Владимир Колычев - Ледяная месть Страница 14

— Плевать я хотел на твою Лизу!

— Да? И зачем я только про нее Добронравовой сказал? Слушай, а она не из-за этого взбесилась?

— Кто взбесился?

— Ну, Любовь твоя Алексеевна. Я как сказал, что ты на Лизу запал, так она пятнами пошла.

— В смысле, пятнами? — разволновался Сбитнев.

— Ну, ты вот покраснел, и она покраснела…

— Кто покраснел?!

— Ты покраснел. Сколько тебе лет?

— Неважно!

— Семнадцать? Восемнадцать?

— Двадцать три!

— У-у, совсем большой! Только она еще больше. Сколько ей, сорок, пятьдесят?

— Тридцать четыре.

— Ну, совсем еще молодая. По сравнению с пятидесятилетней. Но если сравнивать с тобой…

— А ты не сравнивай. Это не твоего ума дело!

— Слушай, а почему она разозлилась, когда про Лизу узнала? И разозлилась, и краснеть начала. Я так понимаю, она к тебе неровно дышит? С молодыми не получается, так ты с теми, кому за тридцать?

— Заткнись!

Какое-то время я молчал, нагнетая напряжение, а потом с холодной злостью спросил:

— Ты это кому сказал?

— Тебе, — дрогнувшим голосом отозвался мент. Нет, он не испугался меня, но понял, что перегнул палку.

— Я тебе кум, сват, брат?

— Еще раз скажешь про Любовь Алексеевну в таком тоне, убью!

Сильное заявление. И я должен был отнестись к нему уважительно. Похоже, у парня действительно чувства к своему патрону. Да и она, похоже, к нему неравнодушна. И еще ревнует его. Мстительно ревнует…

— Любовь-морковь?

— Не твое дело.

— Почему не мое? Любовь твоя Алексеевна тебя со злости ко мне подсунула. Это она тебе за Лизу отомстила.

— Тебе не все равно?

— Так ведь и ты злишься. А злость — плохой помощник в работе.

— Не тебе меня учить!

— Да что ты такое говоришь?

Я вроде как шутливо и совсем не сильно ткнул парня кулаком в плечо. Он резко развернулся ко мне, чтобы ударить в ответ на полном серьезе, но я одной рукой вцепился в руль, а другой блокировал его плечо.

— На дорогу смотри!

Эх, если бы Миша знал, сколько я проделал незаметных для него движений, пока успокаивал его. Сейчас узнает.

— И пистолет при себе держи! — Я протянул ему его табельный «макаров», который «выбил» у него из кобуры под курткой.

— Что это?

Сначала он ошалело похлопал правой рукой по левому боку, затем конвульсивно выхватил у меня пистолет.

— Ловкость рук и никакого мошенничества. Избито, но актуально.

— Разве ты щипач?

— От скуки на все руки…

Непосвященному человеку кажется, что это очень трудно, с помощью одних только рук избавить жертву от бумажника. На самом деле это невероятно трудно. Для этого нужно научить руки жить своей жизнью. Здесь действует принцип сороконожки, которая не сможет идти, если вдруг задумается, в каком порядке перемещать ноги. Так же и с руками. Сначала нужно придать пальцам чувствительность и особую подвижность, чтобы они научились жить сами по себе, затем их нужно снова подчинить себе, а то ведь своевольничать начнут, под монастырь подведут. Мои пальцы не безобразничают и делают лишь то, что я им велю. Навел их на пистолет Сбитнева, и они его мне подали на блюдечке с голубой каемочкой.

— Больше так не делай.

— Ну а вдруг Любовь твоя Алексеевна потребует от меня твое сердце? А я могу… Ты даже не заметишь…

— Не потребует.

— А мне кажется, ты ей нравишься.

— Правда? — Глазами глупого, сопливого юнца посмотрел на меня Миша.

— Вот когда она прикажет вырвать у тебя сердце, тогда точно скажу. А если серьезно, то учись, пока я жив. Пока жив… Что там насчет Скопова слышно? Добронравова с ним разговаривала?

— Да, звонила ему, сказала, что ты не убивал.

— А он что?

— Пообещал, что не тронет тебя…

— Жаль. Мне хотелось бы с ним поговорить…

Миша вопросительно посмотрел на меня, не понимая, в шутку я это сказал или всерьез. Как будто я сам это мог понять. С одной стороны, неприятности с братвой мне вовсе не нужны, а с другой — Сбитнев мог бы мне помочь. Вдруг он знает что-то такое, что может вывести меня на убийцу… Но ведь с ним работает Добронравова. К тому же он и сам хочет найти убийцу своей дочери.

— Не надо с ним говорить, дурной он сейчас, ничего не хочет понимать.

— Но ты же сказал, что он обещал меня не трогать.

— Ну, обещал. Только выполнит ли свое обещание? Говорю же, дурной он, неадекватный. Но Любовь Алексеевна говорит, что он в чувство приходит, уже легче с ним говорить.

— Крутой мужик… И тот, кто заказывал его дочь, должен был понимать, с кем ему придется иметь дело.

