костлявому плечу. – Нам будет посвящена целая глава в учебниках по криминалистике. Выпотрошить Государственный банк России с золотым запасом всей страны – это вам не комар чихнул.

– Помолчи, помело, – беззлобно увещевал его плавильный и электрический мастер Гриша, однако в душе тоже гордился, что на такое дело Мамай позвал именно его. В специально сколоченном фанерном сундуке он вез плавильный агрегат, который мог посредством специального газа расплавить любую металлическую дверь и замок несгораемого шкафа или бронированного сейфа. В специальном отделе сундука лежали газовые баллоны к агрегату, который без них был бы совершенно бесполезен.

Ленчик имел небольшой фибровый чемодан, где в специальных мешочках находились ядовитые порошки, которые при сжигании выделяли усыпляющий, парализующий или вовсе смертельный для человека газ, а баночка из-под монпансье содержала в себе смертельный яд. Таким ядом Мамай однажды прикончил одного дерзкого авторитета, копающего под Парамона Мироновича, и уж слишком ретиво претендовавшего в тузы Хитровки.

Мамай проделал это очень просто и быстро: намазал ядом одну сторону ножа, потом разрезал пополам яблоко и угостил уркача той половиной, на которую попал от ножа яд. Вторую половину яблока Мамай взял себе и первый откусил от нее, как бы убеждая авторитета, что опасаться нечего. Вслед за Мамаем откусил от яблока и дерзкий претендент, после чего закатил глаза, пустил пену изо рта и дал дуба после недолгих конвульсий.

Помимо Гришиного сундука и фибрового чемодана Ленчика, пятеро мужчин везли с собой еще два чемодана с разными воровскими инструментами и флаконами сильно действующих кислот, прожигающих менее чем за час любое твердое тело. Кроме того, в специальных отделениях чемоданов находились три карманных фонарика, шесть противогазовых масок, театральный грим, фальшивые усы и две фальшивые бороды, серая и черная. Сам Мамай вез пузатый саквояж Савелия Николаевича, в котором находился полный и новейший инструментарий для вскрытия несгораемых шкафов и сейфов.

Казань показалась Якиму уменьшенным слепком с Москвы. Те же монастыри и церкви, только пониже колокольнями и потоньше стенами, те же пыльные мощеные улицы, правда, короче и у+же, те же купеческие особняки с магазинами-лавками на первых этажах, только выбор товаров хлипче и приказчики менее наглы. Да и голосами будут пожиже.

Остановились они в нумерах «Франция» на Воскресенской улице, кажется, самой главной в городе. Там же, только в нумере люкс, то бишь, с ванной и телефоном, жил Савелий Николаевич с супругой, замечательно красивой и вообще необыкновенной женщиной.

Он увидел знаменитого медвежатника близко на следующий день, когда Родионов пришел в их нумер. Это был человек чуть выше среднего роста и чуть старше средних лет, с серебряным налетом седины на висках и с глазами цвета стали. От него веяло силой и неукротимой волей, а цепкий взгляд, попеременно останавливающийся на членах команды Мамая, казалось, залезал каждому внутрь и рассматривал там то, что они сами никогда бы не показали постороннему человеку. Словом, если бы такой человек шел вам навстречу по узкой тропинке, вы, не задумываясь, первым уступили бы ему дорогу.

Разговор пошел о деле. Оказалось, Савелий Николаевич играл роль старшего фининспектора Наркомата финансов из Москвы, уже побывал в банке и осмотрел хранилище золота.

– Этих ящиков там сотни, – объявил он. – А еще мешки с золотыми монетами, которые мы можем вынести все до единого, золотые полосы и бруски, сложенные просто штабелем, как дрова. Зрелище, скажу я вам, весьма и весьма впечатляющее. Признаюсь, видеть подобного мне не приходилось. А за время своей… деятельности разного добра я повидал немало.