— Так, может, заказывали только Светозарова? Может, его жена под горячую руку попала? Хотя рука там холодная была, — вслух подумал Сбитнев. — Профи работал…

— Как он в дом попал?

Добронравова рассказала мне в общих чертах, как убивали Светозаровых. Убийца незаметно проник в дом, застрелил Настю, двумя выстрелами покончил спящего Диму, после чего спокойно убрался.

— Ну как… — пожал плечами Сбитнев. — Через балкон залез, тихонько выставил стекло…

— Светозаровы дома в это время были, сигнализация была отключена, — заметил я.

— Скорее всего, так и было…

— А собака? Там такой волкодав! Почему пес его не тронул?

— Вопрос. Если бы не было Воротникова, можно было бы подумать, что кто-то свой стрелял. Но тут, скорее всего, заказ был, киллер работал…

— Но почему собака его не тронула?

— Есть версия, что он ее прикормил.

— И у меня такая версия, — кивнул я.

— Там особняк по соседству достраивается. Пятый год уже достраивается, а все никак… Охраны там нет, киллер через этот участок ушел. Оттуда он и собаку мог прикармливать…

— И это продолжалось не один день. Может, киллер здесь, в недостроенном особняке жил? — предположил я.

— Может, и жил, — согласился Сбитнев. — Только следов не оставил…

— Совсем не оставил?

— Шаг у него легкий. Очень легкий. Никаких примятостей на траве не осталось. Сухо было, подошва чистая, на балконе следов нет. И в доме ничего. А в особняке цементная пыль была, вот там свежий отпечаток остался, только не факт, что киллера.

— А чей?

— Ну, мало ли чей. Может, женщина какая-то заходила.

— Почему женщина?

— Потому что тридцать седьмой размер обуви.

— Правильно, потому и шаг легкий, если женщина… А из поселка как киллер ушел?

— Предположительно через забор. Его видеокамера засекла. Он мимо дома проходил, а там система видеонаблюдения. На нем была куртка с капюшоном. Лицо снизу наполовину закрыто воротником, сверху капюшон, так что лица не разглядеть.

— А рост, телосложение?

— Ну, примерно твоего роста. Худощавого телосложения.

— Может, все-таки я?

— Нет, ты в это время в такси ехал. И у твоего друга алиби, он в это время с девушкой был.

— Кешу-то зачем дергать? Он здесь точно ни при чем.

— А ты?

— У тебя есть сомнения?

— Ну, на то я и служу в уголовном розыске, чтобы сомневаться.

— И Любовь твоя Алексеевна сомневается? Если тебя снова ко мне приставили, то лучше сразу скажи. Хотя и так ясно.

— Что тебе ясно?

— Не верите вы мне… Ну да ладно, мне бояться нечего. Присматривай за мной, только в душу ко мне лезть не пытайся, а то вдруг оттуда что-нибудь прилетит да прямо в лоб.

— Это угроза?

— Давай на дорогу лучше смотри.

Не хотел я работать под ментовским присмотром, но выбора у меня не было. Или на воле со Сбитневым мучиться, или без него, но в изоляторе.

Глава 9

Брови нахмурены, переносица наморщена, глаза суровые, губы плотно сжаты, телефонная трубка возле уха… Так примерно должен выглядеть ответственный работник, возмущенный самоуправством несознательных граждан.

Горничная Бурунова открыла мне дверь, но я на нее даже не взглянул, грозно говоря в трубку несуществующему собеседнику:

— Десять минималок за самовольную врезку! Десять, и никаких гвоздей! А если подадут в суд, скажи, что без штанов останутся…

— Мужчина, ау! — воззвала ко мне служанка.

Только тогда я посмотрел на нее, властным движением руки требуя секунду подождать.

— Тут у меня еще самовольщики на очереди, сейчас разберусь, позвоню! — бросил в молчащую трубку и сунул телефон в карман пиджака.

Девушка открыла дверь в просторный тамбур на две квартиры, но пускать меня через порог не собиралась.

— Здравствуйте, я из управы, отдел инженерных коммуникаций. Мы получили сигнал, что вы переключили на себя все отопление с нижних этажей.

Даже после этой тирады девушка не захотела меня пропустить в дом, но дверь открыла шире, и я смог рассмотреть ее темное платье с белым фартуком. Не самое короткое платье, но и далеко не длинное. Белые гольфы, изящные тапочки на каблуке, мелкая химическая завивка на светлых волосах, большие глаза в обрамлении пышных длинных ресниц, маленький носик, пухлые губки с розовым перламутром на них. Полная грудь с переходом на талию, широкие бедра, ноги длинные, сильные… Лиза гораздо более изящная и утонченная, но и эта девушка смотрелась не менее аппетитно. С Лизой Костя Бурунов мог строить планы на будущее, а с этой — просто хорошо проводить время в паузах между работой, за хорошие премиальные. Если человек тяготеет к изысканным деликатесам, это вовсе не значит, что он будет воротить нос от сдобной булочки с вологодским маслом…